– О тебе мало известно, поскольку ты долгое время был непубличной персоной. Как ты ушел из прессы? Сразу после ухода из KyivWeekly?

– Где-то год я продержался на должности главреда Kyiv Weekly у Юлии Михайловны Литвиновой, что вообще-то достижение по срокам – так долго с ней никто не работал. Наверное, потому что я просто занял жесткую позицию своего коллектива, но через год мне перестало быть комфортно на этом месте. По окончании работы с Литвиновой я решил уехать на месяц в отпуск, и практически за несколько дней до отъезда мне позвонили из приемной Александра Ткаченко. Мы встретились с ним и обсудили только родившийся проект «Гроші» – программы-расследования об экономике и бизнесе. Признаться, я даже не поинтересовался, почему программой предложили заниматься именно мне, да и позже мы это не обсуждали. Тогда, на встрече, меня попросили написать концепцию этой программы. Я все написал, сдал и уехал в отпуск. После этого мне позвонили и сказали, что концепт устраивает, возвращайтесь, набирайте команду и выходите на работу.

– Говорили, что у тебя в Weekly была фантастическая зарплата.

– Вовсе нет – я зарабатывал пять тысяч долларов, что для меня не фантастическая сумма. Я пришел в прессу, в «Экономические известия», в 2004 году, а уже через год был спецкором и зарабатывал три тысячи долларов. В тот момент эта газета принадлежала Тигипко и только создавалась. Даже компьютеров в офисе не было. Примерно через год Тигипко объединил активы с Ивановым-Малявиным, которому принадлежали «Контракты», и тогда Олег Иванцов стал главным редактором «Экономических известий» (потом этих главных редакторов у меня было пять или шесть).

Когда в 2008 году владельцем газеты стал Сергей Тарута, сложилась интересная ситуация. Этот актив у него был записан на Алчевский металлургический комбинат «ИСД», и собственником газеты, грубо говоря, был Алчевский комбинат. Металлурги не очень понимали, зачем им эта газета и как ей платить. И несмотря на рост цен на руду, платили ужасно. К тому моменту у меня была зарплата четыре тысячи долларов с копейками, но платили, как в коммунистическом аду: то смолы нет, то гвоздей, зато в конце месяца и то и другое в избытке. Так что три месяца иногда сидишь без зарплаты, а потом сразу получаешь 12–15 тысяч долларов. Это было прикольно.

– В конверте?

– Конечно! Вообще в медиасекторе большинство зарплат в конверте. Кроме телеканала «1+1», где у меня официальная зарплата.

– Ты частный предприниматель?

– Боже упаси! Я уже был частным предпринимателем. Когда в Weekly, например, работал, я был чепээшником, и мне платили за какие-то услуги по исследованию «громадьскої думки».

– То есть от Таруты ты ушел к конкуренту – Гайдуку?

- Да. Литвинова, несмотря на своеобразность своего характера и присущую ей какую-то не очень комфортную в работе манеру, достаточно харизматична и убедительна. И несмотря на сложность наших взаимоотношений, я ей даже благодарен – работа в Weekly была хорошей школой, в том числе и общения с менеджерами и сотрудниками холдинга (тоже весьма своеобразными людьми). Когда Литвинова приглашала меня на работу, гарантировала выплату зарплаты день в день, и предложила мне, уже работавшему в деловой прессе пятый год, интересный проект: попробовать себя в немного другом амплуа, заняться микроменеджментом (в Weekly работали пять или шесть человек). Так что мне пришлось отвечать чуть больше, чем только за свою статью. Поэтому я согласился – деньги для меня и тогда, и сейчас не являются приоритетом. Я с 18 лет занимаюсь бизнесом, и когда в 23 года пришел в «Экономические известия», у меня уже было несколько помещений по городу, которые я сдавал в аренду.

– А начал с чего?

– Как Чичваркин – с торговли мобильными телефонами. В 18 лет брат моего близкого друга торговал ими на Кардачах и привлек нас.

– Ты учился тогда в техникуме?

- У меня три образования: я окончил техникум, Институт пищевых технологий по специальности «бухгалтер и аудит», и КПИ как «инженер-электрик».

– То есть, в случае чего, проводку ты поменять можешь?

– Ой, и не только проводку. Когда я пришел в журналистику, уже почти шесть лет занимался бизнесом – к тому моменту у меня были свои магазины, которые торговали теми же мобильными телефонами. И когда мне предложили как начинающему журналисту зарплату в триста баксов, она не была принципиальной, так как за месяц я зарабатывал около полутора тысяч долларов от сдачи в аренду помещений и с магазинов.

– Так зачем ты пошел в журналистику?

– Во-первых, коллектив, который окружает тебя в этой ситуации, грубо говоря, не очень интеллигентен. Общение с барыгами, продавцами мобильных телефонов, ментами, людьми из санэпидемстанций, пожарными, и т. д. меня, мягко скажем, не радовало: свои деньги я зарабатывал, но удовольствия от этого было мало. А во-вторых, мне стало неинтересно заниматься бизнесом: я уже его построил, все работало хорошо, деньги шли, но в целом понимал, что это занятие становится бесперспективным. Рынок начал загибаться, слишком много людей стали заниматься тем же самым, и я решил вкладывать деньги в недвижимость. Полностью вышел из товарного бизнеса и на пассивном арендном доходе уже неплохо себя чувствовал. В тот момент даже не думал, что у меня что-то получится с журналистикой, просто решил: почему бы не попробовать вот это? Я человек увлекающийся.

– Мог бы попробовать йогой заниматься.

– Не мое. Медленные движения – это точно не мое.

– Байком...

- У меня он есть, а также несколько спортивных машин. Я с двадцати лет увлекаюсь автоспортом, но не люблю об этом рассказывать.

– В «Грошах» на «1+1» ты креативный продюсер. Почему не шеф-редактор?

– Я же до этого не работал на телевидении, и быть шеф-редактором, не понимая процесса, невозможно. Когда я пришел, Ткаченко познакомил меня с руководителем департамента журналистских проектов Максимом Шиленко и еще пригласили Максима Сухенко, который стал шеф-редактором проекта «Гроші» – так сформировалась команда, которая трудится до сих пор.

Поначалу мне было странно работать после прессы: когда я занимался разработкой темы, я называл это «насколько можно опошлить тему для донесения потребителю». Но теперь справляюсь отлично – приобрел новые навыки, так сказать (смеется).

– Значит, Шиленко – твой непосредственный начальник, а ты – креативный продюсер «Грошей»?

– Не только «Грошей» – еще «Украинских сенсаций» и «Секретных материалов». Ответственность за конечный результат «Грошей» несет Максим Сухенко, но я несу ответственность за «Гроші» в формате разработки темы и являюсь ведущим проекта. Моя задача – частично работа с коллективом и работа с темами на момент их разработки: подбор героев, ходы, раскрытие.

– Вы уволили парня, который взял графику «Наших грошей» для вашего сюжета на ту же тему?

– Из «Грошей» – да.

– А куда взяли? 

– Я его забрал к себе в «Секретные материалы». У меня такой подход к людям: нужно искать молодые таланты, а работать со звездами – не мой путь. Стараюсь приглашать интересных людей, даже если они абсолютно не в формате программы, но если у них есть нестандартный взгляд на темы. Из них получаются неплохие специалисты. А тот парень – интересный.

– Может быть, парень и интересный, но с коллегами-то нехорошо получилось. И вас подвел...

– Ему двадцать лет. Подставить в таком возрасте – не такой большой грех. Я это переживу.  И я вижу, что пользы от развития этого сотрудника как журналиста больше, чем вреда, который он нанесет моей репутации в данном конкретном микрослучае. Дизайнера мы сразу уволили, потому что ответственность была и на нем тоже – он взял эту графику, рассмотрел и слегка переделал. 

Я этот сюжет не видел (все просматривать технически не успеваю), но когда бегло пересмотрел его, информация мне показалась интересной и адекватной. Где он ее взял – не знаю. Мы часто пользуемся другими источниками, например, прессой, и стараемся сослаться на нее (лично для меня это внутренне комфортно – ссылаться на источники). То же самое прошу делать и своих ребят, если они берут у кого-то цитату или кусочек видео. В «Сенсациях» у меня обычно так и делается (конечно, если это не пожар и мы не успеваем даже протитровать кого-то).

– Почему после ухода Жана Новосельцева стать ведущим проекта предложили именно тебе?

– Я вообще никогда не стремился стать ведущим. На каком-то моменте у нас была очень активная борьба за то, кто будет ведущим: приходили с других каналов, наши ребята ходили на кастинги, а я занимался свои делом.

Еще после ухода Дейнеки я пробовался чисто для себя. Как можно о чем-то говорить, если ты не был в этой шкуре и не знаешь, как бы себя вел? Так что просто приехал в студию и попросил: можно и меня попробовать? Написал и наговорил пару подводок, посмотрел на себя – и понял, что это точно не мое. Поэтому, когда ушел Жан, я даже не ходил на новый кастинг.

А подводки для ведущих и так всегда писал – это моя часть работы: не писать за ведущих, конечно, а посмотреть и подкорректировать. У нас никогда не было ведущих «говорящих голов», которые двух слов написать не могут. Просто с Дейнекой работы было чуть больше, с Жаном – меньше: из наших ведущих он больше всех писал подводок самостоятельно, и я практически никогда не лез к нему в тексты, потому что у человека есть свой подход. Редактирование также никогда не происходило в конфликтном режиме, то есть у меня никогда не было подобных ситуаций ни с Жаном, ни с Олегом. К Новосельцеву хорошо отношусь, и это взаимно.

– Несмотря на конфликт, связанный с его уходом?

– У него же никогда не было ко мне претензий, равно как и у меня к нему. В общем, я занимался подводками и темами, а потом произошел смешной случай с LifeNews, который попросил комментарий. Они позвонили, когда я как раз был в супермаркете (за едой ходил), и я говорю: да-да, сейчас приду в редакцию и поговорим. Ну и поговорили.

А после этого мне позвонил Максим Шиленко и предложил пройти кастинг. Я? На кастинг? Ты шутишь? Все-таки сходил и все почему-то решили, что ведущим должен быть я. Вот так это произошло. Но я никогда я к этому не стремился.

– Теперь положение обязывает тебя носить костюмы, вести себя хорошо, держать форму...

– Форму я и до этого держал, и костюмы носил, так что особого дискомфорта не испытываю по этому поводу.

– «Секретные материалы» ты тоже вел?

– Нет, был такой выпуск, который я вел, но мы просто экспериментировали. Программа тогда перешла на «2+2». Долго размышляли, не перейти ли снова на «1+1», потому что наш еженедельник дает очень неплохие цифры. Но сейчас уже все устаканилось, так что «Секретные материалы» выходят на «2+2», а их ведущая – Каролина Ашион.

– А тот выпуск по «Укртранснафте», который ты вел, – заказ начальства?

– Назвать это заказом начальства нельзя, потому что тема активно обсуждалась в медиа и там есть что рассказать.

– Тебя не смущает, что в программе не была представлена точка зрения другой стороны, а лишь те, кто представлял точку зрения Коломойского, и нет тех, кто говорил бы от лица государства, правительства?

– Ну, мы же не единственный телеканал в стране. У них была возможность обо всем этом сказать много раз, впрочем, я так и не услышал какой-то четкой позиции по этому вопросу, особенно Яценюка

– Можно же было спросить?

- А ты думаешь, мы не спрашивали, не писали запросы? Если есть вопросы по поводу того, что мы не соблюли какие-то журналистские стандарты, то у меня имеются зафиксированные отправленные запросы и полученные ответы о том, что они не готовы комментировать. И запросы в Кабмин были отправлены, и на пресс-конференции Демчишина мы задавали вопросы, и запросы Демчишину на интервью тоже оправили. Так что нам было интересно мнение другой стороны. Но что мы могли сделать, если они не ответили? В этом плане моя совесть чиста.

– Почему вы взяли Ашион?

– А почему нет?

– Не хочу показаться сексистской, но она девушка, и к тому же ведет развлекательные проекты.

– Во-первых, у нас не так уж много ведущих с определенным амплуа, и зритель недолго помнит об этих амплуа. Во-вторых, Каролина очень профессионально подает информацию, с ней комфортно работать, она интересный человек. Это все вписывается в нашу концепцию «интересные люди делают интересные вещи».

– Так ведь канал мужской, и программа должна вписывается еще и в концепцию мужского канала.

– А что еще нужно мужчинам, как не девушка-ведущая? Еще один мужик? Им же не пиво с ней пить.

– Поговорим об «Украинских сенсациях» и о том, как можно опошлить тему. Я посмотрела, скажем, выпуск о том, как отвратительно жить в России. Не смущает ли тебя, в прошлом серьезного журналиста, занятого ужасно скучной, с моей точки зрения, банковской темой, излишняя «желтизна» проекта?

- Давай посмотрим на это с другой сточки зрения: не телевизор же делает зрителя, а зритель – телевизор.

– Это вечное оправдание всех телевизионщиков, которые гоняются за рейтингом.

– Нет, это факт. Мы же видим это на базе своих исследований, рейтингов, фокус-групп.

– Тогда все претензии к российской пропаганде, которые ты предъявлял в том числе каналу LifeNews, должны быть отставлены в сторону: это заказ зрителя, и пропагандисты его выполняют. То есть россияне хотят этот ад – и они его получают?

– В России? Да.

– Тогда зачем ты их послал, а не дал комментарий?

– Надо все-таки по-другому расставить акценты.

– Расставь, пожалуйста.

– Смотри, ты можешь не хотеть, придя на банкет, выпить первую рюмку. Но все вокруг будут говорить тебе: «Выпей, выпей, тебе станет лучше». И после первой рюмки ты уже не можешь остановиться – это тот момент, когда тебя «подсадили на иглу». То же самое и с телевидением: тот первичный посыл, безусловно, рожден не из потребностей зрителя.

– Так зачем вы намеренно «портите» публику, подсаживая их на «желтые» и скандальные шоу?

– Ну почему портим? Почему это желтизна?

– Вот я посмотрела программу и узнала, что в России жить ужасно. Хотя можно отъехать от Киева на 20 километров – и там тоже будет ужасно, та же нищета и безысходность.

– Вот если бы мы сказали, что у них плохо, а у нас тут все отлично – тогда могли бы быть претензии. А я считаю, что это просто репортаж. И репортаж неплохой.

– А в чем смысл этого репортажа для украинских зрителей?

– Если посмотреть центральное российское телевидение, ты увидишь яркую картинку о прекрасной жизни. И если ты возьмешь человека, который живет перед телевизором как в «Нашей Раше», то это примитивная и обсмеянная ситуация, распространяющаяся на всю страну: люди живут в ужасных условиях, но при этом смотрят телевизор, который для них формирует выдуманную реальность. Это для них отдушина. Так что эта программа – наш ответ на то, как выглядит в телевизоре Россия.

– А если брать целый формат, например, те же «Украинские сенсации» – почему они поданы как скандал и сенсация?

– Потому что чаще всего это именно скандал и сенсация. Потому что у нас любая тема так простроена.

– Ты видел программу «Схемы» на Первом национальном?

– Моя точка зрения как телевизионного продюсера такова: они очень интересно разбирают темы, но как они их подают – это абсолютно ужасно.

– Может, как раз надо попробовать снижать градус?

– Я не спорю, в принципе. Но мы с тобой находимся в немного другой ситуации, нежели зрители: больше знания, больше опыта, больше информации. И ты сейчас хочешь предложить им модель, подходящую для тебя, но она не работает с другими зрителями. Они по-другому мыслят, это вообще другой мир, его не переделаешь.

– Продолжая твою метафору о первой рюмке водки, хочу напомнить, что люди уже перестают пить, принимать наркотики и ведут здоровый образ жизни.

– Единицы. Остальные продолжаю жить так же, как и жили.

– То есть ты это делаешь исключительно ради рейтинга, чтобы побольше людей смотрели?

– Если им будет неинтересно, они не станут смотреть. А мне интересно нащупать ту тональность, тот язык, на котором им будет интересно смотреть передачу.

– Этот язык, кстати, довольно часто раздражает аудиторию, особенно ту, которая воспитывалась в Совке и пережила 23 года независимости Украины.

– Например, чем?

– Вот вы показываете этой аудитории то, как плохо жить в России. А они сидят перед телевизором и возмущаются: «Что вы нам тут показываете? Тоже мне, ужас! Мы что, не жили в Антраците?» Не хочу обидеть жителей Антрацита, можно назвать любой город. И вот – раздражение и конфликт.

– Да. Но они все равно будут это смотреть. Главное, чтобы это не вызывало отвращения, а раздражение – может. У тебя и у меня, и у всех зрителей есть темы, которые вызывают чувство дискомфорта. Но я все равно буду смотреть то, что меня раздражает, если это интересно. Вот этим проектом мы попадаем в такую историю. И жизнь показывает, что зрители остаются, даже если внутренне со многим не соглашаются. Но мы же показываем правду, это же не постановочные съемки.

Если говорить конкретно об этой программе, то мы хотели показать, что Россия тратит колоссальные деньги на войну с Украиной, при этом абсолютно забывая о таких пусть частных, но проблемах, которые освещены в программе.

– Наша страна тоже тратит огромные деньги на войну, при этом вообще ничего не решая, как мне кажется.

– О нашей стране отдельный разговор. Но не Украина выступает страной-агрессором, и не Украина показывает по ТВ совершенно радужную картинку. При этом надо помнить, что всю это картинку формирует государство, в отличие от нашей страны, где ситуация прямо противоположная, и у нас все оно в частных руках.

– Очевидно, что это не делает ситуацию лучше – зачастую каналы являются трансляторами позиций собственников.

– Я не являюсь человеком, который отвечает за информационную политику страны.

– У нас информационной политикой занимается Стець.

– То есть никто. И, соответственно, я не могу говорить о том, почему так происходит и как можно влиять на эту ситуацию. Но думаю, что для начала нужно полностью изменить ситуацию в стране. И как только все влиятельные группы перестанут быть определяющими для политики в целом, ситуация изменится и в телевизоре. Потому что сейчас это выглядит так, словно в телевизоре у нас три или четыре олигарха, а в стране их как бы и нет. Но ведь надо признать, что страна разделена на сферы влияния олигархического капитала – и оттуда все проецируется на все: бизнес, политику, контроль над территорией и так далее. Телевизор – это частный случай. Как только в Украине поменяется ситуация – поменяется и в телевизоре.

– Просто надо посидеть и подождать?

– Повторюсь: не изменив ситуацию в стране, невозможно изменить что-либо в микромире телевидения. А ты знаешь, сколько лет в Европе менялся строй с феодального на текущий?

– Триста лет примерно.

– Да, триста лет. А мы ждем, что все измениться за двадцать четыре года.

– Я надеюсь, что процессы ускорились.

– Ну, вот мы знаем один пример быстрого и радикального преобразования: Совок в начале своего существования зачистил все и всех, и на пустом месте довольно быстро выстроил новую систему. Но мы не можем так поступить. Страна при этом пронизана коррупцией – во власти, в медиа, везде. Эти люди не в силах отказаться от денег. Это я могу в любой момент уволиться – и все равно буду чувствовать себя очень хорошо. А многие ведь не могут или не собираются.

– Ты остался владельцем недвижимости?

– Да. Еще и приумножил ее во время первого кризиса, теперь снова кризис... Так что если я больше не захочу заниматься тем, чем сейчас занимаюсь, я могу не волноваться о своем будущем.

– Едва ли не первое твое появление на ТВ было в 2013 году, когда ты критиковал закон регионалов о налоге на роскошь. Прошло два года, и в Украине приняли гораздо более жесткую систему налогообложения. Ты при этом являешься человеком, который верит в перспективы это страны?

– Являюсь. Перспективы у этой страны, безусловно, есть. Сейчас просто сложная ситуация  в выстраивании системы. Ее частично демонтировали приблизительно таким образом: предположим, что у твоих соседей был притон, ты туда зашел, дал всем по физиономии, они разбежались, но хозяин квартиры остался тем же, и к нему через день пришли новые алкоголики. Так же и у нас – ничего не изменится до тех пор, пока система не демонтирована, есть возможность воровать огромные деньги и существует низкий уровень образования населения, которое не может контролировать эту власть, пока есть высокий уровень социальной поддержки со стороны государства. 

– Вот тут тарифы подняли, соцвыплаты урезали – ты должен радоваться.

– Не то чтобы я радовался. Просто в такой ситуации люди чаще станут задавать вопросы: «Где мои бабки и на что они идут?»

Вот ты говоришь, что людям не нужны желтые сенсации. А я говорю, что люди хотят это смотреть. Когда я пришел на «1+1», первые свои выпуски «Грошей» делал в жанре серьезных расследований – хотел докопаться, объяснить. Например, рассказывал, как воруют на газе, точнее, как списывают газ, якобы поставленный в больших объемах потребителям, у которых нет счетчика, и перепродают предприятиям по $400. Кому это интересно? Никому. Идет ТСН с долей двадцать и потом – мы с долей в разы меньшей. А теперь – больше 15. При этом мы все равно рассказываем те же вещи, просто в другом формате.

Если ты пытаешься образовывать людей с помощью телевидения, это социальная миссия, а не бизнес. Медиа – бизнес, как ни крути. Конечно, это не отменяет социальную миссию проекта – она есть в концепции, но в том числе это и борьба за смотрение. И, естественно, формат подачи информации мы подстраиваем под зрителя.

– Какая социальная миссия у твоего проекта?

– Она есть в приветствии программы: борьба с коррупцией и чиновничьим произволом.

– Почему тогда у тебя претензии к коллегам по социальной миссии, я имею в виду Лещенко и Найема, о которых ты высказался в одной из программ?

– Какие претензии?

– Обвинил их в том, что они занимаются только темой «Укрнафты» и больше ничем.

– А чем они занимаются, кроме этой темы?

– Видела публикации о Левочкине, например.

– Да ладно. Вот, скажем, предприятия Фирташа должны девять миллиардов за газ, но для них эти долги не существуют. Найди хоть одну статью Лещенко или Найема в «Украинской правде» о Григоришине. Вот найдешь – тогда и поговорим.

– Может, они считают так же, как и ты: в этой стране много журналистов и СМИ, есть кому заняться этой темой. А они пока своей занимаются.

– Что-то вы как-то потерялись в ситуации – они же вообще не журналисты уже давно! Если человек приходит в депутаты и занимается темой коррупции в энергетической сфере. Но как они определяют тему?

– Не знаю. Может, тоже выбрали скандальную тему, как и вы.

– Они заняты не скандальной, а конкретной темой – использование законных методов эксплуатации государственных ресурсов. Еще раз подчеркну – законных. А есть незаконные, просто кража. Так что важнее?

– То есть теперь они должны заняться другой темой – и ты сразу же посчитаешь их объективными журналистами?

– К журналистике они уже никогда не будут иметь отношения – будучи депутатом, невозможно вернуться в журналистику. Но на момент, когда они были журналистами, я их считал объективными и как к журналистам не имел к ним никаких претензий.

– А сейчас ты считаешь, что они лоббируют чьи-то интересы?

– Я свечку не держал. Но впечатление такое создается.

– В последнее время ты вступил в конфликт со многими людьми. Я с удивлением наблюдала за твоим диалогом с Аленой Притулой, которую ты фактически обвинил в том, что она не заинтересована в расследовании смерти Гонгадзе.

– Я ни в чем ее не обвинял, а всего лишь спросил, чем занимались бывшие журналисты «Украинской правды» (под логотипом которой написано «создана Георгием Гонгадзе в 2000 году») на ланче Пинчука, и почему фактически исполняли там роль конферансье? Вопрос был к ним, а не Притуле.

Еще раз напоминаю, что люди работали в «УП» и, по идее, должны быть заинтересованы в раскрытии убийства Гонгадзе. Так что они делают на ланче у Пинчука?

– И какое отношение к делу Гонгадзе имеет ланч у Пинчука?

– Как это не имеет? Послушай пленки – там Пинчук приходит к Кучме и рассказывает, как решать вопросы. Как все произошло в середине 1990-х? Был себе такой президент – да, все платили, все было «как положено», – но не было систематизации коррупции. Это при Януковиче была выстроена идеальная система–вертикалочка: никто мимо не проходит, все несут «наверх». А когда Леонид Данилович только пришел, было не так. И только когда господин Пинчук «вышел замуж» за дочь президента, он пришел и сказал, мол, извините, папа, вы упускаете очень много денег. И система начала кристаллизоваться.

– Допустим, что все это так. Но какое отношение вся эта история имеет, с твоей точки зрения, к убийству Гонгадзе?

– Деньги Пинчука – это деньги Кучмы. И это деньги, в том числе, на которые был «заказан» Гонгадзе.

– Это все предположения.  Ты же знаешь, сколько в прессе обсуждается наличие, якобы,  неких криминальных моментов  в прошлом владельца холдинга «1+1».  Но ты же не увольняешься с его канала?

– Если появятся пленки, которые это могли бы доказать, я уволюсь. Если там будет сказано «я хочу, чтобы его убили» – не вопрос, уволюсь.

– Но что-то подобное говорил, якобы, Кучма, если мне не изменяет память, а не Пинчук.

– По твоей логике, если завтра Саша Янукович, который тоже вроде как ни при чем, будет проводить пресс-завтраки в Москве, то я буду к нему ездить? Да не буду! И это то же самое.

Пинчук – это, грубо говоря, фронтирующая сторона, и все его деньги – это деньги, заработанные Кучмой или Пинчуком с помощью Кучмы.

– Суда над заказчиками убийства Гонгадзе нет, доказательств нет…

– Поэтому мы эту тему и поднимали в одной из программ. И пока не будет осужден Кучма, Янукович,  любой, кто нарушал или нарушает законы -  ничего не изменится в стране.

 Фото - Максима Лисового