Распознавание пропаганды и языка ненависти
Сложно переводить население на позиции аналитиков. У населения нет на это ни времени, ни желания, ни соответствующих знаний и навыков. Тем более, что, как считает Бернейс, манипуляция общественным мнением столь же многообразна, как и сама жизнь. То есть не может быть и единого пути противодействия.
Потребитель информации вообще чувствует себя гораздо комфортнее, когда на него не перекладываются дискуссионные моменты или вообще роль еретика, тем более, когда рассматриваемая проблема не входит в круг его особых интересов. Он просто принимает подачу информации как данность.
Пропаганда 2.0 как новый тип пропаганды, который реализуется не в кино и литературе, как раньше, а в новостных потоках, мы можем описать как использование другого полюса для ее создания. Если в стандарте новости тяготеют к полюсу отражения физического мира, то пропаганда 2.0 стремится в информационном потоке отразить мир виртуальный, который она сама и создает. Правда, при этом она убеждает всех, что отражает именно мир физичский.
При этом новости в норме могут допускать и альтернативную точку зрения, поскольку за ними не стоит жесткая виртуальная данность. Когда же мы имеем дело с пропагандой 2.0 там не может быть альтернативного подхода, поскольку для нее отнюдь не главной является отражение именно физической реальности.
Мы можем отобразить эти два вида пропаганды в следующем виде:
Новости в норме |
Отражение физической реальности |
Новости в пропаганде 2.0 |
Отражение виртуальной реальности |
Советский опыт, которого не имеет молодое поколение, научил потребителей искусству чтения «между строк». Интенсивность повтора месседжей также является приметой активного управления информационным потоком. Завышение эмоционального накала почти всегда также будет примером прихода пропагандиста, если перед нами не спортивные состязания.
Пропаганда 2.0 делается так, чтобы скрыть свой пропагандистский характер. Но определенный инструментарий для ее распознавания возможен, поскольку все равно такая пропаганда выстраивается по определенным приемам, которым можно и нужно обучать население.То есть первым шагом может быть перевод населения на мета-уровень, в рамках уже существующих подходов к медиаграмотности или медиаобучению.
Например, если мы посмотрим на определенные правила, сформулированные Лассвелом из опыта первой мировой войны, то следует признать их действенность и сегодня. Они таковы:
- переносите вину за войну на врага,
- акцентируйте единство и победу во имя истории и сакральных целей,
- формулируйте четкие цели войны,
- усиливайте веру людей в то, что враг несет ответственность за войну примерами порочности врага,
- заставьте население поверить, что неблагоприятные новости являются вражеской ложью,
- сопровождайте все это ужасными историями.
Как видим, все эти наблюдения в основном столь же действенны сегодня, как и много-много десятелетий назад.
Бернейс, процитировав эти три правила Лассвела, добавил три своих собственных требования под три разных типа аудитории:
- усиливать моральное единство своей собственной страны,
- ослаблять мораль врага,
- выигрывать в области поддержки нейтральных стран.
Второй пункт - это проверка фактов по альтернативным источникам. Однако население не очень любит проверять в принципе. Это совет только для активной прослойки этого населения. Более того, пропаганда часто базируется на правдивых фактах, она только усиливает нужные для себя характеристики и преуменьшает ненужные. Эллюль пишет, что содержание пропаганды стремится быть фактическим. Опираясь на факты, она пытается вводить в заблуждение на более высоком уровне обработки информации.
Третий. Липпман считал, что пропаганде для эффективности нужно иметь цензурирование. Так что если о каком-то факте умалчивают, а значимость его веска, это может служить доказательством его правдивости.
Четвертый. Поскольку мы доверяем конкретным спикерам по своему прошлому опыта, этот же метод доверия может быть использован и для оценки новых ситуаций.
Пятый. Доверяйте авторитетным нейтральным источникам. Например, в советское время все слушали BBC, рассматривая эту радиостанцию как источник заслуживающий доверия.
Шестой. Хорошим признаком является отсутствие эмоциональных перекосов в освещении. Когда же они присутствуют, градус спора завышен, есть вариант того, что перед нами пропагандистский материал.
Седьмой. У каждого из нас часто бывают свои собственные свидетели событий. Это могут быть родственники, знакомые родственников, очень часто их свидетельства отличаются от того, как трактуют события СМИ. И это отклонение также нужно фиксировать.
Восьмой. Внезапное начало и окончание информационной кампании (или ее четких этапов). Вход и выход из кампании происходит стремительно, поскольку подчиняется не информационным, а совершенно иным законам.
Девятый. Наличие на телеэкране ограниченного числа спикеров, которых зовут все телеканалы также выдает специально организованную информационную кампанию.
Десятый. Язык ненависти никогда не может быть языком объективного изложения фактов. Поэтому использование негатива, особенно по отношению к целой стране, этнической группе сразу должны сигнализировать о пропагандистских целях.
Современными исследователями ненависть трактуется как экстремальные негативные чувства и представления к группе или конкретным представителям группы. Ненависть проявляется в языке и действиях.
К. Берк относит к искусству лидера создание из разнообразных врагов врага одного типа. Еще он отмечает достоинство по праву рождения (арийская раса), символическое возрожение, географическую материализацию (Мюнхен), объединенный голос, создание козлов отпущения, коммерческое использование (убирая евреев, возродится арийская экономика). Берк замечает: «Эффективность гитлеризма - это эффективность единого голоса, проводимого через тотальную организацию».
Все это достаточно тонкие наблюдения над нацистской пропагандой. Причем множество из этих пунктов выстроены так, чтобы потребитель информации ощутил «выгодность» для себя, если он примет подобную точку зрения.
Исследователи языка ненависти на коммерческом радио выделили следующие четыре типа искажений:
- фальшивые факты,
- неадекватная аргументация (например, сюда попало неправильное представление позиции оппонента),
- разделяющий язык («мы против них»),
- дегуманизирующие метафоры (например, вызывающие понятие врага, криминала, коррупции зла и под.).
Пропаганда 2.0 прячет свои «корни» очень глубоко, поэтому доказательство ее манипулятивного характерна затруднено. Еще сложнее обстоит дело и в том случае, когда идет бесконечное ее повторение. Политические психологи считают, что в этом случае нельзя ее просто опровергать, все это уже введено в массовое сознание намертво, можно только выстраивать рядом альтернативную версию.
Есть тесты, обучающие журналистов распозновать язык ненависти, чтобы не давать его на распространения. В одном из таких тестов - пять пунктов:
- статус говорящего: когда языком ненависти говорят непубличные люди, это может быть проигнорировано;
- распространенность речи: частная беседа не может принести такого вреда, как распространение языка ненависти в медиа мейнстриме;
- цели речи: кто может стать жертвами такой речи;
- содержание и форма речи: журналист должен спросить себя, не является ли эта речь опасной;
- экономическая, социальная и политическая обстановка: если она напряженная, то следует избегать усиления напряженности, можно упомянуть о речи, но без прямых цитат из нее.
Сюда можно добавить еще один фактор: один сегмент населения может быть сдержан, а другой может взорваться от такого языка ненависти. К примеру, Н. Сноу отмечает, что США, думая, что говорят с арабской улицей, на самом деле держит перед собой англоязычный сегмент арабского населения. Кстати, такое «отклонение» свойственно всем: от пропагандистов и рекламистов до спичрайтеров. Все это происходит, когда они ориентуируются на самого себя как на свою аудиторию. Настоящая же аудитория всегда будет другой.
Язык ненависти в целом не является манипулятивным языком. Он ничего не скрывает, а атакует своего оппонента, часто делая это напрямую. И в этом его серьезная опасность, поскольку он включает эмоциональные реакции максимальной мощности. А они всегда автоматичны со стороны аудитории, поэтому хорошо прогнозируемы создателями таких кампаний.
Пропаганда всегда будет «раздражать» потребителя, поскольку:
а) ее производит государство, а население всегда относится с подозрением к коммуникациям такого рода,
б) пропаганда борется с альтернативностью, ее надо принимать целиком,
в) пропаганда, особенно в ситуациях конфликта, начинает удерживать мир в терминах «мы» или «они», что соответствует самой важной реакции «свой/чужой», которая встроена в человека с самых давних времен.
Пропаганда задает координаты нашего мира. Она всеми силами пытается удержать нужную модель этого мира. Именно это объясняет то, что у немцев, например, психологическая война именовалась войной мировоззрений (см., например, книгу К. Симпсона).
Достаточно сложный и продуманный характер нацистской пропаганды вообще мало изучен (см. изложение некоторых принципов в книге Р. Марлина, р. 120 - 121). Немцы активно, к примеру, занимались слухами, фиксируя их продвижение по стране. Кстати, слухами занимались и англичане, которые имели тоже достачно разработанные пропагандистские правила во время второй мировой войны и потом в период войны холодной (Lashmar P., Oliver J., Britain’s secret propaganda war).
В ней в довоенное время принимала участие и Э. Ноэль-Нойман, широко известная своей теорией спирали молчания. Когда ее пригласили для чтения лекций в США, разгорелся скандал. Это было вызвано фактами ее сотрудничества с нацистским режимом. В ответ она отрицала, что была членом нацистской партии, но признавала, что писала статьи и была руководителем низового уровня нацистской студенческой организации. Во время войны с 1940 по 1942 она редактировала и писала для еженедельника Das Reich, которолируемого Геббельсом. Она вспоминала: «Я написала а статью о Рузвельте, которую Геббельс счел позитивной, поэтому он остановил печать и заменил мою статью на рассказ о «Лесах и озерах Шлезвиг-Гольштейна».
Отвечая на обвинения, Ноэль-Нойман сказала: «На мою исследовательскую работу повлияла травма моей юности. Это был опыт жизни вне свободы, что делало область изучения общественного мнения столь увлекательной для меня». Кстати, эти ее слова подсказывают нам, что понимание спирали молчания пришло к ней именно во времена нацистского режима, поскольку человек тогда молчал в условиях единодушия окружающих.
В пятидесятые Ноэль-Нойман визу в США не получила, но потом когда политика сменилась с анти-фашистской на анти-коммунистическую она приехала в США в девяностые. При этом написавший о ней монографию Й. Бекер все же считает следующее по поводу ее деятельности после 1945 г.:
- опираясь на свои старые связи, она создала частный Институт исследования общественного мнения,
- ряд социал-дарвинистских и нацистких идей из ее диссертации 1940 г. перекочевали в ее книгу о спирали молчания.
Кстати, в поиске материалов о Ноэль-Нойман Й. Бекер нашел материалы о том, что актер Хорст Таппер, известный нам по роли инспектора Деррика в одноименном телесериале, служил в Waffen-SS, о чем поведал журнал Spiegel.
Л. Дуб проанализировал достаточно подробно принципы пропаганды Геббельса в статье 1950 г. Это почти два десятка принципов с очень детальными пояснениями. И сделал он это на базе анализа дневников Геббельса.
Однако это опыт работы в закрытых информационных средах. Германия, как и СССР, жила в условиях закрытости от чужих информационных потоков. Современные государства работают в открытых информационных средах, примером чего может служить Интернет. «Стоимость» входа в социальные сети столь мала, что позволяет это сделать каждому.
Поскольку государство является главным игроком на пропагандистской ниве, то негосударственные пропагандистские потоки всегда будут намного слабее. Это может быть как контрполитика, так и контркультура, альтернативные доминирующим (некоторые примеры см. в «Voice of your blood: nationalist discourses in black metal» и «From Wewelsburg to project Monarch: anatomy of a fringe violence conspiracy», где раскрывается проявление нацистской тематики в современной контркультуре). Молодежная контркультура шестидесятых может трактоваться и как контрход со стороны государственной машины, которая таким образом перенаправила протестные отношения из политики в культуру. Молодежь реализовывала свою протестность, но в более безопасном для государства месте.
Пропаганда - это в первую очередь точка зрения государства (см., например, анализ интереса фонда Рокфеллера к исследованиям в области внутренней пропаганды, а также другие работы по анализу внутренней пропаганды). Никто иной не пытается вводить общую модель мира для достижения стабилизации социосистемы. Пропаганда становится еще более интенсивной в период конфликта, поскольку это время требует коррекции имеющейся модели мира.
Пропаганда всегда мутирует, чтобы сохранить свою действенность. Она обязательно будет захватывать новые информационные пространства, как только они будут появляться. Подобный процесс произошел с социальными сетями, порожденными интернетом. Сначала их освоил бизнес, а затем и пропаганда.
Сегодня существенно возросла зависимость власти от населения, по крайней мере, власть моделирует именно это ощущение. Но возросли до недосягаемых прежде высот и способы социального управления, где на первое место вышла коммуникация.
Ж. Эллюль отмечал: «Сегодня факт — это то, что переведено в слова или представления; очень немногие люди могут непосредственно испытывать на себе то, что оказалось переработанным и приняло характер общезначимости, поэтому фактом является то, что передано широкому кругу людей средствами коммуникации, и то, чему был придан определенный оттенок, не обязательно воспринимавшийся очевидцами события. Все эти черты соединены вместе и конституируют те абстрактные факты, на которых строится общественное мнение».
Мы видим, что изменилось даже понимание факта, поскольку фактом становится не то, что произошло, а то, о чем рассказали. А рассказ всегда делается с учетом того фрейма, в который этот факт помещается коммуникатором.
Пропаганда индустриального типа, когда миллионы людей одномоментно получают нужные пропагандистам сообщения, является изобретением двадцатого века. Массовое общество массового потребления автоматически породило массовую пропаганду. И массовый человек готов ее потреблять.