Стратегический контент представляет собой ту национальную матрицу, которая стоит за множеством конкретных реализаций в национальном информационном или виртуальном продукте каждой из стран. Мы воспользовались термином «стратегический контент», взяв его из киберстратегии Министерства обороны США, хотя там он означает нечто другое — стратегические цели или задачи.

Иным возможным термином является «базовый нарратив» (master-narrative), который также имеет множество реализаций при сохранении единства, заданного ним. Интересно, что Дж. Лакофф в своем понимании фрейма также разграничивает глубинные и поверхностные фреймы [Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. — New York, 2009; Lakoff G. Don't think of an elephant. Know your values and frame the debate. — White River Junction, 2004]. То есть речь идет об идеальной, квази-идеологической конструкции, стоящей на более высоком уровне абстракции, чем ее конкретные реализации в виде виртуальных и информационных объектов.

В чем разница между информационными (например, новости) и виртуальными объектами (например, телесериал, видеоигра или бестселлер)? Мы можем предложить ряд различий, которые помогут нам увидеть разную силу воздейстия этих продуктов на массовое сознание.

Во-первых, они отличаются как продукт кратковременно живущий, например, новость, которая завтра сменится другой, так и долгоживущий, как роман. Частично это связано с тем, что новость находится в конкурентном поле времени: сегодняшняя новость о каком-то объекте легко вытеснит вчерашнюю как устаревшую. Роман как пример виртуального объекта не имеет конкурентов в плане существования, в виртуальном поле места гораздо больше, там каждый объект может найти свое пристанище. Физические объекты, которые отражают информационные, вообще имеют соотношение «один объект — одно место». Мы можем привести пример с памятником, на определенном месте может стоять только один памятник, другой оказывается невозможным даже поблизости. Новости, повествуя о разных объектах, могут стоять рядом, то есть информационное пространство имеет больше измерений.

Во-вторых, есть еще одно отличие, опираясь на которое можно понять первое разграничение. Новость жестко завязана на отражение реальности, чего нет в случае виртуального объекта, который может заниматься вообще альтернативными реальностями, как это бывает, например, в фантастической литературе.

Кстати, занятия альтернативной реальностью тоже очень важны, здесь уместна как пример тема российско-украинского конфликта, поднятая задолго до его начала именно в фантастике [см. тут и тут].

В-третьих, виртуальный объект трактуется как развлекательный, то есть новость всегда будет «серьезнее» любого виртуального объекта. Виртуальность из-за развлекательности и позволяет проникать в массовое сознание без сопротивления, что как раз является ее сильной стороной. Зритель может отвернуться от новостей, но он никогда не откажется от виртуальности.

В-четвертых, в случае информационного объекта основную нагрузку несет отсылка на реальность. В случае виртуального — отсылка на виртуальность. Этим мы хотим подчеркнуть, что информационные объекты будут конкурировать по разности объектов описания, в то время как виртуальные — по разности особенностей текста и стиля.

В-пятых, информационный объект в виде новости стремится к полюсу бесплатности, виртуальные объекты — к полюсу платности. Могут быть разные варианты, но в целом такая тенденция присутствует. Общество и государство стараются охватить как можно больше людей своими новостями, потому что там в явной форме акцентирована их точка зрения. Виртуальные объекты могут делать это не прямо, а только косвенно.

В-шестых, мы для этого разграничения можем воспользоваться взглядами С. Эйзенштейна на искусство, который трактовал его как чувственное мышление, а не как рациональное. Примером полного торжества чувственного мышления для него были магические и ритуальные практики [Эйзенштейн С. Метод. — Т. 1. — М., 2002. — С. 184]. Приоритет чувственного мышления тогда будет у виртуальных объектов, а рационального — у информационных.

И новость, и роман всегда будут базироваться на определенной стратегической матрице, отражающей национальное видение мира, его ценности, его идеалы. Такой стратегический контент всегда варится в бульоне массовой культуры, а не создается искусственно. К примеру, Ельцин поручал Г. Сатарову разработать вариант «российской мечты», но из этого ничего не вышло (см. некоторые данные о Сатарове здесь и здесь).

Без такой стратегической матрицы правильной направленности постсоветское пространство обречено на поражение. К примеру, вот как видит эту проблему, которую еще можно назвать запаздыванием с разработкой смыслов, Д. Дондурей: «Гайдар и его команда знали, где в семи-восьми местах следует обрезать экономику социализма. Но не понимали — я говорил об этом с Егором Тимуровичем, — что любые экономические реформы обречены без трансформации культурной модели социализма в сознании всех акторов действующей Системы. Протофеодальная культурная матрица, в конечном счете, их трансформирует, приспособит и с помощью разного рода имитаций вовлечет в свои недра. Одурачит и перекодирует. Я уже говорил о том, что действует выдающаяся и очень устойчивая по своему потенциалу смысловая платформа управления нашей жизнью». И еще: «Производство современного мира давно переместилось в виртуальную вселенную, где главное вовсе не добыча нефти или продажа металлов, а изготовление массовых представлений о происходящем».

Кстати, очень резко о роли Гайдара высказался М. Полторанин: «Гайдар — это марионетка. Он сам выбрал для себя эту роль». Но это всего лишь примечание к нашим рассуждениям.

Есть еще один важный параметр, касающийся как информационных, так и виртуальных объектов, поскольку и те, и другие производятся индустриально в больших количествах. Это массовый продукт, в отличие от, например, произведения искусства, которое существует в одном экземпляре. Если не массовость, то знание ему несет музей, где он может находиться, или тиражирование в других формах — например, открыток или альбомов.

М. Чве заявил о ритуалах (Chwe M. S.-Y. Rational ritual: culture, coordination and common knowledge. — Princeton, 2013. Кстати, эта его книга попала в число тех, которые рекомендует М. Цукерберг), что они формируют общее знание, а не индивидуальное. Эта ситуация описывается словами: что я знаю, что они знают. Публичные церемонии создают контент за счет сближения власти и сакрального. Интересно также его интервью по поводу его последней книги [тут и тут], первую главу которой можно увидеть в сети . Книга называется «Джейн Остин, специалист по теории  игр». Он говорит о романистке Джейн Остин, что она не была математиком, но была специалистом по теории игр, у которой были стратегические прорывы, выходящие за пределы современных социальных наук. До этого он анализировал с точки зрения теории игр и Шекспира. Кстати, и книга должна была называться «Народная теория игр», поскольку он хотел осветить в ней людей, которые используют теорию игр, не будучи в ней специалистами (см. список его работ на его же сайте).

Про книгу Чве о ритуалах Цукерберг говорит, обосновывая свой выбор: «Эта книга о концепции "общего знания" и о том, что люди понимают мир не только по тому, что они лично знают, но и по тому, что они знают, что другие люди знают, а также на базе нашего разделяемого знания. Это важная идея для создания социальных медиа, поскольку мы часто сталкиваемся с компромиссами между созданием личного опыта для каждого индивида и порождения универсального опыта для каждого. Я надеюсь изучить это подробнее».

Но это же общее знание порождают не только ритуалы или соцсети, а и телевидение. В этом же и есть сила массовых коммуникаций, что одновременная выдача информации большому массиву людей сразу делает ее общим знанием.

Такое общее знание, несомненно, должно иметь стратегическую направленность, обладать стратегическим контентом. Однако этот стратегический контент может иметь по крайней мере четыре возможных направления. Он может подталкивать население к следующему:

— быть стабилизирующим, чем прямо и косвенно состояние социосистемы консервируется, но одновременно это является наиболее частотным использованием, к примеру, телевидения;

— быть прорывным, способствующим тому, чтобы население стремилось к переходу к новому состоянию социосистемы, новому технологическому укладу, например, советский фильм «Девять дней одного года» повернул школьников к поступлению на физические факультеты с тем, чтобы стать ядерными физиками;

— быть регрессивным, отправляя население к старому своему уровню, не выпуская его из него, что делает большинство телесериалов, поскольку не имеют других задач, кроме удержания зрителей у экранов;

— быть контрпродуктивым, в этом случае имеет место неадекватная «ломка» национальной картины мира, особенно когда это делается извне.

К примеру, если государство будет удерживать патриархальную стратегическую матрицу, в рамках которой государство существует как единственный игрок, страна не будет принимать и порождать инновации, поэтому она не будет конкурентной с точки зрения развития современной экономики.

Страна может иметь героев, оглядывающихся назад или смотрящих вперед. Для Украины такими героями должны быть Амосов и Глушков, а не бесконечный возврат к старым мотивам.

Даже старый текст в новом телеобличье может будить умы страны, а не выступать в роли передачи «Спокойной ночи, малыши». Примером этого могут служить два варианта экранизации Конан-Дойля: это британский телесериал «Шерлок» и американский «Элементарно». Мы явно видим, что они поставлены умными людьми и для умных людей. Кстати, как и «Хаус», который привораживал зрителей к экранам, хоть был построен на медицинской тематике.

Государство и общество пользуется всеми средствами, чтобы управлять большими массами. Они могут ухудшать условия жизни в одном регионе, в одном виде профессиональной деятельности, чтобы перевести людей в другой. Е. Гонтмахер говорит, к примеру, о безработице: «Безработица в современном мире — нечто другое. Это, в целом, успешное управление большими массами людей».

Единственной практикой продвижения новых идей сегодня (пока и к сожалению) являются переводы или ремейки чужого телекино. Но если они все равно делаются асистемно, вне понимания стратегической матрицы, то от этого нет никаких результатов. Телезритель сегодня почти не получает никакого интеллектуального продукта, который был даже в советское время, когда существовало большое число таких передач и одновременно все это поддерживалось мощной журнальной программой. Советский Союз занимался модернизацией страны, которая шла и на уровне СМИ, и на уровне науки и образования, а не только провозглашалась с трибун в речах.

Примером исключительно высокого уровня является Би-би-си, где даже новостной сайт имеет отдельный подраздел «Будущее». Фантастические фильмы типа «Доктор Кто», «Парк юрского периода» или «Торчвуд», будучи развлекательными, несут массу информации, «раскрывающей» ум зрителя всему новому. Это особенно касается документальных фильмов Би-би-си.

Наиболее успешные российские телесериалы являются ремейками американских. Это «Воронины», это «Моя прекрасная няня», где няня из Бруклина превратилась в няню из Мариуполя. И это мировая тенденция. Телесериал «Родина» является ремейком американского сериала, который сам является ремейком израильского оригинала. Так и «Карточный домик» является ремейком британского варианта.

В принципе, любые сериалы «подгоняются» под интересы массовой аудитории. К примеру, каждый американский фильм обязательно несет в себе любовную историю [Михеева Л. Реификация романтической любви и новые паттерны интимности в современном ситкоме («Как я встретил вашу маму») // Логос. —2013. — № 3]. Однако в нем, кроме эмоций, должно быть что-то для интеллекта. Пока мы не видим этого на своих телеэкранах. Там происходит резкое занижение интеллектуальности продукта, что особенно видно в популярных жанрах — юморе и телесериалах.

Стратегический контент сегодня направлен на регресс массового сознания. Никто не пытается поднимать его на новый уровень. Принята концепция, что зритель должен отдохнуть и «забыться», и при этом не дай бог, он о чем-то будет думать. Тут же эксплуатируются и самые простые, почти биологические реакции.

Упомянутый выше Дондурей не видит разработок в этой сфере: «Вот либерально мыслящие публицисты говорят: "Ну, это пропаганда". Вообще-то "пропаганда" — это всего лишь продвижение каких-то программ — любых. Просто так принято, удобно обозначать официальные интерпретации происходящего, чтобы не заниматься проектированием системы. Я не слышал, что где-то появились группы экспертов — пусть и сверхзасекреченные, — которые занимаются разработкой альтернатив культурной перезагрузки. Она, судя по всему, не планируется. Поэтому будем продолжать жить с чуточку модернизированными представлениями 30-х годов прошлого века. Будет тот президент или этот — сохранятся все те же смысловые конструкты, которые я готов хотя бы частично назвать. Речь идет о сверхценностях, которые предписывается сохранить любой ценой».

Интересно посмотреть, как решаются подобные проблемы в бизнесе, где тоже возникла проблема менеджмента стратегических представлений [Foss N.J. Strategic belief management // Strategic Organization. — 2007. —  Vol. 5. — N 3]. Автор цитирует пример из книги Чве по поводу рекламы в трансляции Суперкубка. Большинство американских семей знают, что другие тоже смотрят эту рекламу. Там есть реклама таких продуктов, как спортивная обувь Nike и Reebok, компьютера Macintosh. С помощью этой рекламы возникает координация действий потребителей, которые знают, что данный продукт будет также и у других благодаря наличию общего знания.

Информационная безопасность страны покоится не только и не столько на информационных продуктах, она скорее ими поддерживается. Информационная безопасность страны с помощью влияния на массовое сознание создается во многом виртуальными продуктами, которые несут национальную картину мира, которая должна ориентироваться не только напрошлое, но и существенным образом осуществлять «подталкивание» к будущему. Виртуальный продукт имеет тот же потенциал для информационной атаки или защиты, как и продукт информационный. Отсутствие его или переход на чужие виртуальные продукты делают страну беззащитной.