Технический и гуманитарный виды информационной войны

Дезинформация становится опасной, когда она производится и распространяется индустриально. Одиночный информационный всплеск не имеет никакого значения, если его не подхватывают медиа. Но это случайный процесс, дезинформация же является процессом системным, где все, включая распространение, просчитывается наперед. Нет смысла начинать, если ты не просчитываешь пути выигрыша.

Если разделять информационную войну на техническую и гуманитарную, то можно увидеть противоположные интересы и цели. Техническая информационная война ориентирована на вход в чужие информационные ресурсы, имея главной целью получение чужой информации. Гуманитарная информационная война, наоборот, ориентирована на распространение своей информации. Иногда техническая информационная война может размещать свою информацию, например, вирус в информационном сегменте противника. Но этот сегмент несопоставимо мал, если сравнивать с публичным информационным пространством, на которое нацелена гуманитарная информационная война.

Техническая информационная война в случае работы по распространению скорее ориентирована на сознание одного человека — того, кто принимает решение. Она может вводить неверную информацию в чужую систему, чтобы в результате склонить противника или оппонента к неверному решению. Гуманитарная информационная война ориентирована на массовое сознание. Кстати, именно поэтому соцмедиа оказались удобным ресурсом, поскольку нигде больше нельзя найти такой объем людей, реагирующих одновременно.

Модель рупора для распространения фейков

Соцмедиа характеризуются одиночным входом информации и массовым выходом. Это модель рупора в отличие от модели воронки. При этом соцмедиа также обладают механизмом самораспространения сообщения. Фейковые новости, поскольку они основаны на негативной информации, распространяются в соцмедиа особенно хорошо, в несколько раз быстрее позитива. То есть удачно сконструированное сообщение, подобранное под конкретную информационную группу из соцмедиа, обязательно получает отклик у аудитории и соответствующее распространение.

Константин Сивков справедливо акцентирует в этом плане использование ресурсов противника: «Важная особенность — широкое использование ресурса противной стороны. Воздействием на информационную систему противника на основе принципов рефлексивного управления реально добиться желаемых действий с его стороны. В жизни подобное часто именуют провокацией. Однако это нормальная и весьма эффективная практика информационной войны. Аналогичный подход применяется к нейтральным и даже дружественным организациям, извещать их о привлечении к подобным операциям нежелательно. Поэтому в общем случае в понятие “система информационной войны” следует включать не только собственные силы, но и взаимодействующие, нейтральные и даже определенные структуры противника, которые предполагается использовать в своих интересах на основе передачи ему подготовленной информации нужного направления».

Мир заполонила фейковая информация, поскольку интернет в механизме соцсетей дал право на голос каждому, имеющему аккаунт. В традиционных медиа писали профессиональные журналисты и была ответственность за достоверность. Ни того, ни другого нет у человека в пижаме, распространяющего чужое сообщение, исходящее от спрятанного в тени человека в галстуке.

Лидером по фейковым новостям оказалась Турция. 49 % опрошенных ответили, что они встречаются с фейковыми новостями, в то же время в Германии таких только 9 %. Вероятно, это связано с тем, что Турция все время находится в некой политической турбулентности. И эти сотрясения подрывают доверие к информации.

Интересно, что дезинформация сильнее волнует тех, у кого больший интерес к новостям и более низкий уровень доверия к ним. В частности, более 70 % жителей Испании и Южной Кореи считают, что правительство должно делать больше, чтобы облегчить разделение реальной и фейковой информацию в интернете. В Швеции приверженцев этого тезиса 48 %, в Дании — 43 %. И меньше всего сторонников вмешательства правительства в эту сферу — в США (41 %), что отражает, вероятно, приверженность первой поправке и свободе слова.

В результате мы получили странный тип пространства, порождаемый соцмедиа. С одной стороны, оно публичное на выходе и по возможности обсуждения. С другой — оно частное по индивидуальному входу и распространению через друзей и знакомых. Оно скорее похоже на механизм распространения анекдота или слуха, которые тоже имеют индивидуальный вход и передачу, но и таким способом охватывают большой объем аудитории. Индустриальный фейк отличается тем, что он встраивается в эту уже имеющуюся схему со стороны, для чего создаются фальшивые аккаунты.

Сорос и критики Фейсбука под ударом 

Тем временем Фейсбук сам использует «нехорошие» методы борьбы со своими критиками, для чего обратился в фирму Definers Public Affairs, у которой два офиса — в Вашингтоне и Сан-Франциско. Она специализируется как раз на работе с оппонентами.

Definers Public Affairs ориентирована на республиканцев, а пришла в вотчину демократов — Силиконовую долину. Официально она занимается тем, что у американцев называется OR — opposition research. Но реально это не столько исследования, как разработка кампаний по борьбе с противниками.

Definers работали просто и четко. С одной стороны, они распространили ряд негативных статей о Google и Apple, чтобы перевести внимание на других технических гигантов. Они печатали их на новостном сайте NTKNetwork.com, который на самом деле управлялся этой пиар-фирмой. Оттуда они часто перепечатывались известный консервативным сайтом Breitbart, связанным со Стивеном Бэнноном. С другой — они начали подавать Сороса как движущую силу групп, критикующих Фейсбук. Сороса привязали к движению «Анти-Фейсбук», призывая проверить финансирование групп, критикующих Фейсбук.

Р. Робинсон говорит об атаках на Сороса: «Этот нарратив имеет опасные антисемитские полутона о евреях, контролирующих мир. Он также направлен против черных, это представление, что наши стратегии, наши идеи, наше видение созданы каким-то кукловодом. То, что Фейсбук использовал правую фирму, чтобы это сказать, вызывает серьезное беспокойство».

Когда все это «засветилось» в New York Times, Фейсбук тут же разорвал с ними отношения. Один из сотрудников Definers Public Affairs Тим Миллер рассказал в интервью о своей работе такими словами: «Вам нужно выбрасывать позитивный контент о своей компании и негативный контент о конкуренте, регуляторе или группе активистов или инвесторах-активистах, которые бросают вам вызов». Как видим, в этой модели действий распространение негативной информации о противнике столь же важно, как и распространение позитива о себе. Правда, отрасль еще не доросла до того, чтобы рекламировать себя как поставщика негатива.

Сорос оказался под таким мощным обстрелом, поскольку, выступая на Всемирном экономическом форуме, он атаковал Фейсбук и Гугл, трактуя их как монополистические угрозы, у которых нет желания защищать общество от последствий их действий. И в результате сам получил ответ. Видимо, гиганты не любят, когда их критикуют.

Основы дезинформации

Сегодня мир приступил к более тщательному исследованию феномена фейков и дезинформации. Британское правительство вообще рекомендует не пользоваться термином «фейк», а все называть «дезинформацией».

Клэр Уордл предлагает в анализе информационной системы разграничивать три параметра:

- разные типы создаваемого и распространяемого контента,

- мотивации тех, кто создает контент,

- тип распространения контента.

Фил Ховард видит другие ключевые составляющие в этом процессе:

- big data, позволяющая работать с целевой аудиторией,

- платформы соцмедиа — Twitter, Facebook или WhatsApp,

- автономные игроки (боты и алгоритмы), которые усиливают распространение пропаганды.

По поводу России его мнение таково: «Думаю, что русские наиболее продвинутые. У них хорошо получаются пропагандистские кампании, разделяющие и поляризирующие культуры, где уже присутствует политическая поляризация. Поэтому в контексте Великобритании они активно работали по поводу шотландской независимости, а в США по поводу расовых проблем. Демократии особенно уязвимы, поскольку мы не пытаемся заставлять людей молчать и уважаем мнения людей».

Вся эта система строится на том, что люди верят информации. Фил Ховард видит причины этого в следующем: «Мы считаем себя искушенными потребителями новостей. Но большинство людей используют сокращенные когнитивные переходы, принимая политические решения. Они это делают, чтобы сберечь свое время. Еще — избирательная ориентация. Мы выбираем те источники информации, которые соответствуют нашим взглядам. Мы любим политиков, которым верили в прошлом. Это все определяет, как мы думаем: можно немного изменить этот путь, но даже это трудно. В идеальном мире мы увидим мало новостных историй с другой стороны политического спектра. У нас мало друзей, которые не согласны с нами, которые могут спорить с нами раз или два раза в месяц. А мы не хотим попадать в политические диспуты слишком часто».

Система для манипуляций

Машина поляризации, под действие которой мы все подпали, не дает возможности чужому мнению существовать рядом с нашим. Психологически мы всегда будем считать только наше мнение по-настоящему правильным. Нас раздражает, когда другие спорят с нашим мнением, не соглашаясь с ним. В ответ мы не столько спорим с чужой мыслью, как начинаем искать неадекватности в нашем оппоненте.

Существенным плюсом соцмедийного подхода является большая скорость охвата массовой аудитории. Причем сами люди, которых активируют, становятся нашими пропагандистами. А они уже со своими сообщениями попадают даже туда, куда никакие медиа не могут проникнуть. Плюс к этому их мнение идет не от нейтрального источника, а от дружественного к получателю отправителя. Это мнение своего человека, что резко завышает достоверность такого сообщения.

А дальше происходит социальный взрыв, потому что мы попадаем на «удобренную» поляризацией почву. Алексей Венедиктов говорит: «Появление соцсетей вывело с кухонь людей, которые привыкли сдерживаться в публичном пространстве и не сдерживаться у себя дома. Это случилось, это факт, и вы с ним бороться не можете, и поэтому действительно уровень агрессии фантастический и уровень отравления токсичностью людей этой агрессией фантастический».

При этом, увлекшись электронной сферой, мы забыли о старых проверенных методах. В Германии, к примеру, возникла дискуссия о финансировании их правой партии «Альтернатива для Германии», которое с регулярностью приходило из Швейцарии. А немцы ищут в этой цепочке исходный российский источник денег.

Фейсбук создал столько проблем, что справедливо в разных вариантах повторяется идея о невозможности его саморегуляции. Причинами этого становится следующее: «Российские операции влияния и вирусные фальшивые сообщения должны были быть предсказаны как последствия бизнес модели Фейсбука, которая основана на продаже рекламы на базе взаимодействия с потребителем. Фейсбук капитализировал личностную информацию, чтобы влиять на поведение своих пользователей, а затем продавать это влияние рекламодателем для прибыли. Это система, созревшая для манипуляции».

Сегодня вовсю возникают разные виды другого неполитического использования данных Фейсбука и других технических платформ. Одним из них стал Well-being project. Это и моделирование эмпатии в реакциях на новостные истории. Это и анализ общения в Твиттере пользователей по проблемах сердечных болезней. Это и анализ разговоров о событиях, которых не было в действительности. То есть разнообразие полное, а материал почти бесконечный.

Соцсети удерживают наше внимание и меняют наш мир

Бесконечные информационные потоки характерны для современного мира. Где бы вы ни спрятались, информация все равно найдет вас, причем в количестве большем, чем человек даже чисто физиологически в состоянии обработать. Поэтому он читает все меньше и меньше, а пропускает все больше и больше. И читает уже тоже условно, скользя по тексту, а большинство вообще не выходит за первую страницу, открытую на экране.

Отсюда и возникла новая задача для всех, кто связан с информацией, как заставить человека остановить внимание на тексте или сайте, когда он реально не хочет этого делать.

Наташа Шюлль, выпустившая книгу о том, как зависимость закладывается в дизайн, говорит: «Фейсбук, Твиттер и другие компании используют методы, сходные с игровой индустрией, чтобы удержать пользователей на своих сайтах. В онлайновой экономике доход зависит от продолжительного внимания потребителя, которое измеряется в кликах и проведенном времени». Она говорит о повторяющихся циклах неопределенности — ожидания — обратной связи, а вознаграждения достаточно, чтобы вы не уходили.

Шюлль говорит также об этой ситуации как о проблеме: «Если вы отключитесь, вас забросают маленькими сообщениями или предлагаемыми бонусами, чтобы получить ваше внимание и втянуть назад. Мы должны начать понимать затраты времени, проведенного в соцсетях. Это не просто игра — она воздействует на нас финансово, физически и эмоционально».

В другом своем интервью Шюлль напоминает об игровых автоматах: «Игровые автоматы сконструированы так, чтобы облегчить исчезновение из мира, уход от субъектности, игровая зависимость описывается как желание ухода от существования в миру и получения передышки от требований современной жизни, довлеющих над человеком — императивы точного времени, монетарной ценности, социального взаимодействия и самоуправления. Взаимодействие онлайновых игроков в покер с интерфейсом игры мотивируются страхами от тех же типов давления, но по разным причинам их реакцией становится не выход из игры, а ее продолжение, чтобы справиться со своими требованиями и задачами».

В случае соцмедиа возникает также и проблема определения достоверности текста. И тут все оказались равны. Даже студенты Стенфорда не способны этого сделать. Результаты анализа их способностей показали следующее: «Студенты могут больше фокусироваться на контенте социальных медиа, чем на их источниках. Несмотря на свободу обращения с социальными медиа, большинство студентов не знакомы с основными правилами проверки дигитальной информации».

Электронный мир влияет на наш мир даже визуально. Например, люди под влиянием Инстаграма стали чаще обращаться к пластическим хирургам. «Изменились и интерьеры ресторанов — все делается с оглядкой на то, как интерьер будет смотреться на фотографиях в Инстаграме. Журналист Джордж Рейнолдс отмечает, что рестораны теперь больше, чем раньше, заботятся о правильном освещении, о наличии розеток около столов, чтобы посетители могли зарядить свои гаджеты. Также они больше внимания уделяют зеркалам, стараются подобрать красивую плитку и обои — принимая в расчет то, насколько эффектным получится фото. Изменилась не только сама еда, но и обстановка, в которой мы едим — теперь во всем важен эстетический аспект».

В целом мы видим, что мир стал слишком быстро меняться, поэтому меняется и инструментарий воздействия. Мы каждый раз оказываемся в совершенно новом мире, к которому не готовы. Но коммуникаторы каждый раз подготовлены к новому лучше, чем население, которое обладает большей инерцией. Так что если раньше кричали: «Король умер. Да здравствует король!», то теперь следует кричать: «Мир умер. Да здравствует мир!».