Скажите, пожалуйста, что общего у вашего латвийского проекта «Медуза» с «Лентой»?

Ну, с прежней «Лентой» ориентация на новостную картину дня, и только. Мы даем те новости, без которых ваш день будет либо неполным, либо неинтересным. Вот и все.

Что, лучше, чем у «Ленты»?

Ой, на самом деле у нас все лучше! «Лента» была гигантским кораблем, а «Медуза» – это маленький кораблик. Мы очень быстро перестраиваемся. Мы имеем возможность не учитывать интересы, скажем, девяти крупных блоков, 70 редакторов, каждый из которых работает по-своему и с огромным штатом сотрудников. Мы можем все сделать в течение одного или двух-трех дней, то есть воплотить любую идею, которая пришла нам в голову.

Вам лично комфортнее работать с маленьким коллективом?

Даже не могу сказать. Вопрос здесь же не в комфорте. Конечно, некомфортно! У меня не было привычки сначала работать с очень небольшим коллективом и понимать, что заочно тратишь на ресурс. Но, как говорил наш довольно грубый директор по развитию в «Ленте-ру»: «Если одна женщина и пять трусов…» И вот ты стараешься надеть на одну женщину пять трусов – так, чтобы эта женщина не выглядела голой, да еще, кроме всего прочего, чтобы при этом выглядела элегантной. Ну такая нетривиальная задача.

Как вам это удается?

Как-то кроим! (Смеется.) На самом деле, конечно, работать некомфортно. Но нет же задачи сделать свою жизнь комфортной, есть задача – сделать хороший продукт. А комфорт уже потом.

Вам нравится тот продукт, который есть сейчас?

В целом да.

Что не нравится?

Не нравится несколько вещей. В частности, что мы двигаемся вперед не так быстро, как хотели бы. Это все технические процедуры, потому что, к сожалению, для того, чтобы написать код программистам, нужно определенное количество времени. И мы уже привыкли работать быстро, а хочется еще быстрее. Не нравится, что мы опаздываем с новостями и у нас довольно мало сил на новости. Не нравится, что очень, на мой взгляд, слабо отражена мировая политика. Потому что в России сейчас так много всего происходит (и основная наша аудитория – российская), что все наши обещания отражать мировую политику по максимуму на данном этапе уперлись в потолок наших возможностей. Потому что мы не имеем сил, чтобы адекватно освещать еще и мировую политику. А Россия в последнее время все больше и больше изолируется, и все больше российский читатель (складывается такое впечатление) отгораживается (или его отгораживают стеной) от нормальных мировых новостей. Потому что весь мир представлен только Обамой, только Меркель, только санкциями. И совершенно нет простых человеческих новостей, хороших технологических новостей (я имею в виду на крупных российских медийных ресурсах). И вообще, когда их читаешь, нет ощущения, что мир – большой, что там происходит очень много интересного.

Кто сегодня ваша аудитория? Вы больше ориентируетесь на российский рынок или же на западный?

Конечно, на российский! У меня нет задачи… То есть у меня есть задача немножечко показать западному читателю, что в России не только Russia Today и оттуда вещают не только Russia Today и федеральные каналы. Поэтому у нас есть англоязычная версия. А вообще, конечно, это люди, которые читают по-русски, интересуются новостями, связанными с Россией – в самой России, в странах ближнего зарубежья и там, где есть русскоязычная диаспора.

Насколько большая у вас сейчас аудитория?

Этот август, на удивление, тьфу-тьфу, – приличный. Мы не опускались ниже 250 000 в сутки. И это означает, что в августе мы сделаем, наверное, около 3 000 000 читателей.

«Известия.ру» написали, что ваш бюджет на 2015 год – полтора миллиона, но убытки за 2014-й составили в три раза больше, чем выручка. Насколько это правда?

Абсолютная правда! А как в бухгалтерском учете может быть неправда? Только «Известия» забыли сказать, что мы открылись 20 октября и отчет подан на 31-е декабря. Конечно, «Известиям» очень хочется в меня плюнуть, но если они мне покажут хотя бы один медийный проект, который через два месяца после запуска вышел на самоокупаемость, я буду аплодировать и могу даже съесть свой носовой платок!

За какой период времени окупилась «Лента», за какой срок, по вашим планам, должна окупиться «Медуза»?

Вообще, средний период окупаемости любых медийных проектов – от двух до пяти лет. Все зависит от конъюнктуры, удачи, условий, от идеи. Очень много факторов.

Вы являетесь собственником проекта. А кто ваши инвесторы?

Имена людей, которые дают нам деньги, я не раскрываю.

Почему?

Потому что (и я об этом говорила) это люди непубличные. И сохранение в тайне их имен было условием того, что они дают нам деньги.

Вы также закрыли «Твиттер».

Давно, еще в «Ленте».

Не думаете о том, чтобы снова его открыть?

Нет, не хочу. Я не люблю «Твиттер». Мне очень не нравится, что я не могу управлять своим аккаунтом. И очень мало времени для того, чтобы читать мнения обо мне неизвестных мне людей. У меня есть «Фейсбук», и там я придерживаюсь очень простого принципа: если мы с человеком знакомы лично (даже если один раз увиделись), я добавляю его в «друзья», если же я не знаю человека – не добавляю. И все! А чтобы получать комментарии от незнакомых людей, для этого есть почта на «Медузе». Так что если вы хотите что-то сказать о моей продукции – пожалуйста в почту. «Фейсбук» –это мое личное пространство, «Твиттер» – точно так же. Однако «Твиттер» для меня – это неприемлемый стиль общения. Я ненавижу, когда люди сокращают дистанцию до одной секунды. И, в общем, ко мне, женщине на шестом десятке, начинают обращаться: «Ну, Галь, ты молодец». Или еще какие-то глупости либо гадости. У меня в жизни и так очень много стресса, совершенно не хочется распыляться еще и на эту всю историю. 

Очень понравилась ваша история с Киселевым…

Он мне не звонил – мне позвонила шеф-редактор программы «Вести». К сожалению, в тот момент я была за рулем. Они готовят сюжет о нас и хотели бы получить от меня видеокомментарий, записать интервью. Ну я спросила: «Вы серьезно сейчас говорите?» А она отвечает: «Мы будем объективны». Говорю: «Вы и это сейчас всерьез?» – «Да». Я сказала: «Пожалуйста, никогда мне больше не звоните». Причем очень смешно, что, видимо, какие-то люди, которые знают Киселева или просто придерживаются других взглядов, тут же написали: «Вот, журналист боится давать интервью, а ему ставят «лайки». Даже здесь передергивают! Они не понимают, что испугать меня довольно трудно, а заставить делать то, что мне противно, в том числе и общаться с людьми, которые мне глубоко неприятны, – не может никто. Это не мой страх – это мое нежелание общаться с людьми, которые смеют называть себя «журналистами». 

Стандарты учат нас тому, что мы должны представлять другую точку зрения. Вместе с тем прокремлевские медиа сейчас создают новую фейковую реальность, которую выдают за «другую точку зрения». Как вы решаете этот вопрос? Эта фейковая реальность – вторая точка зрения или нет? 

Да я не решаю! У нас с ними разные задачи. Тут (в Риге. – Прим. авт.) на днях был «сход» молодых журналистов. Перед ними выступал телеведущий телеканала «Россия», который сказал: «Давайте вспомним времена Великой Отечественной войны, мы сейчас занимаемся «мобилизационной журналистикой», для победы хорошо все». Я очень условно передаю смысл. Но слова «мобилизационная журналистика» там прозвучали. Это чудовищно! Потому что они не журналисты – они чиновники, пиарщики на службе у государства. Поэтому у меня вообще нет задачи с ними как-то взаимодействовать или их осуждать. Они делают все возможное в рамках своей профессии, а эта профессия – не журналистика. Но это не моя профессия. Я никогда не работала пиарщиком, никогда не была государственным пропагандистом на зарплате. Пусть делают что хотят, но это не журналистика.

Вы сказали накануне, что вам удалось сохранить хорошие отношения с некоторыми российскими чиновниками. Каким образом?

Понимаете, в чем дело, российская политическая элита очень неоднородная. Как и все российское общество, как и украинское, и белорусское. Это не монолит. Они могут быть сколько угодно циничными, но они понимают, что нынешняя российская политика пока ни к чему хорошему не привела. Социально-политическая атмосфера в России – удушливая. Поэтому, даже работая на эту власть, некоторые дальновидные люди предпочитают не сжигать все мосты. Довольно много тех, кто понимает, что это – не их война, и поддерживают со многими отношения, в том числе и со мной. 

Правда, что «ВТБ-банк» и «Аэрофлот» хотят купить у вас рекламу?  

Уже купили! Почему нет? В рамках продвижения нового продукта они выкупают бронь на рекламу, в том числе и на «Медузе». Потому что «ВТБ» был в «Ленте», они размещались на ней, и «Аэрофлот» – тоже. На нас нет никакой черной метки. Мы не оголтелые, наоборот, для некоторых оппозиционных политиков мы – холодные и отстраненные. Иногда смеемся, иногда иронизируем, но никогда не встаем ни на чью сторону.

О каком размере сделки шла речь, если это не коммерческий секрет?

Я не знаю, я же не коммерческий директор. Расценки можно посмотреть на сайте. 

Шли разговоры, что финансировать «Медузу» якобы собирался Михайл Ходорковский.

Собирался да не собрался. Мы с ним разошлись во мнениях. Когда финализировали наши договоренности и появился некий документ, в котором были описаны наши права и обязанности, этот документ пошел вразрез с моими взглядами. 

Это цензура? 

Я не называю это цензурой. Просто господин Ходорковский хотел – и он этого не скрывал в конце – иметь полный контроль над изданием. А я не могла этого ему позволить, потому что изначальные мои договоренности и с редакцией, и с ним были другими. 

Если кто-то из российсих олигархов предложит вам финансировать проект, вы согласитесь?

Все зависит от процента. Если он будет миноритарен, может, и соглашусь. А контрольный пакет мы не отдадим. 

У вас есть корреспонденты в Украине? Спецкорреспонденты или фрилансеры, скажем? 

В этом нет нужды. Держать спецкорреспондента на зарплате, чтобы что? У меня нет такого ресурса. Есть специальный корреспондент в Москве. Проще купить ему билет. А фрилансеров я не люблю. Мы привыкли работать с корреспондентами, которым доверяем. 

В чем, по-вашему, та фишка, которая поможет не только продержаться «Медузе» на поверхности, но и стать успешной? 

Фишка в том, то мы не боимся новых форматов и подаем серьезные новости с несерьезным лицом. Например, рост цен на нефть. Это можно показать в игровой форме, а можно написать длинную нудную аналитику, которую никто не будет читать. То есть быстрые форматы реагирования на какие-либо новости – это, думаю, фишка.