Приход сетевого мира сохранил все имеющиеся социальные структуры, даже авторитаризм научился использовать новый инструментарий для самосохранения. И это естественно, поскольку креативность возникает даже у бюрократии, когда появляется вариант борьбы за выживание.

По мнению Маккиннон, при «сетевом авторитаризме», к которому она относит Китай, человек ощущает себя более свободным, чем в классическом авторитаризме, но здесь все равно нет гарантий индивидуальных прав и свобод [см. тут и MacKinnon R. China's "Networked Authoritarianism"// Journal of Democracy. — 2011. — Vol. 22. — N 2]. Сама Маккиннон делала эксперименты по размещению на 15 китайских ресурсах постов о родителях студентов, погибших на площади Тяньаньминь, или о столкновениях в далеком городе в западном Китае. Сайты в ответ использовали разные варианты цензуры. Иногда публикация блокировалась сразу, иногда она сохранялась как бы для последующей модерации, другие посты исчезали с сайтов через несколько часов после размещения.

Еще одним методом контроля становится локальное отключение интернета. Это использовала, например, после ареста оппозиционеров Турция. Хотя в начале того путча, наоборот, социальные медиа выступили против путчистов и стали одним из факторов, который привел к их разгрому. Например, трафик Твиттера вырос в 35 раз, когда пользователи разместили полмиллиона твитов против путчистов в период с полуночи до четырех утра [см. тут и Esen B. a.o. Turkey: how the coup failed // Journal of Democracy. — 2017. — Vol. 28. — N 1]. Мечети через громкоговорители стали передавать молитвы, несущие протест и мобилизацию, и видео этого появилось на Youtube, странным образом сочетая прошлое и настоящее.

Государство в ответ на индивидуальную активность граждан продуцирует свой тип активности, только уже индивидуально-массовой, когда граждане, оплачиваемые государством, начинают продвигать нужную точку зрения в сети. В России получили распространение такие государственные фабрики троллей [см. тут, тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут], в Китае это армия «пятидесятицентников», получающих за пост местный эквивалент 50 центов  [см. тут и тут]. При этом сами авторы исследования подчеркивают, что им не встретилась информация ни о том, что действительно платится пятьдесят центов, ни о том, что вообще есть плата. Одним из выводов этих исследований из Кембриджа стало то, что критика правительства и компартии разрешена, а цензура направлена на уменьшение вероятности коллективных действий. В целом цензура работает в трех направлениях: блокировка сайтов, блокировка из-за употребления запрещенных слов, ручная блокировка, которую нельзя легко обмануть с помощью иносказаний.

В целом же следует признать, что сильный игрок, которым является компартия, решил не бояться критики, понимая, что она при разумной на нее реакции позволяет улучшать ситуацию в стране. А коллективное насанкционированное действие всегда представляет опасность для любого государства, включая самые демократические.

Война, конфликт всегда заставляют быть более внимательным к своим коммуникациям. Возникает потребность не только в цензуре как типе обороны, но и в атаке. Атака разрушает потенциальные будущие действия противника.

Кстати, одной из первых включилась в контроль социальных медиа израильская армия, создав свою страницу в Фейсбуке 14 августа 2011 г. [см. тут, тут, тут, тут и тут]. Эта страница сразу же получила 90 тысяч последователей. Палестинская сторона также не менее активна в сети, например, она вылавливает номера мобильных телефонов израильских солдат, размещая в качестве контакта фото девушек [см. тут и тут]. В результате солдаты устанавливают приложения, которые могут контролировать их телефонные камеры и микрофоны.

Израильская армия производит большой объем информации во вне - 200-300 постов в месяц, израильтяне отметили свой десятитысячный твит, за четыре года было размещено 500 видео на YouTube. Они считают, что могут достичь 95 миллионов людей в мире, в Твиттере у них 230 тысяч последователей, а страница в Фейсбуке перешла через 380 тысяч лайков. Это английский вариант. Ближайший Твиттер противника имел 40 тысяч. Кстати, они считают, что фейковые новости надо обнаруживать в самое короткое время,  иначе они могут вирусно распространиться по интернету.

Сходные проблемы использования мобильных телефонов солдат есть и в армии США [см. тут  и тут]. Солдат учат отключать геолокацию в своих смартфонах, чтобы подобная информация не шла к противнику. То есть индивидуальные средства связи стали еще одним источником информации для атаки.

Одновременно на уровне военных институтов есть курсы и пособия по работе в социальных сетях (вот, например, одно из таких пособий). Здесь, например, говорится то, что часто подчеркивается и в  мирной жизни: «Временем использования социальных медиа и получения собственной аудитории не может быть середина кризиса. Лучше опираться на существующие медиаотношения. Если вы регулярно обновляли канал коммуникации до того, как появился кризис, то ваша аудитория знает, где ей найти информацию в онлайне. Чтобы получить доверие, следует присутствовать на социальных платформах даже до того, как кризис проявится. Большое число читающих вас не возникнет за ночь, будьте упорны и выполняйте свою стратегию в социальных медиа».

У американцев в головах есть четкая максима после Вьетнама, что война выигрывается не на полях сражений, а на поле медиа. И теперь появление новых типов медиа усложняет взаимоотношения армии и информационного пространства. Для продвижения собственного месседжа в онлайне есть соответствующее оборудование, позволяющее создавать фиктивных личностей. При этом по закону это разрешено делать только за пределами США, то есть речь идет о разговорах на арабском, фарси, урду и пушту. Военные также могут проводить анализ эмоций своей аудитории, чтобы обеспечить успешность пропагандистской кампании.

Социальные медиа ускоряют все процессы, в результате чего получатель информации теряет способность нормального реагирования. Социальные медиа переводят его на скоростное, то есть автоматическое реагирование, породить которое ему помогают подсказки.

Скорость интернета как бы полностью уничтожила защитные силы пользователей. Как отмечает Засурский: «Интернет так изменил структуру коммуникаций, что “личность” оказалась выбита из ее ядра. Скорость обмена сообщениями и информацией сегодня так высока, что люди не успевают индивидуализоваться, выработать свою личную точку зрения. Коммуникация приобрела волновую природу, в которой люди действуют как обезличенная сила. Действуют, как правило, на основе ошибочных или стихийных вводных, не связанных с научным знанием». Кстати, советник президента России Клименко предложил ввести ограничения в сфере Интернета, подобные китайским.

Если человек живет в хаотическом информационном мире, то политические ток-шоу выступают в роли подсказки, помогая потребителю информации получить интерпретацию события задолго до того, как он с ним столкнется. Благодаря такому варианту пропаганды событие всегда оказывается в определенном интерпретационном «коконе», что в результате делает реакцию потребителя автоматической.

Качкаева подчеркивает такие характеристики современных телеэкспертов: «Сегодня эксперты, выступающие в общественно-политических ток-шоу, на самом деле медийные люди, а не ученые и исследователи. Они проговаривают или даже “вбрасывают” то, что официальные лица при государственных должностях иногда не могут озвучивать открыто. Профессиональные эксперты либо дистанцируются от участия в зрелищных шоу, либо включены в “стоп-листы”, либо чувствуют дискомфорт от риторических боев с правилами в “одни ворота”.Главная задача подобных ток-шоу — поддержка информационного шума, где главное — эмоциональное напряжение, словесная агрессия, а не сомнения, логика и здравый смысл. Никто не вникает в причины, основания каких-либо явлений».

Мир сегодняшнего дня по своим реакциям воспринял многие элементы мира прошлого. Гадалки прогнозируют будущее, астрологи учат, как жить на следующей неделе. Мир наполнен фальшивыми новостями, которые все воспринимают как настоящие. В то же время информационное ускорение требует быстрых и точных реакций, которые могут принести информационную победу. Это и создает то, что можно обозначить как информационное напряжение современного мира, когда весь информационный поток начинает восприниматься как недостоверный.