Внутри своей страны США пошли по пути создания технологий более мягкого типа инструментария информационного воздействия. Еще в 1928 г. Бернейс заявлял, что нужна технология для распространения идей. И общественное мнение должно формироваться с помощью такой технологии. И эта технология получила в его случае название паблик рилейшнз. Тем самым он «оторвался» от своего военного пропагандистского опыта.

Если пропаганда пытается навязать нам свои идеи с помощью государственного финансирования, то паблик рилейшнз работают с финансированием, пришедшим из бизнеса. Если пропаганда работает в сфере морали и справедливости, где возможен только один выбор, то паблик рилейшнз на равных могут обслуживать множество товаров. Но коммуникативный характер того и другого носит принципиальный характер. А коммуникативный характер оставляет право выбора решения за человеком.

Картинку современного коммуникативного воздействия описывают следующие слова: «Рекламщики, спин-доктора и гейткиперы интернета играют важнейшие роли в формировании общественного мнения. Наиболее явно это делается в рекламе, особенно в случае наиболее сильных брендов. Их пропаганда направлена на привлечение себя к набору идей, которые убедят людей в том, что они наилучшие, моднейшие, лидеры рынка или самые желаемые. Их слова специально трудно оценить, и они уходят за пределы качества своего продукта. Многие из наиболее успешных брендов представляют себя в виде стиля жизни, личностно, как всеохватывающую систему существования, к которым должны стремиться потребители, как этого требует реклама».

Сегодняшний инструментарий погружен в программирование поведения, когда читателя/ зрителя пытаются направить по определенному пути, одновременно происходит сокращение возможных альтернатив поведения, поскольку «любителю» трудно противостоять тому, что для него приготовили «профессионалы».

Померанцев пишет о сегодняшнем социальном управлении уже не с помощью информации, а дезинформации: «Многие из неоавторитарных правителей осознали, что в XXI в. тебе больше не нужно полностью цензурировать информацию все время. Это и невозможно. Но вполне возможно создать достаточно дезинформации, чтобы отравить медиапространство и помешать людям разобраться в том, что происходит. В Турции Реджеп Эрдоган создал эскадрон твиттер-ботов, распространяющих теории заговоров, число бойцов которого достигает десятков тысяч. В Китае существует так называемая "Партия 50 центов" — интернет-пользователи, получающие по 50 центов за каждый пост проправительственного содержания. Кремль использует "фабрики троллей", которые вывешивают прогосударственные посты и атакуют критиков режима как внутри России, так и за ее рубежами» (это предисловие к докладу, полный текст — тут). «Информационный век мутировал в век дезинформационный», — утверждает Померанцев. Другой участник презентации этого доклада, Филдинг-Смит, говорит: «Дезинформация заменила опору на идеологию и является более эффективной в подавлении диссидентства».

Все это хорошая постановка новой исследовательской задачи. Мы как-то тоже писали, что по сути следует говорить не «информационные войны», а «дезинформационные войны». Говоря «информационные войны», мы уходим от правильного понимания ситуации.

Оказалось, что сегодняшний потребитель информации не в состоянии оперировать альтернативными интерпретациями. Он присоединяется к более распространенной, более эмоциональной, более привычной точке зрения. Потребителя информации явно переоценили, он не хочет заниматься поиском истины. То ли у него нет времени, то ли навыков, то ли его просто ждет новый сериал, который побеждает любую политику.

В своем интервью Померанцев вводит еще одну важную характеристику: «Задачей основных телеканалов является создание идеального путинского гражданина. Это не столько менеджмент согласия, как пересоздание реальности, в которой люди должны жить». То есть привычная для пропаганды цель в виде создания согласия здесь вновь нарушена. Само интервью заканчивается словами: «У Кремля всегда были очень одаренные рассказчики, которые могли побеждать западных рассказчиков. Коммунизм был лучшим рассказом, просто реальность была ужасной».

В этом же докладе, который представлял Померанцев, есть раздел о Китае, написанный Роунсли. Подобный тип работы в Китае именуется thought work, то есть пропаганда — это мыслительная работа. Китайская рыночная экономика породила вызовы: коррупцию, ухудшение экологии, безработицу и под. На этом фоне китайские пропагандисты в ответ запускают сознательно противоречивые месседжи, акцентируя историю, культуру, традицию, одновременно создают образ современного, динамичного, трансформирующегося Китая.

Китайская пропаганда демонстрирует силу режима, что способствует поддержанию социального контроля, отводя тем самым граждан от самих мыслей о попытке протеста. Это имеет место даже тогда, когда в содержании нет провластных ценностей. В свою очередь это объясняет, почему авторитарные режимы тратят деньги на такую пропаганду, содержание которой не имеет прямолинейных призывов.

Роунсли также проанализировал применение Китаем мягкой силы, выделяя следующие три ее характерные особенности:

• Китай стремится к усилению своего экономического развития, привлекая к себе те страны, например, в Африке, которые признают политику Одного Китая (без признания Тайваня),
• акцент делается на сделанном, но не на последствиях, Китай никогда не рассказывает о результатах применения своей мягкой силы,
• Китай существенно вкладывает ресурс в медиа, предназначенные для некитайской аудитории (например, газета China Daily, телеканал CCTV9), хотя они имеют малую аудиторию. К этому можно добавить, что и данный канал есть также на русском языке, и газета «Жэньминь Жибао» имеет русский сайт — russian.people.com.cn.

Так что если не мягкая сила, то точка зрения Китая слышна во всем мире. По крайней мере, ее легко может обнаружить тот, кому это интересно.

Прозвучал также анализ японской мягкой силы, где констатируется, что ее целевой аудиторией является молодежь. Отсюда следует возможное использование манга и аниме. Японцы считают, что Россия сейчас проходит японский бум. Комментируя это исследование, Роунсли пишет, что японцы видят корреляцию между распространением японской культуры и возможностями влиять на международные переговоры в свою пользу. Сам он несколько скептически оценивает эту корреляцию.

Кстати, китайцы строят не коммунизм, а «китайскую мечту». Как видим, цель задается не просто как далекая, а еще и формулируется так, чтобы быть идеальной для всех. Это как бы кинорешение, подсказываемое современным бизнесом.

Дж. Лассетер, отвечающий за креатив в Пиксаре и Уолт Диснее (см. о нем тут) говорит следующие слова, которые, к моему удивлению, вполне подходят к современной пропаганде. Приведем несколько таких его фраз, помня о том, что для него технология все же отталкивается от новизны технического порядка:

• «Если вы используете технологию корректно, вы можете изменить общественное мнение за ночь»,
• «Целью является делание технологии невидимой»,
• «Мы фокусируемся на рассказывании и прячем технологию»,
• «Это не технология развлекает людей, это то, что вы делаете с технологией»,
• «Если вы можете заставить людей смеяться, плакать и чувствовать с помощью сделанного вами фильма, у вас будет успех».

Эти пять наблюдений вполне можно перенести на современную пропаганду, которая тоже старается быть невидимой и которая также заставляет людей плакать и смеяться, уводя их от рациональных решений. Кстати, Померанцев назвал эту ситуацию диктатом постмодерна.

На социальные сети также можно взглянуть как на готовый инструментарий мягкой силы. Именно поэтому, к примеру, Пентагон вовсю их осваивает. Задачей стало отслеживание «формирования, развития и распространения идей и концептов (мемов)» в социальных медиа. Также необходимо находить «структуры убеждающих кампаний и операций влияния». В результате можно быстро находить слухи и тех, кто стоит за их распространением в социальных медиа, определять, является ли это случайным продуктом или пропагандистской операцией, проводимой враждебной страной или группой.

В США в принципе по закону запрещено заниматься пропагандой по отношению к своему населению, только по отношению к иностранным государствам. Однако в 2012 г. была утечка информации, что грядет изменение законодательства, которое «легализирует использование пропаганды на американские аудитории». Об этом написал журналист-расследователь Майкл Хейстингс (см. о нем тут). Кстати, его последняя напечатанная статья называлась «Почему демократы так любят следить за американцами». Потом последовала его внезапная смерть в автокатастрофе, которая вызвала бурю конспирологических объяснений [см. тут и тут]. При этом всплыло и то, что ФБР отслеживало его деятельность.

Международные организации пытаются сформулировать юридические подходы к запрету пропаганды войны и языка ненависти, которые бы одновременно не вступали в противоречие со свободой слова (см., например, работу Рихтера).

Пропаганда, паблик рилейшнз, реклама программируют нас так, как это когда-то делала советская пропаганда. Единственным отличием становится увеличение числа альтернатив, которые существую в современном обществе. Советский призыв «Летайте самолетами Аэрофлота» теперь реализуется в виде «Летайте авиалиниями А (В, С)», но главный посыл остается тем же. Множественность пропаганд является главным отличием от существования одной пропаганды с подавлением альтернатив, которые существуют в тоталитарных вариантах государств.