Сетевая циркуляция информации, в рамках которой возникла не только множественность сообщений, но и множественность их источников, создает новый информационный ландшафт. Журналистика испытывает серьезное давление со стороны новых способов порождения и доставки информации. Их смена требует соответствующей трансформации и журналистики.

Сегодняшние информационные потоки выполняют почти те же функции порождения информации и ее фильтрации, что и раньше. Но они создали конкурентное поле для традиционных медиа, где эти медиа начинают проигрывать. Вечерние телевизионные новости не нужны тем, кто прочитал уже про те же события в интернете с утра.

Одновременно идет борьба за контроль над информационной «целиной», чтобы превращать ее в «колхозы», которые работают не на всех, а на конкретные организованные группы. При наличии таких информационных «колхозов» уже не так страшны индивидуальные информационные «старатели». Все это дает возможность приручить «дикий» Интернет.

Известный исследователь интернета и вице-президент Google В. Серф начинает свою статью о современных рисках для интернета «песнью» во славу его свободы: «Всю свою историю интернет наслаждался плодами принципа открытости: идеи того, что любой может войти на любой сайт в онлайне, и что информация и факты могут свободно обмениваться. Такие приложения, как YouTube и Skype, вводились без необходимости получения разрешения ни у провайдеров, ни у правительства».

Правда, сегодня новые информационные пространства, например, социальные медиа, уверенно оккупируют профессионалы со стороны бизнеса, политики и военные, которые согласны вкладывать в их анализ и «приручение» любое финансирование. То есть никто не хочет оставить это огромное поле без какого-либо контроля. Причем самой простой формой контроля становится «индустриальное» порождение и распространение собственных сообщений, поскольку это вариант незаметного воздействия, в то время как цензура разного вида, к которой в последнее время начала прибегать Россия, наоборот, вызывает неприятие со стороны гражданского общества (см. историю постепенного сужения свободного интернет-пространства в России).

Учтем и то, что все протестные движения последнего времени прямо или косвенно пытаются связать именно с социальными медиа. Речь идет и об арабской весне, и об украинской Майдане. И никто не хочет оставлять у себя за спиной сильнодействующий инструментарий, хотя, с другой стороны, его подлинное действие сильно преувеличено.

Именно поэтому сильные игроки (государственные и нет) занялись вплотную информационным пространством нового типа – соцсетями. Поскольку оно формируется самими участниками, уровень доверия и внимания к нему выше, чем к традиционным медиа. Они все пытаются «индустриальными» методами заполнять «частное» информационное поле, тем самым.

Интересным примером в этом плане является израильская армия. За социальные медиа там отвечает А. Лейбович. В ее подчинении команда 35 человек, которые пишут в Твиттере, Фейсбуке, блогах, редактируют видео. Они начали с размещения видео на YouTube с 2009 г.

Понятно это смещение в соцсети бизнеса-политики-военных. В современном мире наблюдается все большая зависимость от населения, поэтому возрастает роль общественного мнения, с которым, как оказалось, тоже можно результативно работать.

А. Лейбович говорит: «Причина, по которой мы начали это, лежит в том, что мы увидели новую сферу развития медиа, и мы хотели быть релевантными и эффективными, чтобы также влиять и на это поле. Военные - это закрытая организация, они не делятся информацией с другими людьми. Здесь же у нас все наоборот: мы креативны, мы открыты, мы готовы к взаимодействию, и мы делимся информацией. Все это достаточно уникально». 

Она называет достигнутые результаты: присутствие армии в медиа дошло до 95 миллионов читателей-зрителей. За Твиттером следят 230 тысяч, Фейсбук достиг 389 тысяч лайков. И это только на английском языке.

Правда, при этом происходит автоматическое приравнивание количества прочитавших к количеству поддержавших, что далеко не так. Люди могут читать нечто, даже относясь к нему отрицательно.

В целом пресс-служба израильской армии имеет четыре подразделения, которые взаимодействуют с миром вне армии. Первое работает с израильскими медиа, второе - с иностранной прессой, третье - с социальными медиа, четвертое - с диаспорой, с приезжающими конгрессменами, с теми, кто не подпадает под категории медиа, очерченными выше.

14 августа 2011 была запущена страница военных на Фейсбуке. В первый же день они получили 90 тысяч просмотров. Это английский вариант, арабский также появился вскоре. Они превратили его в реальный пропагандистский инструментарий. Так, Лайк подается в следующем виде «Кликните лайк, если вы поддерживаете право армии защищать Израиль от тех, кто хочет принести вред израильтянам».

Понимая силу такой коммуникации, армия запретила солдатам размещать информацию о себе в сетях. Израиль не единственная такая страна. Точно так ввели ограничения Канада и Австралия, подчеркивая, что Аль-Каида может вычислять нужную ей информацию оттуда. Правда, вывод израильских военных не совсем оптимистичен: «Попытка остановить Фейсбук напоминает попытку остановить море».

Более того, исследования подразделения бихейвористских наук израильской армии говорят о том, что призывники и солдаты, погруженные в интернет, имеют определенные недостатки с точки зрения армейской службы. Вот что говорится в этом исследовании: «Формирование межличностных отношений в онлайне подрывает способность развивать социальные умения и формировать отношения с равными тебе. Основываясь на этом подходе, чем больше мы тратим времени, тем меньшим будет социальный и межличностный уровень будущих кандидатов для военной службы, сравнивая с призывниками прошлого. Чем больше его контактов происходит в онлайне за счет реальных отношений, тем больше он будет испытывать трудностей, чтобы быть интегрированным в военную профессию, особенно в связи с тем, что военная деятельность требует постоянных и реальных контактов с другими». 

Россия также имеет интересный опыт первоначальной опоры на соцмедиа, когда нужно было. Это был начальный период - 1998 год, когда была необходимость убрать из имиджа Путина характеристику «кагэбэшник». Тогда собрали всех ведущих редакторов интернет-изданий и сыграли перед ними спектакль, говоря словами А. Носика. Министры зачитали им постановления, вводящие самые жесткие интернет-запреты. А Путин в конце этой встречи выступил и сказал, что он это никогда не подпишет. То есть было разыграно целое представление, которое на двенадцать лет задало мир и спокойствие.

Реально бизнес-политика-военные входят на те площадки, которые уже активно используются людьми. Они не поворачивают реки вспять, а пользуются теми реками, которые уже потекли.

И для государства это один из немногих путей, которые позволят изменить ментальность населения в нужную сторону. Например, в российском варианте исследование коллективных ценностей показало, что они не совсем такие, как мы все предполагаем: «Россияне (в среднем) отличаются более сильным предпочтением ценностей Сохранения в противовес Открытости; и ценностям Самоутверждения – в противовес Заботе. Таким образом, если судить по содержанию ценностей, то мы не находим здесь ни повышенной духовности, ни коллективизма-соборности. Скорее наоборот: озабоченность материальным благополучием и преследование собственных интересов в ущерб благополучию окружающих». Эту ментальность для развития нормального государства следует ориентировать на инновации, открытость изменениям, а не на боязнь рисков, с ними связанную.

И это тоже задача для журналистики, поскольку такие управляемые потоки информации могут исходить только с ее помощью.

В этом аспекте можно вспомнить еще журналистику самих граждан, которая оформилась в виде потока твиттер-сообщений, которые резко опережают не только традиционные СМИ, но и интернет-СМИ. На социальные медиа реагирует полиция, например, журнал Time рассказывает об обыске у британской поп-звезды Клиффа Ричардса из-за информации о сексуальном преступлении в далеком прошлом, которая появилась в соцсетях. То есть реагирование идет на вполне слуховую информацию. В России замминистра Минэкономразвития уволили за критику власти в Фейсбуке.

Сегодня возникает множество нетрадиционных идей, среди которых можно отметить следующую: поскольку соцсети зарабатывают на контенте, порождаемом самими пользователями, они должны выплачивать вознаграждение людям, которые проводят в соцсетях минимум 40 минут в день (см. тут и тут). Речь идет о небольшой сумме, но она вполне реальна.

К потребности создания новой журналистики приходят и исследователи из Колумбийского университета. У них нам встретилось интересное определение лорда Нортклиффа, позволяющее различать настоящую журналистику от квази-журналистики: «Новости - это то, что кто-то где-то не хочет видеть напечатанным. Все остальное - реклама».

В своем исследовании они отталкиваются от следующих базовых постулатов:

- журналистика имеет значение,

- хорошая журналистика всегда поддерживается финансово,

- интернет разрушает рекламную поддержку,

- реструктурирование является форсированным шагом вперед,

- есть много возможностей делать хорошую работу по-новому.

Один из выводов исследования таков: новости стали дешевыми в производстве, сокращение расходов должно сопровождаться реструктурированием организационных моделей и процессов.

В современных новостных потоках зарождаются принципиально новые феномены, один из которых получил название сreepypasta, который образован от и по аналогии с copypasta (см. тут и тут). Это массово копируемый и размещаемый текст, видео, фотографии в интернете.  Сюда попадают страшные истории и городские легенды, распространяемые там же. В других определениях речь идет о вызове негативной эмоциональной реакции таким сообщением. Это вновь продукт творчества массовой аудитории.

Исследователи подчеркивают следующее: «Крипипаста лучше всего работает, когда медиум инфицирует сообщение, фактически, когда это делают активные участники, и вы ощущаете, что интернет начинает говорить о себе». То есть перед нами вновь вариант самозамкнутого цикла, когда, как и в случае слухов, не требуется дополнительная «энергия» для распространения сообщений.

Еще одним феноменом порождения информации массовой аудиторией стали sexting (Lunceford B. Sex in the digital age. Media ecology and Megan’s law // Explorations in media ecology. - 2010. - Vol. 9. - N 4). Внимание к этой сфере высказывают родители, юристы, полиция. Секстингом называется рассылка непристойных фотографий или текстовых сообщений, чаще всего с помощью мобильного телефона. В исследовании, которое обнародовала Национальная кампания по предотвращению беременности подростков (2008), указывается, что 22% девочек-тинейджеров, 18% мальчиков-тинейджеров и 11% молодых тинейджеров-девочек (возраст 13 - 16) посылали или размещали полуобнаженные изображения себя.  И это еще один вид «авторства», которое мы обсуждаем. Книжная форма, конечно, такого бы не позволила.

Или вирусно распространившаяся идея «селфи». Здесь вновь та же цепочка, когда возникновение технологии порождает новый тип поведения, который затем принимает характер социальной эпидемии. Общение поп-звезд с поклонниками однотипно сместилось в интернет. То есть новая технология втягивает в себя прошлое поведение, трансформируя его под свои возможности.

И последний феномен, создаваемый массовой аудиторией, который мы хотим упомянуть. Это тексты, создаваемые поклонниками тех или иных произведений. Это так называемая fanfic или fan fiction. Нам встретилась очень интересная аргументация нужности этих произведений для населения. В октябре 2013 г. в американский патентный офис обратилась лоббисты этого направления, поскольку возникла естественная коллизия с авторскими правами. И помимо юридических аргументов возникла следующая очень интересная аргументация: «Фанфикшн является поддерживающим, креативным пространством для черных граждан, которые после просмотра фильма, где все главные герои белые, решают: “Я сделаю это по-другому, вот так”. Фанфикшн для девочек, которые читают книгу комиксов, где все герои мужчины, и представляют себя капитаном Америка». Это целая психоаналитика для массового сознания.

Подобный подход создания собственных текстов из имеющихся вполне доступен каждому. Наверное, перед нами иная сторона незавершенности, которая возникает, когда вместо автора начинает писать читатель, делая текст более подходящим под свои интересы. Он ломает авторский текст, создавая его читательский вариант.

Такую коммуникацию с односторонним движением Т. Петтитт как раз и выводит из печати, которая создавала вербальную стабильность. У него также есть интересное замечание следующего свойства: «Культурное производство до Гутенберга имело большую терпимость, даже предрасположенность, к “незаконченным” произведениям, которые могут быть расширены так, как этого хотят последующие поколения».

У нас сразу же возникла ассоциация с сегодняшней тенденцией в Голливуде, когда комиксы прошлого становятся фильмами. Придуманные супергерои выполнили свою роль в период великой депрессии, компенсируя ухудшение материальной реальности виртуальными достижениями. И теперь они запускаются снова в новой медиаформе - кино, отвечая на новые запросы.

Вот характеристика Супермена, написанная из сегодняшнего дня: «Супермен поднимал дух в великую депрессию и боролся с нацистами во вторую мировую войну. Он соткан из нашего национального материала. Необходимо время, чтобы герой наработал культурный капитал, это становится десятилетиями для современных героев, пришедших позднее». При этом высказывается запрос на азиатско-американского героя.

В комиксах также появляются новые герои. Это, например, девочка Камала Хан, американская мусульманка (см. тут и тут). Сегодняшние герои напрямую зависят от аудитории и таким образом рассчитываются создателями (см., например, тут и тут). Кстати, обсуждается и такая проблема, пойдут ли мужчины на фильм, где главным героем будет женщина, что является редким вариантом в сегодняшнем кино.         

Интернет дожил до нового права - быть забытым. Его даже нельзя было себе представить для печатной индустрии. А теперь вполне обычным является сообщение про удаление 12 новостных линков Би-Би-Си в связи с этим правом. И это вновь свидетельствует об иной природе этого нового информационного поля.

Странным, но вполне возможным становится использование инструментария для исследования сети по отношению к исследованию информационных объектов прошлого. Например, изучение социальных сетей по отношению к французским писателям девятнадцатого столетия. Хотя несомненно более частотны и понятны работы, которые исследуют прикладной характер сети, раскрывающий ее потенцаильные возможности. Например, в статье сотрудников Лаборатории Интернет-исследований Высшей школы экономики (Санкт-Петербург) О. Кольцовой и А. Щербака изучается роль блогеров в политической мобилизации населения со следующим выводом: «Важной эмпирической находкой является количественное подтверждение того, что наиболее влиятельные блоги в России выполняют роль медийного "оплота" оппозиции». См. также анализ того, как зарождались научные исследования Твиттера. На сегодня насчитывают 2000 статей и 3000 презентаций.

К числу новых феноменов следует отнести и вскрытие чужих аккаунтов. Один из последних примеров вскрытие твиттера премьера Д. Медведева (см. тут и тут). Однако все это соответствует общей тенденции смещения границ между приватным и публичным, которое расцвело с приходом интернет-коммуникаций.

И еще один феномен-последствие - засилье телеполитологов, телеэкономистов в современном мире. Они не столь известны в научной среде, как на телеэкране. Они беспрестанно рассказывают о том, что было, что есть и что будет. Но никто и никогда не удосужился проверить их анализы и прогнозы.

М.Силантьева интерпретирует этот феномен следующим образом: «"Размывание" информационной среды, делающее ее "рыхлой" и мало достоверной (при почти катастрофическом увеличении объема информации) вызвало потребность в создании мощной институции профессиональных экспертов, взявших, подобно гадателям в архаических культурах, на себя груз почти беспредельного доверия аудитории. В плане изменения источников, агентов и субъектов информационного воздействия можно констатировать, что с институализацией СМК данная среда получила манипулятивный доступ не только к официальному и деловому общению, но также к интимной сфере бытовой жизни граждан, создавая эффект присутствия, например, телевизионного или компьютерного "глаза" в любой момент "свободного" (прежде) времени».

То есть резкое возрастание объемов информации с соответствующим недоверием к ней привело к появлению когорты интерпретаторов, лица которых знакомы каждому гражданину с телеэкрана. И этот «дискурс интерпретаций» пока не получил должного анализа.

Однотипное внимание к ним и борьбу за них породили новостные агрегаторы, поскольку множественность информации все время требует фильтров для облегчения жизни пользователей. И фильтры начинают нести определенную политическую нагрузку (см. дискуссию по поводу новостей Яндекса тут и тут, и взгляд в будущее таких автоматических систем).

Информационное пространство, потеряв свою внешнюю управляемость и зависимость от государства, становится более привлекательным для пользователя. Этот переход пугает государство, но военные-политики-бизнес находят пути ввести в это свободное пространство элементы управления им. Для чего инициируются информационные «волны», которые всякий раз будут сильнее кругов на воде от индивидуального «камешка» одного из пользователей.