«Давайте с вами поговорим так, будто сидим в кафе и обсуждаем профессию», – говорит Тимур Олевский, садясь в кресло и закидывая ногу за ногу. Он стал известен украинской аудитории во время Майдана, оккупации Крыма и начала войны на Донбассе как корреспондент российского канала «Дождь». В последнее время работает в Праге ведущим телепроекта «Настоящее время», созданного «Радио Свобода» для русскоязычной аудитории постсоветского пространства. Во Львов Тимур приехал по приглашению Школы журналистики Украинского католического университета – поговорить о чувстве меры.

Почему писать текст лучше, чем снимать видео

Есть только два типа журналистов: те, которые пишут, и все остальные. Те, которые пишут, становятся известными людьми и остаются в истории. Они белая кость, на их публикации обращает внимание генпрокуратура. Все остальные – люди, занимающиеся лёгким жанром.

Вы можете сделать расследование или телесюжет. Но если кто-то один напишет о том же самом текст, например, на «Медузе», по этому поводу сразу заведут  уголовное дело, все будут обсуждать – то есть, будет всё то, ради чего журналист работает. Общественный резонанс, заставляющий чиновников ответить на неудобные вопросы, вызывают только тексты. То, что написано, является документом в представлении людей. Ты можешь рассказать, что Путин съел ребёнка на твоих глазах, но нерасшифрованный текст не существует: его банально не находит поисковик, а цитируемости практически нет.

Вы можете быть очень хорошим телевизионным журналистом. Но через сто лет ваши репортажи никто не будет смотреть. Телевизионщики отсняли миллион часов видео, которые просто физически никто не посмотрит. Но то, что расшифровано, может стать основой для чего-то большего. Из миллионов текстов кристаллизируется одна строчка учебника истории, которая подведёт всему итог.

Неуверенность – ключ к успеху

В любой профессии успеха добиваются люди, уверенные в себе. Единственная профессия, в которой подобные люди обречены на провал, – это журналистика. Ведь сомнение и взвешивание того, что вы говорите и пишете, – обязательные атрибуты профессии.

Еще один путь к провалу – когда журналист ходит по разным студиям и говорит обо всем и ни о чем, изображая эксперта. В этот момент он перестает быть журналистом. Есть только два исключения: журналист, который непосредственно был на месте событий, и журналист, который занимался расследованием и непосредственно имел дело с документами.

Есть журналисты с фундаментальным первым образованием, не имеющим отношения к журналистике, – которая, строго говоря, и не является профессией. Журналисты, ранее бывшие физиками, математиками, малярами, подводниками или кем-то еще, могут высказываться на тему той профессии, которой занимались, если они в ней преуспели. Хотя я бы не стал этого делать, потому что это тоже мешает работе. Если же журналист окончил только журфак, он может разве что написать книгу и рассказывать о ней.

Не говорить в кадре – высший пилотаж

Мой коллега из телеканала «Дождь» всегда говорит, что в одном телевизионном репортаже может быть одна мысль. Ну максимум полторы, если вы мастер. Когда вы смотрите картинку, трудно уследить ещё и за развитием событий и многослойными размышлениями. Если хотите донести больше, снимайте фильмы, где истории могут переплетаться и сходиться в конце.

На «Дожде», к слову, очень не любят стендапы. В ответ на моё первое предложение записать стендап, режиссер канала объяснила мне, что это стоит делать только тогда, когда иначе нельзя. У меня в жизни ситуации, когда без стендапа не обойтись, не случалось.

Журналист обычно работает за кадром, и существует очень мало оснований, чтобы стать героем репортажа. Бывает, что телевизионщики снимают друг друга на пресс-конференциях, чтобы показать важность события через обилие прессы. Ещё бывает, когда журналист снимает историю другого журналиста, например, на войне.

Современный тренд, своеобразный новый язык журналистики придумали Vicenews. У них в кадре в основном нет автора, он – документалист, и вы видите историю его глазами. Весь репортаж строится из синхронов и лайвов. Высший пилотаж – это когда закадрового текста нет вообще, и ты рассказываешь историю героями и картинкой. Тогда зритель сам делает выводы. Самое клёвое в том, что вы сами снимаете свою историю, – то, что вы начинаете мыслить монтажными склейками, в уме отрезая синхроны.

Когда вы работаете в поле корреспондентом, ваша цель – рассказать историю. Бывает так, что историю надо рассказать там, где случилась трагедия. Очень трудно говорить с людьми, которые в этом месте кого-то потеряли, сами пострадали или пребывают в шоковом состоянии. Главный вопрос, который нужно задать герою: что случилось? И в ответ вам расскажут всю историю. Вообще, когда вы берёте интервью, очень здорово работают простые короткие вопросы. Но не односложные, ведь из ответов «да» и «нет» репортажа не сделаешь.

Крым убил моральных авторитетов

Когда я освещаю темы, связанные с обществом, мне лично и в Украине, и в России не хватает института морального авторитета.

Когда происходит какое-то значимое для всей страны общественно-политическое событие, вы как журналист должны сформулировать общую для всех точку зрения. При этом она должна быть гуманистической, ориентированной на то, чтобы примирить общество и разрядить обстановку. В таких случаях нация пользуется институтом морального авторитета. У каждого поколения должен быть свой моральный авторитет, имя которого каждый может назвать сразу, не задумываясь.

Этого человека надо найти, потому что одного Вакарчука на всех недостаточно. И он ещё недостаточно стар, в конце концов. Спустя некоторое время моральный авторитет может начать нести чушь, потому что стареет, выпивает или оказался не таким уж хорошим. Тогда вы будете смотреть на него и говорить, что дедушка совсем рехнулся. Потому что вы на него рассчитывали и ждали, что он выразит ваше мнение.

В России были такие люди. Но весь моральный авторитет всех моральных авторитетов убил вопрос Крыма. На этом вопросе сломались люди, которых многие уважают. Из-за этого вопроса нет общего единого мнения. Есть одна на всех Лия Ахеджакова, но её проблема в том, что она всегда говорит вещи, которые поддерживает только небольшая часть общества. Поэтому не может никого объединить.

Токарь Вася ждет оправданий

Сейчас в России появилась тенденция, что чиновники все время оправдываются. Объяснить это логически я не могу. Раньше им этого делать не приходилось. Возможно, власть имущие забоялись бунта. Не экономического бунта, связанного с пятой колонной или московской интеллигенцией, выходящей на десятитысячное шествие. Эти люди власть совершенно не пугают, ведь она давно научилась с ними работать, заводя бесконечную вереницу уголовных дел.

Как мне кажется, власть боится бунта лояльного большинства – 86%, которые придут громить местные администрации с портретом Путина в руках. Как в былые времена, когда с портретом царя в кровавое воскресенье выходили требовать правды.

Иными словами, если физик Петя будет слушать «Радио Свобода», то и Бог с ним, он слушал его всегда – и отец его слушал, и дед слушал, и ничего не изменилось. А вот если токарь Вася начнёт – это проблема. Потому что токарь Вася возьмет заточку и пойдет резать чиновника. А потом начнётся черт знает что и придется вводить национальную гвардию. Вот и пытаются оправдаться.

Фото Романа Скрыпника