Сегодня мы клеймим фейки, но ведь фейки реально представляют собой истории маленьких людей, которые обижены на большой мир и больших людей. Ведь недаром выборы Трампа интерпретировали как выборы сельской Америки против Америки городской, когда от развития страны выигрывал город и проигрывала глубинка.

Правда, сегодня появилась новая версия о базе Трампа [см. тут и тут].

Теперь уже это не рабочий класс, проигрывавший экономически, а угроза доминантной группе, которая хочет сохранить свое доминирование и уровень жизни, стабильную иерархию, которая была в прошлом. Если видна угроза, в ответ срабатывает защита. Угрозу почувствовали белые американцы, испугавшись, что они станут меньшинством. Они испугались не потери наиболее экономически выигрышной группы, а того, что они теряют доминирование в социальных и политических приоритетах страны. Такое же ощущение приходит и с международной арены, где часто обсуждается заканчивающаяся эра американского глобального доминирования.

Работа Cambridge Analytica годится и под первую версию, и под вторую. Она реально только подливала масла в огонь, например, раздувая антииммигрантские, антиисламские настроения, но не создавая их на пустом месте. И стену с Мексикой, и приостановку миграции хотело само население, а Трамп только озвучил эти настроения.

Другие исследования также подтверждают, что поворот к Трампу белый рабочий класс совершил не по экономическим, а по культурным причинам. То есть вновь перед нами не материальная, а виртуальная основа решения.

Социология тоже подтверждает это. Здесь наводятся такие данные:

• идентификация с республиканской партией: белые рабочие избиратели, идентифицированные с республиканской партией, в 11 раз скорее поддерживали Трампа, чем те, кто не идентифицировался с республиканцами;
• опасения по поводу культурного вытеснения: белые рабочие избиратели часто подчеркивали, что чувствуют себя чужими в своей стране, что США должны защищаться от иностранного влияния, они в 3,5 раза больше поддерживали Трампа, чем те, кто так не считает;
• поддержка депортации иммигрантов, проживающих в стране нелегально: белые рабочие избиратели, поддерживающие депортацию, в 3,3 раза скорее отдавали предпочтение Трампу, чем те, кто так не считает;
• экономический фатализм: белые рабочие избиратели, считающие получение образования в колледже рискованным, в два раза скорее поддерживали Трампа, чем те, кто так не считает;
• экономические трудности: белые рабочие избиратели, находящиеся в плохом экономическом положении, в 1,7 раза скорее готовы поддержать Клинтон, чем те, у кого финансовое положение лучше.

Для нас также интересны данные об отношении к американской мечте. Меньше половины белого рабочего класса Америки верит в американскую  мечту (46%), гласящую: «Если будешь хорошо работать, поднимешься». 48% так не считает, говоря, что так было только раньше. 4% считает, что это никогда не было правдой. В то же время 62% американцев с дипломом колледжа говорят, что это правда. И такая мифология снова виртуальна, как и любая другая.

Мир движется в круговороте постправды, фейков, дезинформации, которые когда-то именовались простым словом ложь. Когда ложь носит случайный и не намеренный характер, она не так страшна, поскольку через некоторое время исчезает, не оставляя последствий. Эта ложь приходит не в системной, а в хаотической интервенции, которых достаточно много.

Системная же работа может иметь угрожающие последствия. Комитет по разведке конгресса США увидел в действиях России следующие цели: «Россия ведет информационную войну в попытке манипуляции населением и лидерами стран, на которые она направлена. Для этих целей Россия использует набор тактик для своих действий по влиянию на продвижение российских правительственных интересов. В случае успеха эти действия могут повлиять на лидерство и население противоположной стороны для продвижения нарратива и введения изменения поведения в соответствии с разнообразными российскими целями. Российские цели таких кампаний включают в себя [такие действия]: продвигать интересы Кремля по дискредитации Запада; мешать событиям, угрожающие имиджу России; разрушать западное политическое единство; защищать роль России как  важной глобальной силы. Более конкретные, сформулированные под конкретную страну цели также включают в себя: ослабление, разделение и остановку расширения институтов консенсуса НАТО и ЕС, внесение сомнения и усиление противостояния среди сегментов западного населения; оспаривание политики; разрушение целей американской внешней политики; продвижение российской версии мировых событий; отвлечение от неоднозначной российской политики и деятельности; изменение ощущаемой антироссийской политики, улучшение двусторонних отношений, усиление экономических связей».

Мы живем в новом мире, где государства хотят захватывать чужие информационные и виртуальные пространства, чтобы сделать их более выгодными для себя. И в этом фейки и постправда оказывают им неоценимую помощь.

Реально те же фейки не стали решающей силой в американских выборах. Подсчеты показывают, что реклама могла воздействовать на двух человек из десяти тысяч. В случае Твиттера 2,1 миллиона российских твитов составили только 1% твитов о выборах и 0,5% просмотра твитов о выборах. Фейки концентрировались вокруг 10% наиболее консервативно настроенных избирателей, а не тех, кто мог бы изменить свою точку зрения.

Поэтому фейки как таковые оказались не так страшны. Их скорее как термин следует оставить для простого порождения информации индивидами, где естественным будет не столь строгое соответствие правде, как это было и есть в случае межличностного общения.

Реально работающими являются не случайные и хаотические процессы по порождению малой лжи, а сознательные и системные выборы дезинформации, не работа индивидов-любителей, а работа коллективов специалистов. Именно тогда происходит реальное искривление информационного или виртуального пространства, которое будет иметь реальные последствия.

Причем даже разовое искривление в виде размещения статьи с нужным контентом в газете потом позволяет легализовать эту информацию в уже более солидных изданиях. Так поступал Советский Союз во время Холодной войны, печатая свои обвинения в малоизвестной индийской газете. Зато потом их можно было тиражировать со ссылкой не на свои, а на зарубежные источники. Сегодня появление соцмедиа многократно облегчили этот цикл.

Так произошло, например, с известными обвинениями США, что они являются создателями СПИДа как этнического оружия против африканского населения [см. тут и тут]. 17 июля 1983 г. индийская газета Patriot опубликовала анонимное письмо с таким заголовком «СПИД может вторгнуться в Индию: таинственная болезнь, вызванная американскими экспериментами». В 1985 г. статью перепечатывает влиятельная «Литературная газета». Спустя некоторое время – британский таблоид, а всего к 1987 г. она появилась в 50 мировых изданиях.

Но точно так работали все. Британское посольство рассылало свои статьи по индийским газетам. ЦРУ в период подготовки к свержению иранского премьер-министра Моссадека размещало негативные статьи о нем. По поводу ввода советских войск в Афганистан ЦРУ размещало информацию в мусульманских странах, что в советских посольствах празднуют день вторжения. Кстати, в 2019 г. Россия вдруг решила пересмотреть оценки афганской войны.

Вот пример инструментария для системной дезинформации. КГБ в Индии к 1973 г. имело на содержании десять газет. За 1972 г. КГБ разместило 3789 статей в индийских газетах, 2760 – в 1973-м, 4486 – в 1974-м, 5510 – в 1975 г.

Газета The Guardian пишет: «Дезинформация быстро стала неотъемлемой частью советской разведки, с рождения КГБ в пятидесятые она стала основным компонентом доктрины "активных мероприятий", искусства политической войны. Активные мероприятия включали в себя медиаманипуляции, использование спонсируемых групп для продвижения идей, подделку документов и даже убийств, когда это требовалось». Соответственно, сегодня с появлением соцмедиа, откуда 60% пользователей черпают свою информацию, работать стало намного легче.

Но не только Россия вмешивается в выборы; не менее активно этим занимаются и Соединенные Штаты (см. обстоятельную статью на эту тему в газете New York Times). Суммарно, по данным Левина, с 1946 по 2000 гг. было 117 вмешательств в выборы (открытых и скрытых) со стороны США и СССР/России [Levin D.H. When the Great Power Gets a Vote: The Effects of Great Power Electoral Interventions on Election Results // International Studies Quarterly. - 2016. - Vol. 60. - I. 2]. Из них 87 пришлись на США и 36 на СССР/Россию.

Есть более сложные модели воздействия, когда работающими являются не только прямые, но и косвенные переходы, когда то, что говорится влияет не непосредственно, а опосредованно. Оно как бы нажимает на кнопки, запускающие другие реакции, которые вроде бы не связаны с первичными.

Даниил Дондурей увидел три реальности, в которых живут люди:

• эмпирическая – наши ощущения,
• придуманная – виртуальная, например, сериалы,
• зрительская – пересечение первой и второй реальностей.

Дондурей говорит о третьей реальности: «Человек приносит всю ту систему предуготовленностей, установки, картины мира, характер, ментальность, психологию, взгляды, несчастливое детство, ссору с подругой — он все это приносит и смотрит вот то, что мы относим к первой и второй реальности, сшивая из этого третью. Невероятно важно и интересно, как эта третья реальность делается. Это такое же изготовление, как изготовление колготок, пепси-колы, всего, чего угодно. Это производство! Это основная тема, основная мысль — это производство! Мощное, целенаправленное, эффективное… С вами работают смысловики. Парафраз к силовикам, как вы понимаете. Те люди занимаются (как бы) правопорядком, а смысловики занимаются как бы вашим пониманием жизни, и кто из них эффективнее — еще неизвестно, поскольку у силовиков без смысловиков ничего бы не получилось. Самые главные люди».

При этом Дондурей нащупал главную пружину режима Путина, которую сформулировал так: главное – не запретить, а поглотить инакомыслие. Он говорит в своем интервью: «Новая культурная программа не осознается как целостная, но она именно такая. Базируется на вековечных матрицах, которые постоянно очищаются, получают новое содержание. Платформой является сверхценность: "Родина — это государство"». И дальше: «Государство не терпит рядом с собой самостоятельности ни одной макросистемы. Оно должно управлять: бизнесом, гражданским обществом, действиями любых социальных общностей, включая семью, формированием личности, безопасностью, правосудием, целеполаганием, медиа и художественным творчеством… Всем! И дело тут не в законах, не в "закручивании гаек" или наказаниях. Система сложнее устроена. Главное теперь не запретить, а включить в себя — поглотить инакомыслие. Делай что хочешь, но только с благоволения твоего начальника, инвестора, мэра, губернатора. Важно не допустить позитивной селекции, а значит, и неподконтрольного "порядку вещей" механизма отбора: людей, событий, дел, продуктов, помыслов, проектов».

Получается, что система не хочет допустить самостоятельного развития, поскольку это чревато появлением новых лидеров. Поэтому в один из периодов система сама занялась созданием молодежных движений, чтобы активные люди не оказались в таком же варианте объединения, созданном оппозицией.

Даже ощущения, возможно, даже невысказанные, как мы видели на примере выборов Трампа, влияют на наши решения, поскольку они являются частью нашего понимания мира. Дэвид Элтейд пишет: «Символическое взаимодействие предполагает, что влияние любого сообщения проявляется во вкладе в определение ситуации актором. С этой перспективы конечное значение любого текста опирается на интерпретацию культурных материалов актором, таких как новостные сообщения. Однако процесс и последствия социальных определений простирается далеко за взаимодействие лицом к лицу, включая промежутки, где принимаются основные решения, формирующие контексты значений, в рамках которых принимаются ежедневные решения».

Это он говорит в своей статье о роли страхов в новостях и массовой культуре, где на первом месте по ассоциации со страхом стоят дети, преступность и школа. Кстати, его работы о страхе использовал писатель Майкл Крайтон в своем романе «Государство страха».

Интересное исследование было проделано на тему изменений в обсуждении дискуссионных вопросов американцами в интернете в контексте того, что их могут прослушивать спецслужбы [Stoycheff E. Under Surveillance. Examining Facebook’s Spiral of Silence Effects in the Wake of NSA Internet Monitoring // Journalism & Mass Communication Quarterly. - 2016. - Vol. 93. - N 2]. Здесь повторилась модель спирали молчания Элизабет Ноэль-Нойман, когда люди говорят свободнее, ощущая себя в большинстве, и подавляют свое мнение, находясь в меньшинстве. Только в данном случае люди боятся изоляции не от общества, а от государства.

Ощущения от подлинной реальности – это одно, но есть и ощущения от виртуальной реальности – это совсем другое. А она занимает все большее место в нашей жизни. Ювал Харари в свое время подчеркнул, что единственное, отделяющее нас от животных, – это возможность оперировать с виртуальностью. Более того, он обнаруживает близость религии и виртуальных игр, говоря: «Многие религии и виртуальные игры накладываются на реальности жизни. Сделаешь так, и получишь наказание. Сделаешь этак, и получишь дополнительные очки. В реальности нет ничего, что бы соответствовало этим правилам. Но миллионы людей играют в эти виртуальные игры. И в чем различие между религией и игрой в виртуальную реальность?».

Харари как-то забывает существенное отличие. Игра носит второстепенный по отношению к жизни характер, никто не воспринимает ее как реальность, а даже наоборот – ее ставят ниже реальности. В то же время религию человек ставит выше реальности, признавая ее настоящей.

Харари говорит об отличиях человека и животных, что человек достаточно гибок в своей кооперации с другими. Но что позволяет людям это делать? И вот тут очередной раз звучит мнение Харари о роли виртуальности: «Что позволяет нам единственным из всех животных так взаимодействовать? Ответом является наше воображение. Мы можем гибко взаимодействовать с бесконечным числом чужих, поскольку мы единственные из всех животных планеты можем создавать и верить в фикции, в фиктивные истории. Пока все верят в ту же фикцию, каждый подчиняется и следует тем же правилам, тем же нормам, тем же ценностям. Все другие животные используют свои коммуникативные системы только для описания реальности [...] Люди, наоборот, используют свой язык не только для описания реальности, но также для создания новых реальностей, фиктивных реальностей».  

Мир всегда ищет наиболее оптимальные конструкции: будь то в технике или коммуникациях. Мы переживаем период, когда постправда стала нормой. Но одновременно, как мы видим, тот или  иной вариант ее всегда присутствовал в истории  человечества. Социальное всегда субъективно, что и выводит на сцену феномен фейков. Будем надеяться также, что социальное рано или поздно выведет нас в постфейковую эпоху.

В заключение следует также обратить внимание на то, что наша боязнь фейков в чем-то сравнима с боязнью СССР чужой информации. Советский Союз всеми возможными силами цензурировал любые потоки, не допуская никакого отклонения от генеральной линии. Но ее быстро разрушил поток, который появился из второго понятия, с которым вошла перестройка, – гласности. Сложные системы управления могут работать не только в модели монолога, характерного для СССР, но и в модели диалога, существующего в демократиях. Отсюда следует, что не так страшен фейк, как его малюют...