Один из авторов закона Украины «О доступе к публичной информации» Татьяна Котюжинская, юрисконсульт Национального союза журналистов Украины и глава Ассоциации медиаюристов, уверена, что если то или иное ведомство не ответило на информационный запрос — это четкий индикатор коррупции, а значит туда уже может направляться финансовая инспекция.

О практике выполнения в Украине закона «О доступе…» Татьяна Котюжинская рассказывает в интервью MediaSapiens.

— Когда мы, юристы общественных организаций, работали над законом «О доступе к публичной информации», то исходили из практики, буквально «а вот был случай…». Например, Харьковская правозащитная группа (ХПЗ) подала запрос в Генеральную прокуратуру Украины о том, сколько человек и по каким статьям отбывает наказание в местах лишения свободы, и получила ответ, суть которого: информацию мы вам не дадим.

Евгений Захаров, глава ХПЗ, подал в суд на прокуратуру за непредоставление информации по запросу. Суд принял решение: в иске отказать, поскольку ответ был предоставлен — мол, бумажка-то со штампом была!

Поэтому в новом законе мы специально прописали, что карается не только непредоставление информации, но и предоставление ответа не по сути, а также попытались перекрыть любые возможные лазейки для любителей манипулировать формулировками закона.

— На мой взгляд, закон «О доступе…» помог выявить одну из ключевых проблем — ужасающее качество статистики в государстве — об этом свидетельствует большое количество ответов на информзапросы вроде «у нас нет запрашиваемой информации, а новые форматы по вашей просьбе мы не обязаны создавать».

— У нас госорганы собирают кучи бумажек, но не умеют и не хотят их анализировать. Исключения составляют те случаи, когда статистика совпадает с интересами чиновника, помогает ему обосновать свои, чиновничьи, надобности и потребности. Например, в Судебной администрации точно посчитана нагрузка на одного судью или общее количество поданных апелляционных жалоб, но статистику нарушений закона «О доступе…» нужно формировать самостоятельно, выискивая судебные решения в Реестре. Точно так же фискальные и прочие контролирующие органы собирают массу данных — в бумажном виде, с подписью и печатью. Полученные данные никто не анализирует, не оцифровывает, а бумага в итоге оказывается в макулатуре. Потому что главная цель сбора этих данных — не анализировать, а штрафовать за неподачу в срок. Даже если ведомство хранит собранные данные в электронном виде, это всегда неудобный формат, и данные эти в абсолютном большинстве случаев не стыкуются, на их основе тяжело подготовить аналитический отчет. Если бы данные были в формате, удобном для поиска и анализа, то их было бы просто предоставить на информационный запрос.

Каждый чиновник, каждое ведомство пытается оградить свой «кусок» информации от сторонних глаз. Я думаю, что эта таинственность родом из СССР: каждому чиновнику было критично необходимо для выживания отказывать в доступе к информации: «болтун — находка для шпиона», фраза родом из 30-х годов прошлого столетия. Если подписал бумагу, предоставил информацию — у тебя могут быть неприятности, а если отказал — ты неуязвим. Главное — отказать правильно.

И эта матрица советского чиновника сильна до сих пор, и каждый новый «огурец», попадая в этот рассол, становится соленым. Этот рассол и есть та самая мутная вода коррупции: если система заточена на то, чтобы украсть и утаить воровство, то она по определению не может быть открытой и прозрачной…

— Как вы считаете, откуда у чиновников убеждение, что все комментарии должен предоставлять только департамент коммуникации?

— Оттуда же — от закрытости системы. Как бы чего не вышло… Но по закону никто не может ограничить журналиста в выборе форм и источников получения информации.

В переводе с юридического языка это означает, что журналист может попросить дать ему комментарий — ответ на информационный запрос — устно, письменно, по электронной почте — как угодно. Это форма.

Неограниченный выбор источников — это также и выбор спикера. Журналист может полагать, что на вопрос о количестве машин по уборке мусора в городе лучше всего ответит начальник коммунального департамента, а не департамента коммуникации. И имеет законное право обращаться напрямую к начальнику коммунального департамента. А вот если чиновник пытается уклониться от ответа на устный информационный запрос, в том числе и кивая на департамент коммуникации, — то там однозначно надо искать коррупцию. Например, Житомирский губернатор издал распоряжение о том, что все контакты с прессой сотрудники Житомирской ОГА должны вести только через департамент коммуникации. Я уверена, что это четкий индикатор того, что завтра туда должны пожаловать финансовая инспекция и антикоррупционные органы.

— По вашему опыту, какие варианты отказов чаще всего использует бюрократическая машина?

— Первый уровень, с которым ты вступаешь в борьбу, называется «мы не распорядители публичной информации». Если ты обращаешься к тому органу, который прямо указан в законе, например, органы власти и местного самоуправления, то этот аргумент снимается, а если не указаны прямо, например, предприятия, занимающие монопольное положение или владеющие общественно значимой информацией, то это будет требовать дополнительных пояснений или даже обращения в суд.

Второй редут: «мы не владеем той информацией, которую вы запрашиваете». Но и тут при написании закона мы попытались не оставить лазейки: распорядитель информации, которому поступил запрос, обязан переслать его тому, кто владеет этой информацией, потому что гражданин не должен разбираться во всех тонкостях устройства государственной машины, а вот чиновники знают или должны знать ответственных лиц.

Следующий уровень: «у нас такой информации нет, и мы не обязаны ее создавать». Да, закон не обязывает чиновника создавать новые документы на информационные запросы. Но если запрашиваемая информация есть, но разбросана по нескольким документам, или распорядитель обязан был создать такую информацию, например, положение о своем подразделении, то такой отказ в предоставлении информации незаконен.

Более того, публичная информация должна быть проактивной. Чтобы ее не запрашивали, лучше выложить данные на сайте, удобном для пользователя, с хорошим поиском. Нужно, чтобы гражданину было легче посмотреть информацию на сайте, чем долбить информационный отдел запросами.

Закон «О доступе к публичной информации», с одной стороны, отражает проблемы государственного управления, а с другой — эффективность государственной системы может быть улучшена: если государство станет грамотно развивать базы данных, то предоставление информации превратится в вопрос нескольких минут и минимальных усилий. Причем не только для граждан, но и для самих чиновников.

— Чиновник отказал — что ему за это будет?

— Часто — ничего. Даже если вы дошли до суда и получили позитивное решение, то государственный исполнитель говорит: а я не знаю, как это исполнить. И вот приходит такой исполнитель в Минмолодьспорта, по которому просто масса исков по нарушению закона «О доступе…», и говорит: вот решение суда, что вы должны дать информацию. А ему отвечают: а у нас ее нет. И госисполнитель уходит ни с чем.

Вторая возможность — обратиться с жалобой к Уполномоченному по правам человека. Офис уполномоченного активно взялся за составление админпротоколов, и хотя уже есть решения суда о привлечении чиновников к админответственности (штрафам), но привлечь к ответственности нарушителей сложно. Например, есть жалоба на начальника РОВД, что тот не предоставляет информацию. Уполномоченный идет составлять протокол, но по закону гражданин, которому вменяется административное нарушение, должен предоставить паспорт и расписаться. Но ведь начальник РОВД — профессионал. Поэтому он говорит: «сейчас», выходит якобы на минуту и — исчезает навсегда. Два месяца тщательной маскировки — все, истек срок привлечения к административной ответственности.

— И как же это изменить?

— Я считаю, что практику можно изменить только практикой. Чем больше будет судебных решений, админпротоколов, публичных разбирательств, тем меньше будет желания системы не предоставлять информацию, тем больше чиновников будет понимать, что за отписку или проигнорированный запрос придется отвечать: должностью ли, штрафом… А еще это осудит общество.

Леся Ганжа, «Доступ до правды», специально для MediaSapiens