Главным распространителем фейков являемся мы сами, поскольку точечные информационные вбросы, сделанные сознательно, направлены на создание цепной реакции массового сознания, которое само заинтересовано в продвижении. Все это происходит потому, что перед нами не просто информация, а информация, которая опирается на виртуальные составляющие: на то, что любит или боится человек, его мечты и его обиды на мир. Виртуальные страхи управляют нами сильнее любых позитивов.

Не менее важно и то, что фейк дает возможность превратить любого человека в часть группы, мыслящей, как он сам. Человек может думать, что он один носится с этой идеей, в результате замыкаясь в себе. Но когда с помощью исходно запущенного фейка он увидит себя в кругу «информационных друзей», он становится способным на групповые действия, идущие вразрез с ожиданиями большинства.

Фейк служит мостиком объединения одинаково мыслящих людей. В прошлом такого объединения быть не могло, поскольку печать и телевидение не могли распространять такой информации. Раньше объединение достигалось за счет информации мейнстрима, разделяемой многими. Сегодня объединение достижимо за счет фейковых, конспирологических и подобных новостей, близких малому числу людей. Именно соцмедиа позволяют найти их и сделать единым целым.

Фейк опирается как на информационное, так и на виртуальное пространство. Хотим мы этого или не хотим, но он является таким же изобретением человечества, как, например, роман. И тот, и другой связаны с технологией. Взлет романа был обеспечен появлением книгопечатания, массовый приход фейков — соцмедиа. Это связано с облегчением технического порядка, которое порождает и закрепляет соответствующие психологические реакции.

Давно появилось объяснение, почему негативные новости распространяются лучше и быстрее. Именно по этой причине фейки всегда идут впереди нормальных сообщений. Они опережают их по скорости в несколько раз. В принципе, всегда считалось, что негативная информация более полезна для человека, чем позитивная, причем с давних времен, поскольку она помогала избежать опасных ситуаций. То есть она важнее для разговаривающих, поскольку способствует выживанию. Скорее тактическому выживанию сегодняшнего дня, тогда как сказки, например, задают более стратегические правила, носящие долговременный характер.

Майкл Петерсен с коллегами решили проанализировать, что мотивирует граждан распространять враждебные политические слухи в развитых демократиях. Они считают, что распространение враждебного слуха имеет две цели. С одной стороны, это мобилизация против целевой группы. С другой — это демонстрация желания включиться в эскалацию конфликта.

Все это происходит на фоне двух тенденций. Это возросшая поляризация внутри элит, которая передалась и населению. Это также возмущение по поводу существующей политической системы. Люди разочарованы тем, как работает демократия.

Поляризация ведет, например, к распространению негативных слухов о республиканцах со стороны сторонников демократов. Правда, авторы оговариваются, что вера в негатив не обязательно связана с его распространением. Поэтому распространение негатива они объясняют имеющимся разочарованием ситуации в обществе и местом человека в нем. Часто политически активные люди распространяют негатив вне зависимости от своих партийных симпатий. Они стремятся не помочь системе, а пытаются уничтожить саму систему.

Петерсен с коллегами фиксируют: «В каждом обществе есть разочарованные радикалы. Однако в эпоху соцмедиа эти радикализированные индивиды могут более легко находить думающих так же других и могут более легко распространять свои взгляды. Более того, сегодняшние общества сталкиваются с особыми социополитическими условиями, побуждающими желание хаоса в большей степени, чем это было в прошлые десятилетия». То есть он выстраивает цепочку «разочарование — желание хаоса», ссылаясь при этом на исследования Турчина.

Турчин, анализируя социополитическую нестабильность аграрных обществ, выделяет три фактора, вытекающих из роста населения без соответствующего возрастания урожайности. Во-первых, это рост цен, сельская бедность, миграция и возрастающая частотность голодных бунтов и протестов по поводу оплаты. Во-вторых, перепроизводство элиты при малом росте элитных мест. В результате элиты делятся на группы и враждуют. В-третьих, из-за роста населения возникает рост армии и бюрократии, который не может быть поддержан доходами. Государству приходится увеличивать налоги. Все это ведет к кризису и борьбе с центральной властью (см. работу: Turchin P. Ages of Discord. A structural-demographic analysis of American history. — Chaplin, 2016). То есть рост населения с неизбежностью приводит к кризису.

Интересно, что хотя это модель кризиса аграрного общества, но все эти причины присутствовали и в кризисе, который привел к развалу СССР. Мы тоже имели войну элит, когда одна элита вытесняла другую с целью получить в руки все ресурсы.

Турчин предлагает три принципа, в рамках которых трактует историю США до 2010 года:

- принцип переизбытка труда: цена труда падает, как и жизненные стандарты большинства, обнищание населения создает хорошие экономические условия для элит,

- принцип перепроизводства элиты: число элиты возрастает, как и ее аппетиты, что приводит к невозможности общества содержать элиту, что ведет к внутриэлитным конфликтам,

- принцип нестабильности: перепроизводство элиты ведет к конфликтам, обнищанию населения, фискальному кризису государства.

Турчин считает, что аграрные общества наиболее удобны для изучения. Они трансформировались очень медленно в отличие от современных государств, где изменения проходят очень быстро. К тому же, 95 % исторических письменных источников посвящены именно аграрным обществам.

Турчин прогнозирует пик социальной нестабильности и политических волнений на двадцатые годы нашего столетия (см. тут и тут). Отсюда можно сделать вывод, что приход Трампа, Орбана и других является предвестником изменений в массовом сознании, ведущих к наступлению хаоса. Мир увеличивает скорость изменений, не имея в своих руках никаких предохранителей.

Фейки на самом деле — это усилители того, что уже было записано в индивидуальном и массовом сознании до их появления. Фейки эксплуатируют этнические, расовые, гендерные противоречия, уже имеющиеся в обществе. Вспомним наиболее частотные темы информационных вбросов в кампанию Трампа. Мигранты и миграция — хорошо / плохо. Ислам — хорошо / опасно. Афроамериканцы — хорошо / плохо. Стрельба полиции — хорошо / плохо. Все это входит в пакет негативных ожидания и страхов обычного человека.

Появилась подробная временная схема всех событий американских президентских выборов с информационными интервенциями. Здесь также цитируется высказывание Хрущевой о мотивации, стоящей за этими интервенциями: «Эта операция должна была показать американцам, что вы, ублюдки, такие же, как все. Путин выполнил мечту каждого советского лидера — указать США на их место. Думаю, это будет изучаться последователями КГБ еще долгое время».

Сегодняшний мир теряет свою понятность. Он становится менее управляемым. Возникают сложные и простые проекты, направленные на разрушение прошлых правил. И начало таких сложных проектов деструкции можно найти в истории разрушения СССР. Со своей версией этого проекта деструкции часто выступает Сергей Кургинян (см., например, его книгу «Красная весна», изданную в Москве в 2015 году). При этом мы все время слышим только версии, никто не хочет раскрывать правды. А версии всегда будут иметь вероятностные основания, то ли было так, то ли нет.

Юваль Харари увидел интересные характеристики революционных движений для будущего. Восстания двадцатого века были против эксплуатации и хотели транслировать в политическую власть свою важную роль в экономике. Брексит и выборы Трампа имеют другую траекторию: у людей есть политическая власть, но они боятся того, что теряют свою экономическую силу. Возможные революции XXI века будут против экономической элиты, которая уже не нуждается в людях. Но бороться против своей ненужности будет сложнее всего.

Сегодня на помощь большой политике пришли социальные медиа с их использованием фейковых новостей. Если раньше пули были физическими, то теперь они стали информационными и виртуальными. Под последними мы понимаем такие фейки, которые направлены на виртуальный мир человека, порождаемый его моделью мира.

Какие характеристики фейковых сообщений исследователи рассматривают как базовые? Саманта Бредшоу из проекта компьютерной пропаганды говорит: «Мусорные новости представляют собой конспирологический, высоко поляризованный контент, который необязательно является правдивым. То есть в них есть элемент того, что мы вкладываем в понятие фейковых новостей. Но они также включают большое количество реально поляризирующего контента, направленного на разделение людей. Мы увидели также многое из этого в распространении по социальным медиа, где были политические мысли или элементы программ, предназначенные для повтора человеческого поведения, распространяющего и усиливающего эти месседжи, давая фальшивое ощущение популярности, связанное с этими месседжами».

Современный мир переполняют страхи и разочарования. Новые поколения не видят возможности вырваться за пределы этих коллективных настроений, поскольку соцмедиа направлены на усиление социальных страхов и желаний, они их только усиливают, демонстрируя их всеохватность.

Политические функции соцмедиа не новы, их выполняли и раньше в виде организации, поддержки, раскрутки разных движений. Но теперь технологии позволяют использовать социальные сети и доверие путем превращения друзей в усилителей распространяемых месседжей. То есть рупором стал сам отдельный человек, поскольку соцмедиа многократно усилили его голос.

А на смену спешат новые технологии. Возникло, например, понятие deepfake как создание уже не вербального, а визуального фейка. Ожидается использование дополненной реальности, искусственной реальности, распознавания голоса.

И один из выводов состоит в том, что коммуникация — это не просто передача сообщений. Для людей важно подтверждение близости с большим драматическим нарративом о мире, то есть с моделью мира. По сути люди ищут новости, подтверждающие их модель мира. И это вновь проявление определенного стадного инстинкта.

Интернет принес тенденцию, которую обозначили как постпечать. Это отказ газет от печати и переход их полностью в онлайновую форму. Это произошло с британской газетой Independent в 2016 году, когда газета уже была в руках российского олигарха А. Лебедева. А до этого на такой эксперимент пошли в 2007 году финская газета Taloussanomat и американская Christian Science Monitor в 2009-м. То есть постпечатный мир идет семимильными шагами вместе с постправдой.

Анализ читательской аудитории газеты Independent, которая пошла этим путем, показывает, что читатели печатного издания тратили на газету от 37 до 50 минут на каждый номер. В 2017 году онлайновые читатели тратят всего шесть минут за месяц. Правда, есть рост читателей за рубежом в первый год на 50 %, второй год — еще на 20 %. Это тем более удивительно, что печатной газеты за рубежом особенно не было.

Бывший редактор данной печатной газеты Раджан с неким, вероятно, сожалением подчеркивает, что у газеты теперь совершенно иной тон. Он говорит о нем как о популистском, ориентированном на клики, на вирусное распространение информации. Не споря, можно заранее согласиться с этим, ведь онлайновое издание всегда будет отличаться от печатного.

Соцмедиа усилили поляризацию и радикализацию, создав облегченные пути их роста. При этом мы все время смотрим на Facebook, но точно такие процессы развиваются в YouTube и в Twitter. Вероятным параллельным процессом следует признать и выход на арену популистских лидеров по всему миру. Они легко обошли сложные схемы прошлой политики, заговорив с населением на понятном языке с четким обозначением «врагов», активируя во много забытую старую модель мира.

В современном лидерстве возник новый инструментарий: «Политические и военные лидеры постоянно пытаются и достигают успеха в использовании информации в такой степени и скорости, которой еще не было в истории, чтобы достичь результата внутри других стран. Эти лидеры более не могут освободиться от внешних попыток повлиять на население своих стран, они или сами формируют восприятие или позволяют другим делать это».

Зингер, один из авторов новой книги «Как война» об использовании соцмедиа в качестве современного оружия, пишет: «Чтобы победить интернет, надо научиться совмещать вместе элементы нарратива, аутентичности, сообщества и скопления. И если вы можете “победить” интернет, вы можете победить глупые распри, выборы и смертельно опасные битвы» (цит. по работе). Зингер говорит, что идея книги пришла еще до Трампа, когда в 2014 году силы «Исламского государства» захватили Мосул: «Это создало момент не просто разрыва в войне и политике, а смятение. Что это за группа и как им удалось сделать невозможное — победить военную силу, намного большую, чем они, обученную и вооруженную самой мощной страной в мире? Не принимался во внимание элемент соцмедиа. Главной частью того, как ИГИЛ поднялся, а затем победил, было использование той же тактики, которую используют для своих побед знаменитости, маркетологи и подростки».

Кстати, в предисловии к книге авторы тоже говорят о Мосуле, когда распространяемые слухи привели к бегству тысяч солдат и полиции, что позволило полуторатысячному отряду ИГИЛ легко его занять. На фоне рассказов о будущей кибервойне «Исламское государство» провело вирусную маркетинговую кампанию, захватив не сеть, а информацию в ней. После этого с помощью интернет-кампании привлекло к себе 30 тысяч новых бойцов.

Главная идея авторов такова: социальные медиа революционизировали уже все от бизнеса до политики, теперь настало время и для войны. Они пишут: «Интернет долго восхвалялся за способность объединять людей. Но сегодняшний день демонстрирует, что та же технология легко становится оружием. Смартфоны и социальные приложения четко изменили азы конфликта: от рекрутирования до сообщений с поля битвы. Но наибольшие результаты могут быть более фундаментальными, расширяющими причины, частотность войны и охват. Платформы соцмедиа усиливают нарративы “мы против них”, открывая уязвимым людям опасные идеологии, разжигая даже давно спящую ненависть. Они создают массовую поддержку общественному мнению, которое практически невозможно предсказать или проконтролировать».

Еще одним примером переноса технологий стал феномен использования самими американцами внутри страны технологий российских информационных интервенций (см. тут и тут). При этом не утихает внимание и к возможности иностранного вмешательства. Новым феноменом стало то, что растет число внутренних дезинформационных кампаний и падает число внешних. А домашние кампании сложнее идентифицировать, чем внешние, поскольку они отражает реальные сети американцев в онлайне.

Современный мир вступил в полосу резких изменений. С одной стороны, это результат развития информационных технологий, которые все глубже входят во многие социальные процессы. С другой — это следствие ускорения множества самих социальных процессов, которые сами становятся источником изменений.