Виділіть її та натисніть Ctrl + Enter —
ми виправимo
ДРАМА В ПАВУТИНІ
Дэвид Финчер о том, чем эффективность отличается от высокомерия, об аутсайдерах и о том, пользуется ли он Facebook.
— Снимая о чем-то популярном и актуальном — как Facebook, — чувствуете ли вы себя частью всеобщей тенденции?
— Я не одержим социальными сетями. Я не сентиментален, не стремлюсь культивировать собственное прошлое, вывешивая его в интернете. Для меня время — линейный поток. По этой же причине меня ставят в тупик вопросы, требующие провести сравнения между моими предыдущими работами и новым фильмом: я не вижу ничего общего между «Социальной сетью», «Зодиаком» и «Бойцовским клубом». И вообще меня не интересует понятие «фильмография».
Меня бесят люди, которые идут в кино как на футбол. Им, понимаете ли, надо за кого-то болеть!
— Что заставило вас взяться за историю создателя Facebook Марка Цукерберга? Возможно, вы видите в этом персонаже себя?
— О, безусловно! Я вижу себя не только в Марке Цукерберге, но и в его друге и сопернике Эдуардо Саверине. И даже в туповатых спортсменах-суперменах, близнецах Уинклвоссах, по меньшей мере в одном из них, Кэмероне. Я вообще вижу себя в большинстве персонажей моих фильмов — и те картины, которые не позволят мне увидеть себя, меня не интересуют. Больше всего меня бесят люди, которые идут в кино как на футбол. Им, понимаете ли, надо за кого-то болеть — и вот приходят они на фильм и сразу начинают приглядываться к персонажам: «Ага, этот симпатичный… Буду за него!» В кино нет спортивных команд. Правда, многие режиссеры делают свои фильмы так, чтобы кто-то из героев непременно сражался за любовь публики. Это мне не подходит! Это безумно скучно! Не переношу людей, которые идут к народной любви коротким путем.
— Цукерберг явно не из таких.
— Это уж точно. Я впервые увидел его по телевидению в интервью, которое он давал Лесли Сталь в передаче CBS «60 минут», и был потрясен: этот парнишка — нечто особенное! Он сам не понимает, зачем пришел на эфир, и ему наплевать на причины, заставившие журналистов обращаться к нему с вопросами. Он что, Джонни Роттен, миллиардер-панк? Да нет, просто человек, который не вписывается в рамки, — и это делает его настолько интересным. Он — не Игги Поп, не рок-звезда. Скорее уж кто-то вроде Бэнкси. Аутсайдер. «Я возьму в руку баллончик и раскрашу эту стену, а вы, ребята, будете биться об эту стену головой много лет и потом продадите ее за десять тысяч долларов… потому что вы глупее меня!»
— Вы были таким же высокомерным, когда начинали свою карьеру в кинематографе?
— Высокомерие — удел ограниченных людей. Я не таков. С самых ранних дней я испытал на себе проклятие — или благословение, кто знает, — точного знания того, чем хочу заняться в жизни. Я знал все наверняка и был уверен, что у меня получится. Начал строить свою биографию, наверное, лет в восемь и к шестнадцати научился всему, что было необходимо для будущей карьеры кинорежиссера. Ходил на курсы фотографии, учился в театральной школе, изучал живопись и английскую литературу. Разумеется, когда мальчик так уверен в себе, взрослые спросят: «Откуда ты знаешь, что у тебя все выйдет?» Мои родители спрашивали меня об этом много раз. Но я не предполагал, что могу провалиться. Это что, высокомерие? По-моему, это эффективность. А если у кого-то не получилось стать режиссером — значит, не очень-то ему и хотелось. Лично я вижу цель и сразу определяю, чему должен научиться, чтобы ее достигнуть, а потом берусь за дело.
— С годами это изменилось? Вы до сих пор твердо знаете, чего хотите?
— Я уже этого добился. Я занимаюсь тем, чем всегда хотел заниматься.
— Например, фильмом «Социальная сеть»?
— Когда я прочитал сценарий Аарона Соркина, то сразу решил, что буду снимать этот фильм. Однако перед тем, как приступить к делу, я пришел к руководству студии и сказал, что у меня есть условие. Юридический отдел должен разобраться со всеми деталями заранее. Я не могу начать работу, а потом через три недели узнать, что обязан изменить какие-то сцены. Учтите, этот фильм нельзя делать завтра. Его надо снимать сейчас. Безотлагательно. Прошло два дня — и они дали мне карт-бланш. В сентябре 2009-го я уже снимал.
— Чем вас так зацепил сценарий?
— Это потрясающая история! 19-летние дети судятся друг с другом за сотни миллионов долларов — что может быть увлекательнее? Драйв, энергия, конфликт — и все вокруг авторских прав! Наконец, центральный персонаж. Он настолько сложный, настолько интересный… В Голливуде выбор прост: герой или ударит собаку, или будет вежливым со служанкой. В первом случае сразу ясно, что он негодяй, во втором — что он хороший человек. Цукерберг мне нравится тем, что он всю жизнь искал, какую бы собаку пнуть, но так и не нашел… Потому что был слишком занят тем, чтобы нагрубить служанке. Он так мало занят выстраиванием собственного образа! Посмотрите любое видео с его участием на YouTube — и поймете, о чем я. В сценарии я увидел подлинный, реалистичный портрет 19-летнего гения.
— Не опасались критики со стороны поклонников Марка Цукерберга? У него в конце концов больше 500 миллионов друзей…
— И большая часть из них видит в нем чудака. Все эти компьютерные гении — странные ребята, типичные чудаки: и Билл Гейтс, и Стив Джобс. Прирожденные аутсайдеры, они заглядывают в окошко, за которым идет всеобщий праздник, и спрашивают себя: «Почему никто из них меня не ценит?» Но они не сходят с ума от гнева, а делают нечто, что заставит всех оценить их по достоинству!
— Вы не пытались встретиться с самим Цукербергом?
— Нет. Когда я взялся за этот проект, продюсер Скотт Рудин вовсю вел переговоры с людьми из Facebook, которые выдвинули огромный список требований. Первым пунктом стояло требование не упоминать Гарвард, вторым — обойтись без слова Facebook! Диалог был непростым. Они хотели контролировать каждую страницу сценария, мы с трудом сопротивлялись. После того как компромисс был достигнут, мы были счастливы настолько, что даже не думали наживать себе новые проблемы, вступая в прямой контакт с Цукербергом. К тому же, мне казалось, что я делаю фильм не о Марке Цукерберге!
— А о чем?
— О трех конфликтующих сторонах, которые спорят об авторских правах на одну из самых важных технологий XXI века, стоящую миллиарды долларов. Три точки зрения, которые невозможно примирить.
— Вы кому-то из героев симпатизируете?
— Проигравших среди них нет. Все в выигрыше. За вложенную им в Facebook тысячу долларов Эдуардо Саверин получил сумму от 600 миллионов до 1 миллиарда 300 миллионов долларов. И что, жалеть его после этого? О лучшем вложении мечтать невозможно! Мне не жаль и Марка Цукерберга — он заработал огромное состояние. А Уинклвоссы получили 65 миллионов в качестве компенсации за одну встречу с Цукербергом и посланные ему 50 электронных писем. Жаль, что все они не помирились и не извинились друг перед другом — но этого уже не случится. И незачем изнурять себя наивными «что, если…». Лично я снимал игровое кино, а не документальное расследование. Кино о молодости, о законе и праве, об условности слов. Один скажет: «Я был твоим лучшим другом!», а другой ответит: «Да ты на вечеринках развлекался, пока я ночами за компьютером сидел», — и оба будут правы. Мне плевать, что случилось на самом деле. Для меня это все — драма шекспировских масштабов, и важно только это.
— Вы сами пользуетесь Facebook?
— Нет. А зачем?
Антон Долін для Пятницы