Я часто слышу от своих знакомых и друзей примерно одну и ту же фразу: «Да ладно, зачем вы социологией занимаетесь, это же всё так субъективно – как вопрос задашь, такой ответ и получишь». Такой взгляд на социологию – свидетельство того, что не все имеют адекватное представление о том, чем занимаются социологи и как можно использовать результаты их исследований.

Не буду сосредотачиваться на том, что не все социологи в принципе занимаются опросами, и сразу перейду к проблеме самого вопроса, на который мне так часто указывает моё окружение: как вопрос задашь – такой ответ и получишь. Это действительно так, и постановка проблемы вполне оправдана. Но для тех социологов, которые занимаются опросами, наличие этой преграды далеко не повод бросать профессию. Наоборот, это вызов, при этом очень интересный. Можно даже сказать так, что сама постановка проблемы – как задать вопрос, чтобы получить нужный ответ – во многом определяет желание заниматься исследованиями. А действительно, как же решить эту интересную задачу? Что такое вообще этот «нужный ответ» и по каким критериям его можно оценить?

Однако эта тема важна не только для самих социологов, но и для представителей средств массовой информации. Мы знаем, что результаты опросов часто публикуются в медиа. И, к сожалению, бывают случаи заведомой манипуляции. Вспомним хотя бы заявления нынешнего министра образования, который признался в том, как фальсифицировал социологические данные. Зачем прибегать к таким манипуляциям, думаю, объяснять не надо. Другое дело - зачем было признаваться. Возможно, чтоб очернить деятельность социологов в целом: мол, посмотрите, только цифрами с потолка и занимаются. Однако кроме таких экстремальных примеров мы можем встретить и более утонченные способы манипуляции общественным мнением с помощью данных. Самое интересное, что сама манипуляция не всегда имеет осознанный характер. Как гласит известный афоризм, не стоит искать злой умысел там, где всё объясняется глупостью.

Другое дело, что речь идёт о том, что эти «глупости» так или иначе могут повлиять на поведение людей. И людям стоит уметь разбираться в том, а что, собственно перед ними – достоверные данные или результат их «причёсывания».

Для того чтобы показать, насколько важна роль вопроса в исследовании, хотелось бы привести некоторые примеры. Один мой коллега когда-то поделился очень интересным видео, которое вы можете посмотреть тут. Это выступление Дэна Эрли на TED, посвященное иррациональному поведению человека и тому, как часто мы сами не осознаем всех условий, которые влияют на нашу способность делать якобы «рациональный» выбор. Тем не менее, в этом видео есть яркий пример, отлично иллюстрирующий проблему, о которой мы говорим.

Пример этот касается исследования, в котором пытались узнать отношение жителей Европы к программам по жертвованию своих органов. В результате исследований было установлено, что жители некоторых стран, таких как Дания, Великобритания, Австрия и Нидерланды, проявили очень низкую готовность к такому обхождению со своими органами. В то время как жители других стран оказались куда более готовы к такому шагу. И первая очевидная попытка объяснить такие данные – это поиск культурных отличий. Действительно, может, речь идёт о том, как в этих странах Европы принято действовать на благо других. Возможно, такие данные можно объяснить религиозным фактором. Однако если посмотреть на результаты, можно увидеть, что те страны, которые принято считать культурно близкими, показали совершенно противоположные результаты. Так, в вопросе жертвования органов Швеция сильно отличалась от Дании, Германия от Австрии, Нидерланды от Бельгии. Но, как оказалось, данные легко объяснить, если посмотреть, как респондентам задавался вопрос.

В одних странах вопрос звучал так: «Отметьте, если вы хотите принимать участие в программе по жертвованию органов». Респонденты ничего не отмечали в анкете и, соответственно, считалось, что они не хотят жертвовать органы.

В других странах вопрос звучал так: «Отметьте, если вы не хотите принимать участие в программе по жертвованию органов». Респонденты, опять-таки, просто ничего не отмечали в анкете – но в этот раз считалось, что они хотят жертвовать свои органы.

Первая реакция на этот пример вполне очевидна. Да, как сформулируешь вопрос, так и получишь ответ. Но из этой ситуации можно вынести и более глубокий урок. Во-первых, если бы во всех странах вопрос задавался одинаково, сильных расхождений не было бы. Во-вторых, мы фактически видим результаты эксперимента. Налицо ситуация, когда в разных группах наблюдения мы задали вопрос и так, и эдак – и в одном случае получили более правдоподобные результаты. А это значит, что мы ступаем на эту нелёгкую дорогу поиска метода, который в лучшей степени помог бы решить  исследовательскую задачу.

Если проще, то мы уже работаем над нашим вопросом. Мы используем специальные процедуры, чтобы понять, в какой форме лучше его сформулировать. То есть становится понятно, что социологи не пускают проблему на самотёк. На самом деле эта проблема давно и широко обсуждается. Масса исследований и опросов проводится не для того, чтоб узнать что-то новое об обществе, но для того, чтоб оценить сам исследовательский инструмент.

Один из способов такой оценки – апробации. Следующий пример того, как социологи ищут формулировку вопроса для исследований, можно найти в публикациях Наталии Паниной, которая описывала, как именно в далеком 1990 году проходила апробация известной методики – шкалы социальной дистанции Богардуса.

Суть методики в том, что респонденты просто указывают те типы социальных контактов, в которые они бы вступили с представителями разных социальных групп. Например, вступил бы в брак с представителем некой социальной группы, стал бы дружить, был бы соседом, работал бы вместе, просто жил бы в одной стране или даже выдворил бы из страны.

Эта методика разрабатывалась в США. Перед тем, как использовать её в опросах в нашей стране, было решено провести апробацию –  опросить малую выборку людей и зафиксировать их реакцию на опрос. В результате апробации были смягчены крайние позиции шкалы – про брак и изгнание. Такие формулировки не понимались людьми и вызывали смущение. Так, альтернатива «Вступил бы в брак» была заменена на «Допустил бы в качестве члена семьи». Причина была очень простой – некоторые респонденты смущались тем, что они потенциально могли бы вступить с кем-то в брак, ведь они уже в нём! А альтернатива «выдворил бы из страны» вызывала уклончивые ответы, мол, пускай выдворяют те, кому положено. Так что была выбрана нейтральная альтернатива «не допускал бы в страну». И это очень небанальные вещи. Поскольку в массовых опросах мы имеем дело с сотнями людей, которые могут как угодно понять вопрос, что существенно снизит качество данных.

Итак, вы видите, что даже готовый инструментарий не используется просто наобум. В практике исследователей принято проводить предварительный «прогон» анкеты, чтобы понять, будет ли она работать, как надо. Этот пример показывает не только, что люди склонны реагировать на вопросы по-своему; но и на то, что любая методика опроса культурно обусловлена (в разных странах респонденты по-разному реагируют на вопросы). Но с точки зрения понимания данных есть ещё одна важная деталь. Эту шкалу часто используют для описания ситуации толерантности в стране. Но социальная дистанция и толерантность – это разные вещи. И понимание того, как задавался вопрос, позволяет нам видеть не только положительные стороны методики, но и её ограниченность.

Вообще, часто бывают забавные ситуации с тем, как люди понимают вопросы. Однажды я работал в одной исследовательской компании, которая занималась опросами среди потребителей. Опрашивали людей в городе Фастове. Респондентам предлагали указать, кого из известных деятелей города они знают, и потом предлагалось оценить уровень доверия к ним. И вот что интересно: респонденты указывали, что знают некоторых деятелей только в том случае, если знают их непосредственно – учились вместе, живут в одном доме, работают.

Например, если меня в анкете спросить, знаю ли я Ющенко, Тимошенко или Януковича – я отмечу всех. Ведь я знаю, что это за политики, чем они занимались, могу дать им оценку со своей колокольни. Более того, я понимаю, что цель опроса – понять, насколько в целом узнаваемы эти фамилии. В этом смысле я могу указать, что знаю Грушевского, Хмельницкого и Ярослава Мудрого, хотя по понятным причинам не мог видеть их.

Но когда жителям маленького города задали похожий вопрос, кого они знают из своих местных деятелей – у них в голове происходило маленькое замыкание. Они не отмечали всех, кого знали. Они отмечали только тех, с кем социальная дистанция была минимальной. Так что после того, как разобрались в ситуации на месте, интервьюеры были проинструктированы заново – им пришлось не просто задавать этот вопрос, но и объяснять его суть респондентам. К сожалению, не всегда можно так контролировать процесс исследования. Именно поэтому всё необходимо продумывать заранее. Как видите, в практике исследований часто приходится делать поправки не только на то, что опрос проходит не в США, а в Украине, но и на то, что опрос проходит в Фастове, а не в Киеве.

Теперь что касается публикаций исследований в СМИ. Один из главных способов решить проблему манипуляций – это писать не только о том, какие данные были получены, но и полностью указать формулировку вопроса. Если вопрос был закрытым (то есть респондент не мог предложить свой вариант ответа, а выбирал из нескольких заранее существующих альтернатив), необходимо указать все альтернативы.

Только в таком случае читатель может оценить предложенные ему данные. Кроме того, читатель сможет понять, допустимо ли сопоставлять эти данные с другими. Наш первый пример о жертвовании органов показывает: как только мы узнали, что формулировок было две, мы сразу же поняли, что сравнивать эти результаты друг с другом просто невозможно.

Кроме того, хотелось бы привести пример публикации данных исследования отсюда: «Дослідження продемонструвало, що поряд з двома показниками-лідерами — відвіданням культурно-історичних пам’яток (1-ше місце, 56 %) та сільським туризмом (44%) — до перспективних для України видів туризму опитані зараховують також природні заповідники (44%) та фестивальний туризм (39%)».

Что может узнать простой читатель из этого абзаца? Что Украина пользуется популярностью среди иностранцев благодаря своему культурно-историческому наследию, сельскому хозяйству и природе, а также фестивалям. Но так ли это на самом деле? Мы не видим, что же реально спрашивали у респондентов. Ведь для того, чтоб узнать перспективные для Украины виды туризма, можно спросить просто: «А какой вид туризма вы предпочитаете?». Но можно спросить и так: «Что бы вы посетили именно в Украине?». А может: «Какой вид туризма вы используете наиболее часто?». Ведь мы можем интересоваться как отношением, так и реальным опытом. Кроме того, мы можем дать респонденту закрытый список возможных ответов, а можем предложить высказаться ему самому. Например, мы знаем про такой вид туризма, как сексуальный туризм. Его нет в «лидерах» этого опроса. Потому что респонденты его не предпочитают или потому что его нет среди возможных альтернатив? Как видим, когда мы задумываемся о формулировке вопроса, у нас появляется масса вопросов к исследованию.

Кроме того, помните, что интерпретация публикуемых данных не может уходить далеко от формулировки вопроса. Например, если вы увидите фразы а-ля «большинство украинцев не любят политика Х», а вопрос звучит просто «За кого бы вы проголосовали?», то вами могут манипулировать. Согласитесь, «не проголосовал бы за политика» и «не люблю этого политика» – разные вещи.

Обращайте также внимание на формулировку: она должна быть простой и содержать только один вопрос. Примером заведомо усложнённой формулировки может быть референдум: «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?». Ну, или не менее известный референдум предлагал такие формулировки: «Согласны ли вы с произошедшим 13 марта 1938 года воссоединением Австрии с Германией и голосуете ли вы за партию нашего лидера Адольфа Гитлера?». Правда, в этом случае людей подталкивали к правильному ответу не только формулировками, но и изображением (альтернатива «Да» была отмечена куда большим и внушительным кружком, фото бланка можно увидеть тут). Поверьте, такие приёмы могут использоваться и в других опросах населения. Раскусить манипуляцию можно в случае, если формулировка вопроса будет опубликована.

То же касается и альтернатив вопроса. Хорошим примером может служить опросник, сфотографированный как-то одной моей приятельницей из Твери. В опроснике респондентов просили проранжировать от 1 до 5 следующие позиции относительно господина Медведева:

«Дмитрий Медведев – единственный кандидат, поддерживаемый Владимиром Путиным»;

«Дмитрия Медведева поддержали четыре политические партии страны: “Единая Россия”, “Справедливая Россия”, “Аграрная партия России”, “Гражданская сила”»;

«Дмитрий Медведев опытный руководитель, 17 лет работает в команде Владимира Путина»;

«Дмитрий Медведев руководит приоритетными национальными проектами: “Здоровье”, “Образование”, “Доступное и комфортное жильё гражданам России”, “Развитие агропромышленного комплекса России”»;

«Победа Дмитрия Медведева на выборах Президента РФ означает продолжения курса Владимира Путина».

Вот и ранжируйте такие альтернативы. Стоит ли говорить, что независимо от реального отношения респондентов к тогда ещё обычному кандидату в президенты Российской Федерации, были получены весьма «положительные» данные. И хоть у меня под рукой оказался пример из опросов в России, я не сомневаюсь, что такие же опросы возможны и в нашей стране. Именно для того, чтобы избежать манипуляций, представителям СМИ необходимо требовать от исследовательских компаний не только чистых данных, но и формулировки вопросов.

Стоит также помнить, что кроме самого вопроса важно понимать и то, кому он задавался. Об этом мы поговорим в следующих публикациях.