Автор – Андрей Мирошниченко, Openspace.ru

Интернет поставляет нам все больше информации, но кто поручится за ее достоверность? Как быть с качеством этой информации? А с объективностью? Мало ли кто что может написать... Ведь только профессионалы могут сообщить проверенную новость, представить квалифицированный анализ. Потому что это их работа — они же получают за это деньги и несут ответственность за написанное...

Таков обычный набор возражений, когда на различных конференциях заходит речь о том, что среда интернета, имея собкоров везде и повсюду, сообщает все самое важное раньше и анализирует зачастую лучше, чем профессиональные СМИ. С оперативностью, актуальностью и вездесущестью интернета все соглашаются, а потом говорят: «Да, но...» И дальше — об ответственной и качественной работе профессиональных авторов и о недоверии к авторам самопровозглашенным.

Забавная штука: общественное мнение, столкнувшись с огромным массивом дикорастущей информации, вдруг начинает наделять старую журналистику чудесными чертами. Она и объективная, и достоверная, и качественные материалы поставляет. Потому что там профессионалы. Даже как-то и непривычно слышать столько хороших слов о журналистах.

Обычно распространен другой миф: не верьте газетам, «ящик» врет, журналюги продажные. Но как только замаячил переход на медийное самообслуживание, общественность ухватилась за высокий профессионализм журналистов как за явление, не только предписываемое общественной моралью, но и фактически существующее. Лишь бы только не соглашаться получать информацию из ниоткуда, от никого. Из источников, которые такие же, как мы. Которые не возвышены над массой статусом профессионала. Как можно верить таким же, как мы, если они специально не уполномочены, не обладают общественной санкцией?

Реальные качества реальной журналистики (та, которая в киосках и в телевизоре) отходят при этом на второй план. Главным достоинством профессионализма, на самом деле, становится его уполномоченность. Сообщать обществу об обществе должна специальная инстанция, а не само общество. Самим себе, коллективному «я» веры нет и не может быть. Ну, а кто нас уполномочил-то?

Эта интересная особенность массового сознания, наверное, характеризует отношение к интернету в целом. В прежние времена общественная информация всегда происходила из статусного источника, отгороженного от публики, имеющего санкцию и поэтому авторитетного. И люди по-прежнему ждут и жаждут, чтобы весомое слово было сказано из некой уполномоченной инстанции. Только тогда оно весомо.

Любопытно, что в похожую ловушку попадают… нейрофизиологи. Исследуя мозг человека, они ищут главный, окончательный, центральный участок, «отвечающий» за сознание. И каждый раз, приходя к выводу, что такого участка может и не быть, теряются. Отсутствие центра, ответственного за сознание, не укладывается в сознании.

Действительно, пространство разума в нашем представлении концентрично, оно имеет конический верх. Мы обязательно ожидаем, что в предельной точке, которая вверху, размещена высшая инстанция, центр авторитета. Относительно него организуется низ, широта и долгота. Это образ конуса или, более точно, пирамиды. Всегда есть главный, и он отдельно от нас — он наверху, поэтому его мнение авторитетно. Он не может быть в нас, из нас.

Скорее всего, вынесение высшей инстанции вне себя и вверх связано с детским восприятием сверхфигуры отца. В рассудке, имеющем опыт детства, неизбежны появление бога (религии), начальства (государства). Всегда вверху должен быть кто-то решающий, кто уполномочен на все, в отличие от нас.

В какой-то мере дискуссия о том, что «журналисты лучше блогеров, потому что профессионалы», — это тоже наследие детского восприятия авторитета. Ну не могут люди сами (без санкции) быть с усами! На это надо иметь полномочия. Это должен быть кто-то специальный.

Высшая инстанция и сеть не сочетаются, потому что не сочетаются пирамида и облако. Ассанж есть Ассанж, государство есть государство, и вместе им не сойтись. Пирамида — это гравитационный продукт. Облако же к внешней гравитации равнодушно, но создает тяготения внутри себя, причем из собственного материала, безо всяких там высших предписаний. Понять это нам, действительно, очень трудно.

Вот если бы люди рождались не в культуре со сверхфигурой отца, а скажем, в стаях с прайдовой организацией, где воспитанием занимаются несколько матерей (как у львов или гиен), они, скорее всего, жили бы не государствами, а коммунами. И доминирующими религиями были бы многобожеские. Отзвуки в истории есть — из тех времен, когда ячейкой был род, а семьи еще не было. Но даже и в этом случае мы не могли бы постичь облачную природу сети, потому что даже такой личный опыт содержит идею внешнего безусловного авторитета.

Возможно, человек мог бы лучше понимать сеть в том случае, если бы сразу рождался взрослым. Тогда у него не было бы опыта получения внешнего решения по поводу себя самого, не было бы представления о высшей инстанции. Сразу-взрослый-человек обретает только горизонтальные связи, у него нет центра, кроме самого себя. А установление горизонтальных связей с другими людьми без вышестоящего авторитета дало бы очевидную идею распределенности. Поэтому сразу-взрослый-человек сразу готов к существованию в сети. Он не страдает от отсутствия специальных уполномоченных инстанций по выработке общественного мнения и прочих решений, полезных для личности и порядка.

Но сразу-взрослых не бывает. Потребность во внешнем уполномоченном авторитете высока. И она, кстати, является своеобразной социальной скрепой, которая заставляет людей собираться вместе и вручать выделенные функции надзора за собой специальным авторитетам — жрецам, вождям. Теперь вот еще, оказывается, и профессиональным журналистам.

Нам даже трудно помыслить идею распределенности авторитета. Пожалуй, единственный образ распределенности, похожий на устройство интернета, дает система диспетчерского управления авиаперелетами. У этой системы нет центра. Равноправные узлы вырабатывают решения сами, кооперируясь нужным образом. Ничего, работает. И потребитель доверяет.

Тем не менее, визуализация представлений о мире понемногу подстраивается под новые реалии. Косвенным свидетельством является, например, постепенное распространение в СМИ облачной инфографики (вдобавок к геометрической, то есть гравитационной).

Но разрешим ли в принципе конфликт между облачной архитектурой сети и пирамидальным пространством нашего разума? Может так статься, что нет. Вполне может так случиться, что, коль скоро сеть сама не имеет вертикальной гравитации (верх-низ), мы ей поможем. Для этого всего лишь надо наделить полномочиями (по разным поводам) некие внешние, отделенные от нас инстанции.

О добровольном признании чьего-нибудь чужого права на производство важного, «тяжелого» контента свидетельствует победное шествие кнопки like. Лайкая, относишь себя к публике, соглашаешься оказаться «под» транслятором, отказываешься от равного с ним права создавать контент самостоятельно. Так постепенно происходит новое расслоение на внимающих и вещающих.

Расположенность к появлению новых форм авторитета даже и в сети, возможно, проявляется в профессионализации именитых блогеров. Их авторитет окостеневает, образует какие-то новые институциональные формы — надзор за фондом Навального, интеграция в традиционные структуры. Их статус постепенно отделяется от среды «нам-подобных», они становятся протоплазмой новых инстанций.

Но вернемся к профессионализму журналистов как надежному источнику правды и качества. Безусловно, профессионал обязан создавать качественный продукт. Но это не гарантирует ему монополии на качество. Особенно в такой сфере, как производство общественно значимой информации, и особенно в такой среде, как интернет. Сетевой кооперации вполне по силам не только новости, но и аналитика. Авторы-любители инвестируют столько энтузиазма, времени и любых необходимых знаний, что их продукт вполне может превосходить весьма ограниченные по ресурсам и энтузиазму статьи профессионалов. Вряд ли в очном состязании, но в статистическом массиве — вполне. Не только репортажи, но и лучшие расследования последнего времени появлялись в интернете. Технически это осуществимо.

Но психологически — разум отказывается принимать. Поэтому есть комфортный миф об авторитете профессионала, имеющего специальные полномочия и целый набор ритуальных признаков: зарплата, должность, «корочка», ответственность, подготовка... Сразу понятно — человек специальный, уполномоченный, а не абы кто.

Openspace.ru