Как информационные технологии атакуют ментальное пространство человечества
Виділіть її та натисніть Ctrl + Enter —
ми виправимo
Как информационные технологии атакуют ментальное пространство человечества
Мы живем в мире своих и чужих решений. Наша модель мира или ментальная модель конкретной ситуации заставляет нас принимать те или иные решения. Однако у Хэрриса, работавшего в компании Google над проблемами этики, есть важное высказывание (его сайт — www.tristanharris.com): «Все наши мозги могут быть взломаны. Наш выбор не является таким свободным, как это представляется». То есть сегодняшние технологии подняли влияние, а значит и управление массовым сознанием на небывалую высоту.
Этот уровень Хэррис описывает так: «Технологии управляют тем, о чем два миллиарда людей думают каждый день и во что они верят. Вероятно, это самый большой источник влияния мыслями двух миллиардов людей, которые когда-либо были созданы. Религии и правительства не имеют такого влияния над ежедневными мыслями людей. Но есть технологические компании [Apple, Google, Facebook, YouTube, Snapchat, Instagram. — Г. П.], которые обладают такой системой, над которой, если честно, у них нет контроля, с новостными потоками, рекомендованными видео и всем, что они выставят перед вами, управляющим тем, что люди делают со своим временем и на что они смотрят».
Окружающие нас технологии, названные информационными, стали настолько привычны, что нам трудно представить себе время, когда их не было. Более того, мы не замечаем некоторых негативов, которые пришли с ними, поскольку поглощены исключительно позитивами.
Одно из главных произошедших изменений — это время, которое люди проводят перед экранами — телевизор, видеоигра, компьютер, мобильное устройство. Сегодня, как считается, эта цифра достигает восьми часов в день.
Экран порождает не только потерю критического мышления, но и хронический стресс. Телевизионный триллер держит нас в напряжении, не отпуская. Один из издателей когда-то объяснил многочисленность детективов и триллеров в западной книжной индустрии и малую долю их в постсоветском пространстве тем, что у них слишком спокойная жизнь, которую надо взбадривать, а у нас сама жизнь полна приключений, так что мы не нуждаемся в дополнительных стимуляторах. Но это наблюдение можно продолжить тем, что мы все равно дополнительно вливаем в себя тревожность и страхи, так как тоже не отрываемся от западной продукции.
Еще один новый феномен, который возникает при работе с экраном — временная задержка дыхания. Ей способствует и неудобное положения сидя, не дающее нам нормального диафрагмального дыхания. Мы задерживаем дыхание в эмоции ожидания, жесткого момента в видеоигре, при чтении электронной почты. Мы забываем выдохнуть, а чем больше дышишь, тем меньше стресс.
Задержка дыхания, например, во время ответа на имейл, изменяет баланс кислорода, CO2 и окиси азота. А окись азота используется в иммунной системе, чтобы бороться с вирусными, бактериальными и паразитическими инфекциями и опухолями, она передает сообщения между нервными клетками, связана с процессами обучения и запоминания, сна и ощущения боли. Суммарно ученые говорят об окиси азота так: «Судьба человека определяется его поведением и характером, на которые, в свою очередь, влияет состояние его души и тела. Значит, судьба человека в некотором смысле связана с окисью азота».
Даже незначительные чисто физические, а не информационные изменения вокруг нас не так просты по своим последствиям, как нам представляется. Например, изменения климата, которые мы наблюдаем, несут с собой определенные ментальные отклонения и рост числа самоубийств. Потепление на 1 градус за пять лет дает двухпроцентное увеличение психических заболеваний. 1 градус потепления несет за собой 0,68 % увеличение уровня самоубийств в США.
Соцмедиа приписали даже боязнь заводить детей у женщин: «Предполагается, что онлайновые пугающие рассказы вызывают токофобию — страх рожать, который повлиял оценочно на 14 % женщин, хотя могут воздействовать еще и другие факторы».
Исследованию подверглось даже воздействие лежащих рядом смартфонов. Суть в том, что смартфоны так интегрированы в жизнь человека, что они закладывают основы для автоматического внимания. На сигналы своего телефон люди отвечают так, как на звуки своего имени. Смартфоны перенаправляют наше внимание от фокальной задачи на поведение, связанное с ними. Смартфоны перераспределяют наши ресурсы внимания от фокальной задачи на себя.
Американский психолог Твендж (ее сайт — www.jeantwenge.com) отследила нехорошие изменения в самочувствии детей, связав их с появлением смартфонов. Она говорит в интервью: «Одиночество и депрессивные симптомы стали расти, в то время как счастье и удовлетворенность жизнью начали падать. Еще одной особенностью, которую я реально отметила, стало ускоренное уменьшение встреч друзей в живую. Это абсолютно ошеломляет — я никогда ничего подобного не видела. Я стала интересоваться, что такое происходит?». Кстати, она напоминает здесь известный факт, что многие технически ориентированные люди в Силиконовой долине ограничивают пребывание своих детей у экранов, что говорит о том, что они прекрасно все знают.
В своей статье исследовательница говорит, что уже 22 года изучает межпоколенческие различия, но точкой изменений стал 2012 г., когда число владельцев смартфонов перевалило через 50 %. Новое поколение имеет больше времени на досуг. Они сидят в своих комнатах, одни и часто в разочаровании.
Еще один фактор, на который она обращает внимание, это как бы отложенное взросление. По ряду типов поведения (выпивка, свидание, время без надзора) сегодняшние 18-летние ведут себя, как 15-летние раньше, 15-летние — как 13-летние. Сегодняшнее детство тянется до университета. Современные подростки не хотят взрослеть, беря на себя ответственность.
Уже в школьные годы они не отходят от экранов, поскольку родители оставляют их дома, чтобы они учились, так как информационная экономика ценит знания. Однако профессор Твендж приходит к такому выводу: «Подростки, которые проводят больше времени, чем в среднем, у экрана, вероятнее будут несчастливы, а те, кто проводят больше времени, чем в среднем, за не-экранной деятельностью, более вероятно будут счастливее».
То есть депрессия напрямую связана с экраном. И это влияние соцсетей, хотя Фейсбук провозглашает, что он соединяет нас с друзьями, однако в результате этого «объединения» перед нами самое одинокое поколение в истории.
В отношении депрессии возникает и такое предположение, высказанное Брайеном Примаком, директором Центра исследований медиа, технологий и здоровья: «Вполне возможно и то, что люди с уже имеющимися депрессивными симптомами начинают больше пользоваться социальными медиа, поскольку, вероятно, они не имеют в себе энергии, чтобы вступать во множество прямых социальных отношений» (цит. по работе: Lewis K. Heavy social media users 'trapped in endless cycle of depression').
Профессор Оппенгеймер объясняет ситуацию с вниманием следующим образом: «Привлекающие объекты забирают внимание, требуется ментальная энергия для фокусировки вашего внимания, если рядом желаемый объект. Положите шоколадное пирожное рядом с человеком, сидящим на диете, пачку сигарет на столе возле курящего или супермодель в комнате с кем бы то ни было, вы увидите, что всем им будет сложно заниматься своими делами. Мы знаем, что мобильные телефоны очень желаемы, многие люди привязаны к своим телефонам, так что нет ничего удивительного в том, что нахождение их в пределах видимости будут создавать утечку ментальных ресурсов» (цит. по работе: Meyer R. Your Smartphone Reduces Your Brainpower, Even If It's Just Sitting There).
Такая же проблема победы над нашим вниманием прослеживается и в случае социальных сетей. Шон Паркер, инвестор, который первым увидел возможности Фейсбука и был его президентом, в своем видеоинтервью акцентирует ту опасность, которая идет вместе с социальными сетями.
- «Не знаю, понимал ли я последствия, поскольку непреднамеренные последствия сети, которая вырастает до миллиарда или двух пользователей, она буквально меняет ваши отношения с обществом, со всеми... Она, вероятно, вмешивается странным образом в производительность. Одному Богу известно, что она делает с мозгами наших детей»;
- «Мышление, которое выстроило эти приложения, а Фейсбук был первым из них, было направлено на следующее: "Как забрать как можно больше вашего времени и сознательного внимания?" А это означает, что мы должны давать вам немного удара допамином каждый раз, когда кто-то ставит лайк или комментирует фото или пост. А это заставляет вас ставить больше контента, чтобы получить больше лайков и комментов»;
- «Это обратная петля социальной поддержки... точно такая, как хакер вроде меня может использовать, поскольку происходит использование уязвимости в человеческой психологии».
Создателем «лайков» был тоже вполне конкретный человек Джастин Розенстейн, о котором сегодня пишут так: «В 2007 г. Розенстейн был в составе малой группы сотрудников Фейсбука, которые решили создать путь наименьшего сопротивления — единственный клик — для того, чтобы "посылать малые биты позитивности" по платформе. Фейсбуковский "лайк" был, по словам Розенстейна, "дико" успешным: зацепление взлетело, поскольку люди наслаждались кратковременной популярностью, получаемой от получения или дачи социальной поддержки, а в это время Фейсбук собирал ценную информацию о предпочтениях пользователей, которую можно было продать рекламистам. Эту идею вскоре скопировал Твиттер с его лайками в виде сердечка (до этого звездочки), Инстаграм и бесчисленное число других приложений и вебсайтов».
То есть на наших глазах произошло самое настоящее индустриальное освоение ментального мира современного человека. Это освоение «ментальной целины» позволяет сегодня снимать урожай в бизнесе и политике. Причем на освоение этой «целины» брошены и большие деньги, и большие умы.
Розенстейн, кстати, говорит и такое: «Одной из причин того, что мы должны говорить об этом сейчас, является то, что мы, вероятно, последнее поколение, которое помнит предыдущую жизнь». Видимо, поэтому многие создатели соцсетей из Силиконовой долины, включая Розенстейна, ушли из соцсетей.
Более того, серия статей была посвящена тому, что в Силиконовой долине все сошлись на мнении, что время, проводимое у экрана, вредно для детей. Поэтому там няни отвечают за то, чтобы телефоны, компьютеры и телевизоры были все время вне досягаемости детей. Это паника, поскольку в некоторые контракты с нянями даже вписывается подобного рода запрет даже для нянь. Няни не имеют права в присутствии ребенка пользоваться никаким экраном.
В результате образовывается как бы обратный тип зависимости. Дети из семей с низким доходом проводят перед экраном в среднем восемь часов и семь минут в день в развлечениях, в то же время в высокооплачиваемых семьях это детское время у экрана составляет пять часов и сорок две минуты в целом по стране.
Вчерашнее благо превратилось в сегодняшнее зло. Понятно, что обойтись без экрана уже никому не удастся. Но задача родителей состоит в том, чтобы максимально уменьшить это время.
Нир Эяль, автор книги «На крючке. Как создавать продукты, формирующие привычки» (Москва, 2017), выделяет внешние и внутренние триггеры:
- «Триггер — это исполнительный механизм поведения, искра, запускающая его двигатель. Триггеры бывают двух типов: внешние и внутренние. Формирующие привычку продукты начинают влиять на пользователей при помощи внешних триггеров, скажем, электронного письма, ссылки на сайт или значка приложения в телефоне»;
- «Во внешние триггеры встроена информация, которая подсказывает потребителю, что ему делать дальше»;
- «Отчасти успех Facebook стал результатом правила, которое я называю "больше-больше": частое использование обеспечивает быстрый вирусный рост. Как отмечает Дэвид Скок, предприниматель в области высоких технологий, ставший венчурным капиталистом, самый важный фактор ускорения роста — это "длительность вирусного цикла". Длительность вирусного цикла — это время, необходимое пользователю, чтобы пригласить другого пользователя. Оно может иметь большое значение в судьбе продукта. "Например, если длительность вирусного цикла два дня, то через двадцать дней у вас будет 20 470 пользователей, — пишет Скок. — Но если вы сократите ее в два раза, до одного дня, то получите свыше 20 миллионов пользователей! Понятно, что чем больше циклов, тем лучше, но насколько лучше — это уже не так очевидно"».
Бизнес естественным образом нацелен на деньги, и куча психологов помогают ему в достижении его целей. Кстати, социальные платформы все время критикует с той точки зрения, что не могут технически ориентированные изобретатели создать нечто, что обойдется без провалов с социальной точки зрения. Они создали идеальный финансовый механизм, живущий за счет пользовательской информации, но в нем оказалось множество просчетов с точки зрения общества и государства.
В качестве внутренних триггеров Эяля могут выступать ощущения одиночества, скуки, разочарования, замешательства и нерешительности, из которых как бы вырастает неосознаваемое желание подавить негативные ощущения. Человек все делает так, как было задумано дизайнером, в этом нет никакой случайности. Это импульс проверить электронную почту, посетить на пару минут YouTube, Facebook или Twitter, а потом повторить все это через час.
Примак говорит о депрессии от Фейсбука: «Люди, использующие множество социальных медиа, могут ощущать, что они не живут так, как в идеализированных портретах жизни, которые другие представляют в своих профилях» (цит. по работе: Lewis K. Heavy social media users 'trapped in endless cycle of depression'). Сегодня такой же тип депрессии порождает Инстаграм, но в этом случае он уже касается внешности.
С другой стороны, все это разнообразные варианты социального давления, от которого человеку трудно уклониться. Он стремится в свою зону комфорта, где его поведение, мысли, внешность не будут выделяться. Он во всем хочет походить на кого-то, кто является для него примером. Все его лайки в Фейсбуке — это попытка перенаправить хоть частицу потока социального внимания на себя.
Новым ментальным инструментарием стало использование этой личной информации пользователей, например, в Фейсбуке для создания индивидуальных психологических портретов, что получило в последнее время обозначение как психологический таргетинг вместо старого микротаргетинга. Здесь движение осуществляется по прогнозируемым реакциям человека, точнее, группы людей с одинаковыми характеристиками.
Сходный инструментарий обнаружен также в YouTube, который также является онлайновым новостным источником для молодежи. В США по данным центра Пью им пользуются 73 % взрослых и 94 % молодежи в возрасте от 18 до 24 лет. Его бизнес-модель позволяет усиливать и пропагандировать экстремизм.
YouTube получил название альтернативной сети влияния. Как отмечают исследователи: «YouTube монетизирует влияние для каждого, независимо от того, насколько опасными являются их системы представлений. Платформа и ее материнская компания разрешают расистский, мизогинистский и оскорбляющий контент оставлять в онлайне, а во многих случаях порождать рекламный доход, если там нет явных репутационных угроз».
Исследователи констатируют, что использование соцмедиа для пропаганды движется быстрее, чем возрастание количества киберполицейских. Например, в прошлом году боты использовали 38 стран, в то время как в позапрошлом только 17. Уже освоены для проведения кампаний WhatsApp с полутора миллиардами пользователей и Twitter. Идет подготовка к обеспечению кибербезопасности олимпийских игр в Токио в 2020 г. Возникла информационно опасная среда, от которой можно ожидать множество неожиданностей.
Психологический таргетинг тоже уже остается позади. Сегодня появился еще один подход анализа такого рода. В исследовании были выделены семь сегментов («племен») американцев, различимых по их базовым представлениям. То есть на базе ментального мира. Это делалось на основании опросника из 58 вопросов. Изучались пять измерений базовых представлений: племенная и групповая идентичность, страх и восприятие угроз, родительский стиль и авторитарная диспозиция, моральные основы, личные действия и ответственность. Эта структура представлений позволяет лучше предсказывать мнения по социальных и политическим вопросам, чем демографические факторы (пол, раса, доход).
Вот эти условные «племена» от левого полюса до правого:
- прогрессивные активисты: младше, очень вовлечены, не религиозны, космополитические, сердиты;
- традиционные либералы: старше, на пенсии, открыты компромиссу, рациональны, осторожны;
- пассивные либералы: несчастливы, ощущают небезопасность, полны недоверия, разочарованы;
- политически независимые: молодые, низкий уровень дохода, полны недоверия, обособлены, патриотичны, конспирологичны;
- умеренные: вовлечены, граждански ориентированы, не ищут экстремальности, пессимисты, протестанты;
- традиционные консерваторы: религиозны, средний класс, патриотичны, моралистичны;
- преданные консерваторы: белые, на пенсии, очень вовлечены, бескомпромиссны, патриотичны.
Что, по мнению авторов создало такую поляризацию? Какие факторы? Они таковы:
- быстрые демографические изменения,
- рост экономического неравенства,
- постоянная угроза терроризма,
- эффект «эхо-камер» соцмедиа,
- партийное влияние в кабельном телевидении и других медиа,
- эрозия веры в «американскую мечту».
Поляризация стала бедствием современного мира. Пропала роль лидеров мнений, авторитетов, к которым прислушивались в прошлом. Теперь человек верит только себе. Он тем более защищен щитом соцмедиа, активно демонстрирующим ему, что он не одинок в своих представлениях.
Эту поляризацию в определенной степени США пытались загасить, введя понятие политической корректности. Везде и повсюду, включая Украину, заговорили о языке ненависти, начали проводить семинары по борьбе с ним. Пока можно считать это единственным инструментарием такого рода.
Однако реально он неприятен для большого числа людей. Например, политическая корректность не нравится 87 % респондентов, имеющих уровень дохода менее 50 тысяч долларов, а 70 % с уровнем дохода более ста тысяч относятся к ней скептически. То есть перед нами сознательно удерживаемая норма, однако она не подходит большинству населения. Но это определенный запрет, который может останавливать поляризационные устремления на вербальном уровне.
При этом, как показывает анализ использования табуированных слов в американской литературе с 1950 по 2008 г. (см. работу: Twenge J.M. a.o. The Seven Words You Can Never Say on Television: Increases in the Use of Swear Words in American Books, 1950-2008), запреты постепенно падают. В результате книги, напечатанные в 2005–2008 гг., в двадцать восемь раз вероятнее будут включать эти слова, чем книги из начала 50-х прошлого века.
Брэдшоу рассказывает об использовании поляризации в избирательной кампании и референдуме: «Мусорные новости представляют собой конспирологический, высоко поляризующий контент, который необязательно является правдивым. Следовательно, в них есть элемент того, что мы называем фейковыми новостями. Но они также включают много реально поляризующего контента, который призван разделять людей. Мы наблюдали множество такого распространения по социальным медиа, где были политические мысли или биты программ, направленные на повтор человеческого поведения и усиления этих месседжей. Но мы также видели микротаргетинговую рекламу в сторону конкретных индивидов или сообществ, которым эти месседжи рассказали бы больше».
Перед нами произошло слияние двух направлений. С одной стороны, это все более глубокое изучение общественного мнения. С другой — развитие новых методов влияния на социальные группы. Кстати, шум, который поднялся вокруг российских информационных интервенций в американские президентские выборы, позволил не просто присмотреться к этому инструментарию и журналистам, и исследователям, но и внести определенные юридические ограничения на использование подобных методов в будущем. Однако этот инструментарий не умирает. Одним из последних стало вмешательство России в референдум в Македонии.
Благодаря интернету сегодня стерлась разница между мейнстримом и альтернативными источниками информации. Последние иногда могут выстрелить неожиданным способом, что показывает влияние соцмедиа на выборы и референдумы.
Именно так рассматривают и феномен электронной машины влияния (DIM — Digital Influence Machine). Этот дигитальный инструментарий сначала был реализован бизнесом в работе с покупателями, потом бизнесом в монетизации работы технических платформ. Лишь после он попал в политику. А политика, особенно в избирательных технологиях, всегда отбирает то, что реально работает.