Фейки привлекли всеобщее внимание, особенно после президентских выборов в США и Франции, когда их активно использовали за или против кандидатов. Хотя кроме этого были и референдумы (Брексит и Каталония), и борьба за интерпретацию гибели малайзийского «боинга» МН-17, и даже против вакцинации в США.

С чем это может быть связано? По крайней мере, можно выделить три фактора, вытолкнувших фейки на такую новую позицию. Во-первых, фейки —это отклонение от правды, по крайней мере, в том традиционном  ее понимании, с котором человечество жило все время. Можно условно сказать, что фейк —это правда неправды, поскольку окружающие все же воспринимают его как правду, и это очень важный фактор. Во-вторых, фейки оказались достаточно распространенными в информационных потоках, чтобы на них обратили внимание. А раз они распространены — значит, нужны а) либо коммуникатору, б) либо получателю информации. То есть фейки оказались таким нужным симбиозом для двух сторон. В-третьих, фейки и мемы сегодня функционируют как слухи и анекдоты вчерашнего дня, их можно определить как структуры с «моторчиком», поскольку они способны к самораспространению.

Как смотрят на отмеченные нами характеристики исследователи? Они пытаются понять, например, почему мы принимаем другие типы отклоняющихся от правды высказываний. Сатира имеет фальшивое содержание, финансово мотивирована и не направлена на то, чтобы обмануть читателей. В свою очередь обман как новость имеет сознательно фальшивый контент, финансово мотивированный, сознательно направлен на то, чтобы ввести в заблуждение читателей.

При этом мы как-то забываем, что фальшивость контента не столько препятствие для распространения, как преимущество, поскольку читатель получает в результате то, что хочет услышать. Другие факты и мнения его не особо интересуют. Он хочет присоединиться к тем, чье мнение совпадает с его собственным и воспринять те, пусть фальшивые, факты, которые подтверждают или по крайней мере не противоречат его мнению, сложившейся у него картины мира.

Далее важной составляющей является степень влияния. С одной стороны, нам говорят, что воздействие российских интервенций во время выборов Трампа было незначительным. С другой — есть и такие подсчеты, что 27,4 % американцев возрастом от 18 лет просматривали статью на протрамповском или проклинтоновском фальшивом сайте. А 27 % — это 65 миллионов избирателей. Если же посмотреть на общее число статей, то фейковые статьи составили всего 2,6 % от общего их объема. Кстати, это была малая группа людей — шесть из десяти визитов на сайт фейковых новостей были от 10 % людей с наиболее консервативными интересами.

Многие смотрят на фейки свысока, отдавая их в руки исключительно людей с невысоким уровнем образования. Однако развитие событий показало ошибочность стереотипов: то, что фейки действуют стопроцентно на правых и необразованных, оказалось неправдой. Вот мнение Джеффа Грина из рекламной интернет-компании Trade Desk: «Среди левых если вы потребляете фейковые новости, вы в 34 раза с большей вероятностью, чем население в целом, будете выпускником колледжа». Если же это человек из правого спектра,  вероятность того, что он будет в числе 20 % людей с высоким доходом, в 18 раз выше,  чем у населения в целом.

И еще одна закономерность, которая даже напугала исследователей. Чем больше человек потребляет фейковых новостей, тем большая вероятность того, что он пойдет на голосование. И это как раз можно понять: он активен в потреблении именно потому, что настроен пойти на голосование, и ему не хватает информации.

Высокообразованные люди могут точно так же быть обманутыми. Более того, получив информацию, не соответствующую их взглядам, они реже поддаются изменению своей точки зрения. И переубеждение не работает в принципе, поскольку дискуссии только усиливают, закрепляют уже имеющиеся взгляды сторон.

И еще некоторые выводы по косвенным характеристикам, важным для размещения рекламы. Оказалось, например, что демократы чаще покупают грейпфрутовый сок, чем республиканцы, и любят бренды Tropicana, Snapple, Welch's and Martinelli's. Поэтому в Trade Desk подсказывали демократическим политикам размещать рекламу на сайте, на котором продается грейпфрутовый сок Tropicana. Республиканскому кандидату нет смысла размещать там рекламу, поскольку вряд ли читатель сайта переключится на другую партию.

Есть важное различие между недостаточно информированным и неправильно информированным (см. работу: Kuklinski J.H. a.o. Misinformation and the Currency of Democratic Citizenship // The Journal of Politics. — 2000. — Vol. 62. — N. 3). Считается, что 20 % американцев вообще готовы поверить чему угодно.

Аналитики задумались и над тем, что научно мало известно о потреблении фейковых новостей, о механизмах их распространения, достигают ли потребителей разные сайты, проверяющие факты.

Еще десять лет назад провели интересный эксперимент с фиктивной веб-страницей. Он базировался на том, что 72 % студентов верят информации, получаемой в линках от друзей. Этот сайт порождал слухи по модели «Знаменитость Х поймали в постели с знаменитостью Y». А в конце месяца сайт заработал на рекламе. Вывод: фейковые новости могут зарабатывать деньги, загрязняя интернет неправдой. И еще один вывод. Когда мы уделяем чему-то внимание, на эту тему будет производится больше информации. Так работает экономика внимания. Но фиктивную информацию дешевле произвести, чем искать настоящую. Каждая группа может получать свой тип информации типа «Папа благословил Трампа» или «Папа благословил Клинтон». Хотя Папа Римский не делал ни того, ни другого.

Во всех этих и подобных примерах видим задействованность в структуре фейка объекта даже не из информационного, а из виртуального мира, в рамках которого вообще строится экономика внимания. И Трамп, и Клинтон, и Папа Римский являются именно такими персонажами. Если к ним фейк присоединяет еще отрицательное действие, то внимание удваивается.

Интересно, что в качестве таких привлекательных потоков выступают и знания, то есть виртуальные потоки также могут восприниматься либо благосклонно, либо с опаской. Это связано с тем, что они могут либо поддерживать нашу модель мира, либо разрушать ее.

Производством виртуальных потоков знаний заняты университеты и ученые. Социология Pew Research Center показывает, что, например, 58 % ориентированных на республиканцев людей считают, что колледжи и университеты негативно влияют на то, что происходит в стране. И только 36 % видят это влияние как позитивное. При этом всего лишь два года тому назад 54 % видели позитивный эффект, а 37 % — негативный. То есть на наших глазах происходят такие резкие изменения.

И это пытаются исправить, усилив консервативность университетов. Частные деньги идут на чтение курсов консервативной направленности, призванных изменить либеральные устремления университетов, например, в штате Аризона. Это инициатива республиканских парламентариев.

Под таким же углом зрения можно посмотреть и на последнюю инициативу госдепартамента США, который получил 40 миллионов долларов на борьбу с вмешательством уже в будущие выборы. Там будет также несколько нераскрываемых на сегодня проектов с Министерством обороны и их дополнительным финансированием.

Фейки пришли к нам вместе с гибридной войной. Это «зеленые человечки» и «распятый мальчик». В первом случае реальность пряталась, во втором — наоборот, создавалась из ничего.

Что такое гибридная война? Это война, которой нет. Или война, в которой нас нет. Это фейковая война, которая забирает у Украины Крым и Донбасс, одновременно утверждая, что войны нет. Фейки создают новую реальность, основанную не на физических, а на информационных и виртуальных основаниях.

За информационной и виртуальной следует атака физическая. Отставной генерал Дег Лют считает, что события 2016 года были просто первой фазой для Кремля. Он описывает советскую военную тактику следующим образом: «Проводится широкая, проверяющая фронт атака, пока вы не находите точку уязвимости, затем вы собираете силы и прорываетесь через точку уязвимости». Лют подчеркивает: никто не знает, что россияне сделали, войдя в базы данных и машины, могли ли они изменить подсчет голосов или поменять регистрацию избирателей, создав хаос и очереди на избирательных участках.

Бывший директор ЦРУ Майкл Хейден также подчеркивает: «Не хочу создавать здесь заговор. Но каждый для своих целей работал на глубинные разногласия внутри американского общества. Президент — чтобы играть со своей базой, "Фокс Ньюз" — для рейтингов, правые — поскольку они все видят конспирологически, и россияне — чтобы запутать наши головы».

Самое свежее исследование, сделанное в РЭНД, посвящено анализу российского информационного вмешательства в Турции. Здесь анализируются три используемые стратегии: усиление естественной неопределенности, создание противоречащих подделок и использование многочисленных противоречащих нарративов.

Более пристальный анализ позволяет выделить следующие характеристики этих трех стратегий:

• усиление естественной неопределенности: точкой отсчета является реальная неопределенность, признаваемая легитимной, но к ней присоединяется лживое дополнение, подаваемое как объективное продолжение ведущихся дебатов; примером являются российские обвинения о турецком спонсорстве ИГИЛ после сбитого российского самолета;
• создание противоречащих подделок: быстрый ответ на события, ложно их интерпретирующий, создает ситуацию, наполненную лживыми нарративами, а люди не знают, чему им верить; при этом цитируется Питер Померанцев, который сказал о российской пропаганде: «Это не информационная война, а война с информацией»; примером является распространение антиамериканских нарративов после попытки путча в Турции;
• использование многочисленных противоречащих нарративов: каждый из этих нарративов обращается к разным аудиториям, которые должны думать, что желаемые выводы — их собственные; примером использования является продвижение разных обвинений после убийства российского посла в Турции.

Уже появился даже документальный фильм «Активные мероприятия», премьера которого состоялась 31 августа 2018 года. Это первый фильм на такую тему. В нем предпринята попытка с помощью известных западных экспертов разобраться в хитросплетениях Russiagate. В нем раскрывается контекст российских интервенций 2016 года, исходя из методов советской политической войны. Один из откликов на фильм вышел под заголовком «Сможет ли этот документальный фильм сбросить Трампа?». Важным компонентом подобного рода исследований должен стать и анализ риторики главных журналистов-пропагандистов (Киселев, Мамонтов и др.; см., например, тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут). Об этой части пропагандистской машины мы часто забываем. А это еще одно измерение пропагандистской машины.

Андрей Архангельский так описывает структуру российской пропагандистской машины, акцентируя искреннее участие в ней самих пропагандистов: «Есть распространенное представление, что пропагандисты "все это делают за деньги", потому что "им так сказали". Это далеко не так. Без их искреннего участия эффекта пропаганды попросту бы не случилось. Они являются драйверами эмоций, постоянно повышая градус. Структура пропаганды напоминает усеченный конус, на вершине которого располагаются адепты, смыслоносители: это на самом деле небольшой отряд теле- и радиоведущих, а также постоянных экспертов (40−50 человек), которые мигрируют с канала на канал. Они и транслируют, и формируют своеобразную систему ценностей – точнее сказать, антиценностей (поскольку пропаганда не столько утверждает собственные ценности, сколько отвергает "чуждые"). Это представители гуманитарной сферы (историки, философы, деятели искусства), а также политологи, возглавляющие институты, центры и фонды, в названии которых присутствуют слова "геополитика", "изучение" и "анализ"» (см. также его интервью).

И еще одно наблюдение Андрея Архангельского, объясняющего одну из причин агрессивности этой пропаганды: «Противоречивость собственных конструкций снимается за счет языка — вот из-за чего в том числе этот язык так агрессивен. Отсутствие продуманной картины мира заставляет делать упор на слова, эмоции, а не на смысл. Поэтому сегодняшняя пропаганда, в отличие от советской, прежде всего — лингвистический феномен. Это в первую очередь языковой карнавал, бахвальство и торжество. Hate speech служит единственным средством заполнения идейных пустот. Для журналистов прогосударственных СМИ языковая агрессия является компенсацией цензурных ограничений».

Пропаганда всегда работала с фейками. И всегда пропагандистская работа достигала своего пика во время войны. И если Россия не воюет, как утверждают ее высшие должностные лица, то почему воюет на пике ее пропаганда?

Фейк слабо поддается опровержениям, поскольку его распространяет тот, кто сам в него верит. Как подтверждают психологические эксперименты, в окружающем мире мы ищем подтверждения своим представлениям, а не их отрицание (см. работу: Nickerson R. S.Confirmation Bias: A Ubiquitous Phenomenon in Many Guises // Review of General Psychology. — 1998. — Vol. 2. — N 2).

Мы можем и должны находить новое понимание фейков. Все понимают фейковые новости в свою пользу. Как всегда бывало в истории человечества: каждый верит тому, чему хочет поверить. Активность фейковых новостей дает такую возможность с доставкой на дом. Сам человек, потребляющий информацию, а не коммуникатор является основой создания и распространения фейка.