Фейки давно сопровождают человечество (см. подборку исторических фактов). К ним можно добавить еще более ранние явления. Папа Римский увидел первые фейковые новости в словах змия в раю, когда тот разговаривал с Евой (см. тут и тут). С этого фейка и началось человеческое грехопадение. Так что фейки не так и просты.

При этом Папа Римский очень четко обозначает суть фейка: «Термин "фейковые новости" серьезным образом обсуждается и дебатируется. В целом он относится к распространению в онлайне или в традиционных медиа. Он имеет дело с неправдивой информацией, основанной на несуществующих или измененных фактах, призванных обмануть или манипулировать с читателем. Распространение фейковых новостей может служить достижению конкретных целей, влиянию на политические решения, служить экономическим интересам. Эффективность фейков базируется на их особенности имитировать настоящие новости, казаться правдоподобными. Эти фальшивые, кажущиеся достоверными новости "привязчивы", поскольку они захватывают внимание людей, апеллируя к стереотипам и социальным предрассудкам и эксплуатируя мгновенные эмоции, такие как беспокойство, презрение, гнев и разочарование. Способность распространять такие фейковые новости часто основывается на манипулятивном  использовании социальных сетей и способов их функционирования. Неправдивые истории могут распространяться так быстро, что даже авторитетное опровержение не может остановить причиненный ущерб».

Кстати, не только украинские школы взялись за развитие медиаграмотности учащихся, но и итальянские тоже. Вероятно, мир получил еще одну дополнительную степень сложности, когда тиражируемый факт может оказаться не только правдой, но и фейком.

Ниммо предложил модель инструментария пропаганды в виде 4D: Dismiss — Отрицать, Distract — Отвлекать, Distort — Искажать, Dismay — Пугать. В последнем случае он имеет в виду, что если вам не нравятся чьи-то политические планы, следует испугать их автора, что тоже может затормозить их распространение.

Ниммо считает, что именно так, по этим четырем шаблонам, работает российская пропагандистская машина, президент Трамп, так отреагировала Россия на обвинения спецпрокурора Мюллера. Он также проанализировал меметическую войну с Макроном во время французской президентской гонки.

Получается, что перед нами даже не «алгебра», а всего лишь «арифметика» пропагандистской борьбы, что всегда имеет место, когда в действие вступает массовая аудитория. Массовый продукт всегда создается в достаточно упрощенной форме, без этого он не может получить хорошего распространения.

Какие стратегии предлагает современный мир для борьбы с фейками? Для этого сначала надо разобраться с типами фейков.

В рамках Би-би-си речь идет о таких вариантах фейков:

• сознательно запущенная фальшивая информация для достижения политических целей или получения денег от трафика онлайн;
• фальшивая информация, распространяемая журналистами, которые не понимают, что передают ложь;
• новости, которые, например, несли дискомфорт Трампу, не являются фейками, люди не хотят их признавать, поэтому хотят их приглушить.

Как видим, многое зависит не от самих фейков и их скрытых создателей, а от потребителей информации, которые сами включаются в распространение лживых новостей.

Джонсон предлагает выделить пять типов фейковых новостей:

• стопроцентная фальшивка,
• предвзятые,
• чистая пропаганда,
• неверное использование данных,
• неточные и небрежные.

Снова мы видим типичную гуманитарную классификацию, где происходит явное пересечение между разными типами.

В другом случае при построении классификации предлагается учитывать такие три фактора:

• разные типы контента, который создается и распространяется,
• мотивация создателей контента,
• способы распространения контента.

Исследовательница Костелло попыталась все свои семь типов обозначить через термин, начинающийся на букву П: плохой журнализм, пародия, провоцирование, пыл, пристрастность, прибыль, политическое влияние и пропаганда.

До этого в своей ранней работе исследовательница акцентировала шесть типов фальшивой информации:

• аутентичный материал используется в неправильном контексте,
• новостные сайты-самозванцы, выглядящие как известные нам бренды,
• фейковые новостные сайты,
• фейковая информация,
• манипулируемый контент,
• пародийный контент.

Тут явно перепутались акцент на контенте и на типах передачи.

Ниммо присоединяется к более стандартному определению фейковых новостей как «сознательному представлению фальшивой информации как новостей». Фейковые новости в результате становятся подвидом дезинформации, которая задается как «сознательное распространение фальшивой информации». Есть еще ненамеренное распространение, которое имеет английский термин — misinformation.

Для понимания, что перед нами, требуется ответ на два вопроса:

• доказательство фальшивости информации,
• доказательство того, что фальшивость была намеренной.

При этом сложно доказать, что фальшивость была сознательной. В этом помогает доказательство намеренности действия, то есть отсутствие исправления такого рода ошибки. Возникает целый ряд вопросов, подтверждающих намеренность:

• была ли ошибка исправлена в разумное время;
• если нет, то есть ли доказательство того, что автор знал, что это было ошибкой;
• если нет, то можно было бы избежать ошибки, проведя базовое расследование;
• является ли это постоянной моделью поведения автора.

Однако любое такое расследование требует времени и представляет определенную сложность, поэтому простой читатель его не будет делать.

Одна из стратегий по доверию и верификации сообщений состоит из трех возможных вариантов:

• разоблачение и проверка фактов,
• коалиция посредников контента, которым можно доверять,
• расширенные программы модерации контента.

Одновременно получается, что мы создаем все более сложный аппарат для борьбы с наиболее простыми сообщениями. Но они, как анекдоты и слухи в прошлом, сознательно сделаны под удовлетворение интересов массового сознания.

Интересно в этом плане мнение Преображенского: «В целом надо понимать, что социальные сети изначально ориентированы на искажение информационной картины. Формируя свой список друзей, формируешь и новости, которые тебе через них становятся доступны, и темы для обсуждения. Это ловушка комфортности, за пределы этого круга все труднее выходить. Зона комфорта современного человека защищена трехметровым забором, ему даже нельзя позвонить неожиданно, эпоха мобильного телефона отменила анонимные звонки. Соцсети и алгоритмы фильтрации новостей только дополняют эту в целом эгоистическую картину. Соответственно, формируется потребитель, которому доступна любая информация, но который получает ее меньше, и более однообразную, чем даже человек середины прошлого века. И все современные технологии только способствуют этому процессу».

Фейки пришли всерьез и надолго. От них уже трудно будет избавиться, поскольку технические платформы максимально облегчили порождение контента каждому, а сами они уходят от ответственности за достоверность сообщений, которая была у традиционных медиа. Нашлись умельцы-фальсификаторы и для YouTube. Об объемах пишут следующее: «You Tube не раскрывает числа фейковых изображений, которые блокируются каждый день, но команда работает над тем, чтобы их было не более одного процента. При этом платформа регистрирует миллиард просмотров в день, что дает десятки миллионов ежедневных фейковых изображений».

Ситуация с выборами в ряде стран показала, что этой моделью могут воспользоваться для индустриального порождения новостей вместо индивидуального. Когда этот процесс из стихийного становится системным, возникает проблема серьезной опасности фейка, потому что индустриальный фейк, в отличие от индивидуального, может представлять угрозы гораздо более опасные.

При этом изменилось не только отношение к фейкам, но и к журналистике, ее сути и месту в обществе. Вудворд, в свое время расследовавший Уотергейт, сопоставляя его с сегодняшним днем, говорит: «Это хуже Уотергейта в том плане, что в тот период была система, а сейчас неясно, какая система работает в настоящий момент. Ни один президент не делал ничего похожего на Трампа, характеризовавшего американскую прессу и понимание первой поправки как врагов народа, фразой, которая ассоциируется с величайшими деспотами двадцатого столетия».

Наш мир, к сожалению, как бы взрослея, почему-то не становится ни понятнее, ни добрее. В нем не становится жить легче. Кстати, именно это привело к избранию в Америке и Европе популистов, что является результатом повсеместного недовольства населения.

Еще одна важная черта, которая стоит за всем этим, — происходящая на наших глазах ломка ценностей. Вот как об этом говорит Ерофеев: «За последние сто лет, и даже чуть побольше, у нас дважды ломались, уничтожались все человеческие ценности. Мы оказались в каком-то ледяном пространстве наших личных отсутствующих ценностей. И мы их собираем самостоятельно, потому что государство в течение этих постсоветских лет никогда не помогало нам найти эти ценности. Оно нас соблазняло и сейчас соблазняет какими-то ценностями, которые имеют отношение к укреплению власти государственной, но оно никогда не сказало: “Люди, вот эти ценности, давайте с ними как-то разберемся”. И получается, что у нас, у каждого какой-то разный процент разных ценностей… Если взять наши ценности в качестве таких шариков, которые мы кладем в мешочек, то окажется, что у нас у всех разные потенциалы этих ценностей. Потому нам каждый раз приходится говорить сначала, чтобы понять друг друга: “А ты кто? Как ты настроен к этому, к этому, к этому?” На это уходит время… И вот в этом главная кризисная позиция нашей страны — в страшной социальной разрозненности. Мы никак себя не соберем в кучу».

По сути, можно сказать, что фейки и популисты возвращают нас в комфортное поле старых ценностей. При этом трудно сказать, возможно ли это. Скорее всего нет. Вернуть старый мир еще никому не удавалось. Он всегда идет вперед, и завтра будет иным.

США, например, впервые столкнулись со столь громким обсуждением проблемы свободы слова после того, как технические платформы, сначала за исключением Твиттера, запретили у себя Алекса Джоунса, который был полон разных конспирологических теорий и навязывал их широкой общественности (см. некоторые аргументы в отношении этого запрета тут, тут, тут, тут, тут и тут).

Среди них был и такой аргумент, в котором свобода слова оказалась зависимой от частной собственности. И поскольку технические платформы являются частными, они имеют право сами решать, кого оставлять у себя в сети.

Архангельский видит проблему российской пропаганды в том, что за ней нет идеологии, в отличие от советского времени и советской идеологии: «Нынешняя идеология, как бы она ни называлась и ни формулировалась, не имеет и сотой доли той же стройной продуманности: не говоря уже о философской базе и образе будущего. Генеральные установки задаются только контурно, общо и касаются сиюминутной темы. Смысловые пустоты пропагандисты вынуждены заполнять самостоятельно — в этом главное отличие нынешней пропаганды от советской (мысль, высказанная однажды Марией Липман). Каждый пропагандист сегодня пытается воссоздать космогонию вручную, собирая из обломков разрозненных и противоречащих друг другу мифов собственную конструкцию. Рамки госзадания заполняются по собственному вкусу: это смесь из советских и имперских мифов, конспирологии и теорий заговоров, крайне левых идей с крайне правыми».

Наш мир, несомненно, усложнился. И это потребовало изменения систем его понимания. В эту происходящую трансформацию оказались вписанными и фейки. И создается впечатление, что жить нам с ними придется еще долго. По крайней мере, рассказы о победе над фейками пока не соответствуют действительности.