Виділіть її та натисніть Ctrl + Enter —
ми виправимo
(Дез)информация и её друзья
(Дез)информация сильна там, где ее ждут, когда происходит ожидание именно такого рода сообщений, как это было в советское время, например, с анекдотами и слухами. Они хорошо распространялись потому, что население ждало подтверждения тому, что все считали реальным. Недалекость Леонида Ильича, о которой нельзя было и заикнуться в публичном пространстве, широко обыгрывалась в анекдотах. Это сочетание запрещенного и реализованного и создавало эффект внимания.
(Дез)информация однотипно усиливается тем, что ее нацеливают на точки уязвимости массового сознания. Например, и в США, и в Германии времен выборов (президентских в США и парламентских - в Германии) такой точкой была избрана опасность, исходящая от мигрантов. В данном случае это не только социальное, но и чисто биологическое реагирование на человека другой расы.
Известный специалист по безопасности профессор Томас Рид выступил со статьей «Почему Твиттер является наилучшей социальной медиа платформой для дезинформации». Он подчеркивает, что Фейсбук пытался активно бороться с феноменом дезинформации, в то же время Твиттер разрешает иметь множество аккаунтов, быть анонимом. Число автоматических ботов на Твиттере достигает миллиона, а каждый из них может вести 100 тысяч аккаунтов. Исследование марта 2017 пришло к выводу о 15% аккаунтов в Твиттере как о ботах, другое исследование назвало цифру в 23%. Хоть Твиттер является любимой социальной платформой Трампа, в США она начала терять своих пользователей, сохраняя старое их число в 328 миллионов.
Твиттер не зарабатывает деньги так, как это делают Facebook или Google, его метрикой для рынка является «база активных пользователей». Отсюда следует, что он заинтересован в существовании миллионов ботов и фальшивых аккаунтов. Если он будет с ним и бороться, он разрушит себя. По всем этим причинам Томас Рид делает вывод: «Все это делает Твиттер удобной дезинформационной платформой. Возглавляющий его Джек Дорси выстроил новостную платформу, оптимальную для дезинформации, даже не по намерению, а по результатам».
Одновременно вспомним теплое отношение Трампа к Твиттеру. Он считает, что если бы не Твиттер, он не стал бы президентом. Он говорит: «Новости не являются честными, большая их часть. Это нечестно, и когда у меня есть около 100 миллионов людей, смотрящих на меня [в социальных медиа], у меня есть свое собственное медиа». Сегодня он активно использует Твиттер для нападений на своих оппонентов.
Информация может быть ошибочной по множеству причин. Но дезинформация лжет уже по определению, поскольку это сознательно созданная картинка действительности, отклонение которой от реальности программирует неправильное поведение получателя. Например, известный режиссер Майкл Мур принял участие в антитрамповском митинге, организованным ольгинскими троллями. Желание его быть на антиреспубликанском митинге вполне естественно, необычным является организация такого митинга из другой страны. Спецпрокурор Мюллер видит в таких действиях разжигание ненависти в стране. Две таких группы «сопротивления» вообще повторяли пропагандистские лозунги Северной Кореи.
При этом мы все забыли российскую систему управления информационными потоками для внутреннего употребления, а этого делать нельзя, поскольку корни воздействия на американцев идут отсюда. Илья Кизиров описал в свое время пятничные редакторские совещания в Кремле, которые наиболее часто ведет Дмитрий Песков.
Кизиров приводит слова одного из топ-менеджеров после аннексии Крыма: «Сейчас не время искать истину. Наша страна вернулась в холодную войну». Он вспоминает о том периоде своей работы: «На стене нашего центрального ньюзрума была прикреплена бумажка с надписью "Крым: не "аннексия", а "воссоединение"". Это были термины, которые должны были употреблять ведущие и журналисты при освещении аннексии Крыма. Из нашей студии мы учили всю страну совершенно новому словарю: "хунта" (украинское правительство), "мясники" (украинская армия), "пятая колонна" (российская оппозиция)».
Однотипно управляется разговор со внешней аудиторией, о чем рассказывают иностранные граждане, работавшие на RT или Спутник [см. тут и тут]. Когда они увольняются, они становятся намного разговорчивее.
Дмитрий Киселев, придя к руководству РИА-Новости, сказал коллективу: «Часто под лозунгом объективности мы искажаем концепцию: мы смотрим на свою страну, как на чужую. Мне кажется, что этот период "дистиллированной", отстраненной журналистики закончен». Он продолжил свое разъяснение такими словами: «Я считаю, что нет ни одного издания в мире, которое было бы объективно. Си-эн-эн объективно? Нет. Би-би-си объективно? Нет. Объективность - это миф, который нам предлагают и навязывают [… ] Наша страна нуждается в любви».
И еще: «Наша постсоветская журналистика отличается от западной тем, что она не воспроизводит ценности, она их производит. И мы в условиях, когда в стране отсутствуют консенсусные ценности, когда дети не являются ценностью [… ] то у нас возникает "вакуум" ценностей […] Поэтому именно журналистика является тем инструментом, и тем ресурсом для страны, который позволяет все эти ценности создать, определить, что такое хорошо и что такое плохо».
Кстати, это то, о чем писал Даниил Дондурей, придумав даже термин для этой функции - смысловики. Если для Киселева этот подход верх совершенства, то для Дондурея это опасный эксперимент над страной, на который мало кто обращает внимание. Он говорит: «Мы редко всматриваемся в колоссальную работу тех, кто эти мировоззренческие, моральные, ментальные, социально-психологические паттерны мышления и поведения имплантирует в сознание (и подсознание) миллионов людей» (см.также его статью, где он подчеркивает, что глубинная госбезопасность - это охрана понимания жизни).
Дондурей разъясняет: «Модели эти, как манипуляторы, программируют наши помыслы и поступки, формируют цели и принципы функционирования разных слоев и групп общества. И отдельных людей, конечно, тоже. В ХХ веке в России было несколько моделей: империя, Великая утопия, Большой террор, застой, включивший в себя оттепель, возврат к рынку и частной собственности. И за каждой стоят разные идеологемы и картины мира».
Пришли и новые медиатехнологии подачи нужных смыслов. Дондурей говорит о современных политических ток-шоу: «Новая лояльность порождена тем, что смысловики, занимающиеся производством массовых представлений о жизни, — становятся все более изощренными. К примеру, чтобы продать консервативный, по сути, продукт — нужно в его обсуждение обязательно включить определенный процент инакомыслия. Раньше оно выжигалось тотально. Заметьте, на 10–12 человек, участвующих в полит-шоу на всех телеканалах, есть квота — два-три несогласных… В соответствии с принципами современных медиатехнологий: ты публично гвоздишь и эмоционально — лучше со скандалом — порешь оппонента, а у зрителей возникает ощущение подлинной победы одной (заметьте, всегда консервативной) точки зрения над другими».
Создаются специальные форматы, куда приглашают за достаточно большие гонорары оппонентов, например, с Украины, которых затем для потехи публики могут и побить.
И это привлекает еще больше зрителей, поскольку эмоциональность таких ток-шоу зашкаливает.
То есть все эти модели управления массовым сознанием, которые сейчас всплыли в случае США, давно работают в самой России. И если в США влияние было направлено на создание хаоса, неправильной модели мира в США, то в России, наоборот, на доказательство правильности имеющейся модели.
Сегодняшний мир по производству и распространению контента выиграли «техники», которые подчинены только технологиям и своим бизнес-моделям. У них нет того множества ограничений, которые человечество выработало за столетия по отношению к СМИ. Именно поэтому на горизонте вместо правды засветилась постправда, а фейк стал словом года. Оказалось, что технические платформы не в состоянии бороться с дезинформацией и пропагандой, поскольку пришли из мира технологий с другой моделью бизнеса.
Мир стал сложнее для понимания и действия. Сказанное может тут же оказаться ложью. Но оно уже повлекло за собой определенные действия, которые становятся необратимыми. Информация начинает деформировать физическое пространство, поскольку эта информация поднимается на уровень виртуального пространства, становясь законом нашей жизни.