Раз она транслируется через века, значит, в ней есть нечто необходимое. На нее опираются - с плакатами, упоминающими Гарри Поттера, американская молодежь ходит на протестные митинги. Как еще сильнее можно войти в реальную жизнь?

Транслятивное существование говорит о том, что этот тип текста носит принципиальные отличия от тех текстов, которые требуют помощи для распространения. Кстати, фейк является таким же самораспространяющимся типом, как и анекдоты, а также слухи. Когда тексты движутся в информационном пространстве сами, они становятся текстами, создаваемыми вместе автором и читателем.

Все они говорят то, что люди хотят услышать. Именно это является главным стимулом для их распространения, поскольку люди сами продвигают фейки дальше. Вокруг себя люди выстраивают такую виртуальность, в которой они чувствуют себя комфортнее. По этой причине всегда успешна череда врагов вокруг племени или страны, поскольку это объясняет любые трудности внутренней жизни.

Правда, советские слухи и анекдоты как вариант самотранслируемых сообщений рассказывали то, что не хотели транслировать советские СМИ. Как и фейки, они имеют содержание, отличное от разрешенных трансляций. То есть несовпадение с миром, с другими описаниями мира становится чертой, объединяющих их вместе.

Сказки описывают ситуации, которые невозможны в реальной жизни. Вероятно, в этом есть и практическая направленность - узнать то, что делать нельзя. Кстати, сказки наполнены нарушениями житейской логики. Красная Шапочка заговорила с незнакомцем - волком, и попала в водоворот смертельных приключений. Сестра попросила братца не пить из копытца - ослушался и стал козленочком.

Литература в прошлом, как сериалы сегодня, является главным генератором виртуальностей в нашем мире. Это не просто разрешенная, но и приятная, и притягивающая к себе виртуальность. И это не ложь, а какой-то другой более мягкий термин нужен для этого, например, неправда, поскольку читатель/зритель прекрасно понимают, что перед ними не газета. Более  того,  они заинтересованы именно в другом мире, поскольку погружаться в тот же мир, что за окном, у них нет желания, они и так там все знают.

Это могут быть также видеоигры. Существенным отличием видеиогр является непосредственное участие пользователя в развитии сюжета. Он сам выбирает его направление и свои действия, то есть вариантов многообразия становится еще больше.

Виртуальная реальность, создаваемая таким образом, строится на определенных правилах поведения как героев, так и самой виртуальной среды. Они могут быть совершенно иными, чем те, к которым мы привыкли. Эти правила могут действовать сегодня и сейчас и принципиально отличаться от правил другого такого же виртуального мира, число которых стремится к бесконечности.

Виртуальная реальность олицетворяет порядок, в отличие от хаоса вокруг нее. Но правила все равно существуют - находясь в воде, тебе придется плавать, а не бегать. Любое описание ситуации избирает из нее одни характеристики и отбрасывает другие. Такое описание одновременно фиксирует для читателя главное, в рамках чего и происходят все причинно-следственные связи. Это чеховское ружье, которое должно выстрелить в третьем акте, если оно появляется в поле зрения в первом.

О первых вариантах вербальных описаний ситуаций времен античности пишут следующее: «На эпос по его природе повлияли особенности великих событий, действий, исторической правды, трагедии, героических фигур, испытаний и страха. Это напрямую приводит нас к тому факту, что Иллиада является особым типом поэмы. Следует  также помнить, что поэт от греческого слова poiesis, означающего ремесло или делание, должен был быть компетентным в жанрах драмы, стихосложения, хора, лирики и прозы»[CannatellaH.J. PlatoandAristotle’sEducationalLessonsfromtheIliad // Paideusis. - 2006. - Vol. 15. - N 2].

Намного более сильным  было влияние первых нарративов. Это были почти божественные слова. Вот как описывается роль Илиады: «Илиада изменила то, как люди молились. В соответствии с историком пятого века Геродотом это был Гомер вместе с поэтом Гесиодом, который "описал греческих богов" и который дал человеческие черты, характеристики, формирующие богов Олимпа, которые мы узнаем сегодня. В то же самое время люди создавали культы человеческим героям Илиады, принимая их за своих героических предков. Принадлежность к Илиаде, обладание историей, рассказанной  Илиадой, стали базой греческой идентичности».

Кстати, именно по этой причине страны воюют за свою историю, борясь против того, чтобы ее писали другие. Наличие своих героев является краеугольным камнем национального самосознания.

Сильное событие должно было остаться в веках, поэтому его старались запечатлеть в новых ритуализированных формах. Собственно говоря, так поступает и религия, которая переполнена ритуалами. Все это методы создания социальной памяти, что в свою очередь ведет к удержанию собственной социальной идентичности. Ритуал в этом случае становится идеальной формой, поскольку здесь есть вербальная и визуальная составляющие, а также память тела. Общие ритуалы порождают единых людей. Сегодня такую функцию взяло на себя телевидение в сфере единого мышления, порождаемого новостями и ток-шоу, а также телесериалы - в сфере выработки единых чувств.

Особую роль при этом играет даже не позитив, а негатив, который объединяет даже сильнее. Хает Хан Насреддинов пишет: «Сегодня нагнетание негативных эмоций – самое действенное пропагандистское оружие власти. При этом не дается возможность осмысленно обсудить события прошлого и настоящего, задать «неудобные» вопросы. Нет, вместо этого просто смотри видеоряд с разрушениями, массовыми захоронениями и запоминай, что это и есть единственная правда. Ведь простой просмотр яркого видеоролика вместо нормальной дискуссии вызывает у зрителя эмоциональное, значит, необдуманное, поведение. Которое и нужно власти. Ведь поведение подвержено манипуляции. Если же человеку разрешить обстоятельно мыслить, то он принимает собственное решение и управлению он не пригоден. Вот такие самостоятельно мыслящие, то есть неуправляемые с точки зрения власти, люди и опасны для властной элиты и с ними уже разбираются на другом, силовом, уровне воздействия».

Негатив, являясь более сильным эмоционально, подавляет рациональное. Особенно когда негативный рассказ телевидение усиливают визуальным рядом. Все это было очень характерным для рассказов российского телевидения о событиях в Украине.  Там был и взволнованный рассказ о несуществовавшем в природе распятом мальчике, и фейковое удостоверение СС в руках Дмитрия Киселева, поддельный характер которого ему потом пришлось признать, и многое другое.

То есть, чем серьезнее становится накал страстей, тем выше вероятность, что телезрителей обманут. Так, телеканал «Дождь»нашел в сюжете Первого канала и «России 1» о предполагаемой химической атаке в сирийской Думе кадры из художественного фильма 2016 года (о других «странностях» тут). Когда Первый канал в июле 2016 года рассказывал об ажиотаже из-за выхода компьютерной игры PokemonGO, он показывал, как толпа людей блокирует уличное движение. Однако, как оказалось, кадры были с митинга.

Однако внутри России и на самом высоком уровне также встречаются такие отклонения, когда виртуальностью подменяют реальность. Например, выступая 1 марта 2018 г со своим ежегодным посланием Владимир Путин проиллюстрировал новую ракету «Сармат» кадрами из фильма Первого канала 2007 года о ракете «Сатана».

В ноябре 2017 г. Минобороны РФ использовало скриншот из игры для мобильных устройств «AC-130 GunshipSimulator: SpecialOpsSquadron», пытаясь доказать, что США поддерживают отряды «Исламского государства». Еще один кадр Минобороны представлял собой скриншот из видео 2016 г., где авиация Ирака атаковала террористов Исламского Государства. Когда поднялся скандал, Минобороны удалило эти кадры из своих аккаунтов в соцсетях.

Сегодня мы не очень адекватно представляем себе прошлое, потому что тогда, как это ни покажется странным сегодня, Запад не был впереди. Впереди был Восток. Китайцы придумали бумагу, и эта новая технология расширила влияние записанных историй. Новые читатели приводили к появлению новых историй. Арабский мир создал, например, сказки тысячи и одной ночи.

Потом появляются романы - уже чисто виртуальная конструкция, созданная так, чтобы удерживать внимание читателя от начала и до конца. О них пишут сегодня:«Романы не имели багаж, связанного с древними формами литературы, поэтому они позволили возникнуть новым типам авторов и читателей, особенно женщин».

Можно понять, почему такие конструкции удерживают внимание, они искусственно создаются именно такими, и это уже примета чистой виртуальности. Она, к примеру,всегда будет завышать своих героев, ведь читать про мага или принца всегда интереснее, чем про, например, слесаря.

Причем сказки первоначально были взрослым жанром, по этой причине их прошлые аналоги существенно отличаются от того, что сегодня рассказывают детям. МартинЛютиотмечаетинтереснуюособенность [Lüthi M. The Fairytale as Art Form and Portrait of Man. - Bloomington, 1984]. Если местные легенды повествуют о прошлом, то сказка всегда устремлены в будущее. Это поиск в будущем того рая, который оказался потерян. Формула сказки такова: Порядок - Беспорядок - Порядок. Отсюда прямо следует, что сказка акцентирует цель, а не начало.

Работа с интересным названием «Нарративная этнография» начинается с пересказа идей ВладимираПроппа с открытого им ограниченного числа сюжетных элементов волшебной сказки типа «запрет - нарушение запрета» и под. [Gubrium J.F. a.o. Narrative Ethnography // Handbook of Emergent Methods. Ed. by Hesse-Biber S.N. a.o. - New York, 2008  ]. У Проппа важным оказалось то, что не играет роли кто или что делает. Запрет может прозвучать от короля, дракона, волшебника. И понятно, что нарушение запрета служит хорошим элементом развития дальнейшего сюжета. Если бы запреты выполнялись, не было бы сказки, так как все стояло бы на месте.

Пропп открывает определенную ментальную грамматику, позволяющую нам понять развитие ситуации в рамках причинно-следственных связей. Это структура порядка, как ее видит наш мозг, и ее накладывают на событийную структуру, превращая хаос в порядок.

МартинЛюти в своей книге раскрывает свое понимание виртуальности, выстраиваемой в сказке [Lüthi M. TheEuropeanFolktale: formandnature. - Bloomingtonetc., 1986). Люти выделяет пять характеристик сказочного мира. Первая из них носит название Одно-пространственности. Под этим он имеет в виду следующее. Сказочный герой при встрече с существом другого мира не ощущает, что перед ним другое измерение. Поэтому Люти и говорит об одномерности сказки.

МариБреннентрактует одномерность так, что в сказке вещи могут быть физически отдаленными, но духовно близкими, что физическое расстояние в ней заменяется духовным.

Второе свойство виртуала сказки - отсутствие глубины. Сопоставляя сказку с легендой, он акцентирует следующие отличия. В легенде манифестировано множество разных отношений, слушая ее, можно легко представить физические измерения объектов, о которых идет речь. Люди и животные в сказках лишен какой-либо психологической или физической глубины. Сравнивая с современной литературой, можно сказать, что это тени настоящих героев, поскольку у них есть только одна индивидуальная характеристика.

Абстрактный стиль является третьей характеристикой виртуала сказки.  Даже цвета в сказке просты - шапочка красная, а зубы волка -белые. В сказках сложность человеческого поведения не встречается в одном герое, она отдана разным персонажам по кусочку. Люти пишет, что героев даже нельзя признать разумными

Современные исследователи видят меньшее количество составляющих сказки. КейтБернхаймер, например, выделяет плоский характер, абстрактность, интуитивную логику и нормальность магии. Первые два и последняя повторяют Люти, а интуитивная логика означает высокий уровень ассоциативных переходов в сюжете. Как она пишет: «Детали в сказке существуют в  изоляции от того, что обычно именуется сюжетом, и это дает ощущение того, что все кажется правильным и его невозможно вычеркнуть».

Лютипишет как бы о несистемности героя, характеризуя его изоляцию как четвертую характеристику: «Как и в игре, сказочная фигура рвет все связи и отношения, как и в игре, она вступает в новые связи и в состоянии в любое время покинуть и эти. Именно потому, что она изолирована, она готова к любой неожиданной встрече. Весь стиль сказки это изолирующий стиль. Антигерои в принципе тоже одиночки, и у них есть возможность вступать в контакт с кем угодно. Но они упускают эту возможность или не реализуют ее – лишь в герое полностью проявляется внешняя изоляция и тайная связь со всем и со всеми. Он самый младший, дурачок, замарашка, покрытый коростой, сирота, отвергнутый, брошенный на произвол судьбы – и именно поэтому свободный и готовый к действительно важным встречам. Он принц или свинопас, следовательно, самый край общества, в которое он не встроен – легко отделим от него и поэтому открыт для настоящих сил и может позволить себе плыть в лучах их щедрости. Это, конечно, не просто мечта, которую народы отображают в их сказочном герое. Они посылают его в опасные путешествия и ставят перед ним трудные задачи: его одаривают – не для удовольствия, а чтобы он мог справиться с ними. Сказка не изображает, как это часто бывает в сказании, прекрасную страну с молочными реками и кисельными берегами. Она изображает, сублимируя и стилизируя, мир и человека.  То, что она изображает человека как одиночку и в то же время способного на любые отношения, происходит не из примитивных желаний, это настоящая демонстрация сути (бытия)».

Сказка, кстати, любит все редкое, дорогое типа золота и серебра, жемчугов и под., поскольку они тоже характеризуются изолированностью.

Последняя характеристика - сублимация и всеохватность. Весь большой мир размещается в сказке в небольшом фрейме. Здесь он интересно замечает: «Сказка не знает того, что магия требует усилий. Вся магия реализуется легко и просто». По поводу всеохватности он говорит, что даже одна сказка охватывает микрокосм и макрокосм, приватные и публичные события, отношения в ином мире и отношения с простыми смертными.

 Гуманитарные исследователи всегда тяготеют к сложным объяснениям, которые трудно верифицировать. Гуманитарная наука вообще строится как мнение одного, в то время как естественные науки можно определить как мнение многих, именно из-за того, что верификациями другими может быть в принципе повторена.

Виртуальность является важной характеристикой сказки по мнению Ольги Алексеевой: «Сказка функционирует в культуре как виртуал именно потому, что оставаясь элементом повседневности, обыденной культуры, сказка преодолевает ее в себе, создавая условное темпорально замкнутое пространство, существующее не по законам и правилам повседневности, сказочное бытие условно, в отличие от безусловного бытия повседневности».

Сказка существовала и существует как виртуальное пространство, и мы четко не знаем, почему у человека есть потребность в сказке, причем она сохраняется веками. Так что нам стоит признать ее человеческим культурным изобретением, возникшим задолго до христианства [см. тут и тут].

Для точного определения возраста сказок ДжемшидТехранивоспользовался не обычным историко-географическим методом, а филогенетическим, взяв его из биологии. Он задает возраст возникновения сказок от 5000 до 9000 лет. Сказки всегда существовали в устной форме, которая не похожа на сегодняшние варианты.

В своем интервью Техранирассказывает, что в данном исследовании они опирались на биологические методы, исследуя передачу сказок, как и передачу генов. Все эти процессы появления первых сказок происходили среди наших далеких предков, именуемых "прото-индо-европейцами", которые затем расселились по Евразии, а их языки разошлись.

Чтениеиписьмоназываютчеловеческимикультурнымиизобретениями [Huettig F. a.o. The culturally co-opted brain: how literacy affected the human mind // Language, Cognition and Neuroscience. - 2018. - Vol. 33. - N 3]. Первые варианты письма появились 6 тысяч лет назад. Человечеству тогда пришлось использовать уже имеющиеся когнитивные умения для совершенно новых задач. Прослеживается определенная взаимозависимость между грамотностью и демократией социальной или культурной передачей [Morais J. Literacyanddemocracy // Language, CognitionandNeuroscience. - 2018. - Vol. 33. - N 3]. В псевдо-демократиях выборы заменяют и дебаты, и участие в коллективном принятии решений, и контроле за исполнением решений.

Все это является результатом того, что грамотность реализуется как элементарные умения, а не как путь к критическому мышлению. По этой причине исследователи акцентируют следующее: «Грамотность представляет собой не просто понимание и письменную передачу информации. Грамотный человек способен, анализируя и сопоставляя информацию (факты, суждения, понятия, идеи) из различных источников, критически оценивать, что они читают и выражать это адекватно в печатном слове как способность, которая важна для активного участия в демократии».

Жозе Морей, автор этого исследования, подчеркивает, что демократии еще не было ни в одной стране, даже в Древней Греции в принятии решений реально участвовали только десять процентов населения.

Вспомним, кстати, что в период индустриализации Советский Союз отчаянно нуждался в грамотности первого типа, но никогда не занимался грамотностью второго. Заложить основы критического мышления в принципе достаточно трудно, тем более что государства не очень заинтересованы в этом, ведь это приводит к появлению критически мыслящих людей.

Впринципе все умения человека приходили постепенно. МайклТомаселлоотмечает, что человек и шимпанзе разделились как два разных вида 6 миллионов лет назад, имея на сегодня 99% общего генетического материала. Прогресс, который произошел с человеком, он объясняет исключительно культурной и социальной передачей: «В отличие от животных культурные традиции и артефакты людей аккумулируют модификации, появляющиеся со временем. Ничего из сложных человеческих артефактов или социальных практик, включая создание инструментов, символические коммуникации, социальные институты, не были изобретены сразу  и для всех в конкретный момент каким-то индивидом или группой индивидов».

О чем говорит это замечание? Нам представляется, что оно подчеркивает творческий характер не только самого изобретения, но и его использования, поскольку оно постоянно совершенствуется и трансформируется. Вероятно, даже то, что последующие трансформации могут нести больше инновационного, чем первый шаг.

Зачем нужна виртуальность в нашем насквозь прагматичном, рациональном мире? Известный фантаст НилГеймандает на этот вопрос вполне конкретный ответ. С одной стороны он рассказал, что когда строители тюрем в Америке заволновались, сколько в перспективе нужно иметь камер в будущем, то ответ они получили такой - определить это можно с помощью простого алгоритма, отталкивающегося от того, какой процент 10-11 летних школьников не читает для удовольствия.

И еще один довод из его уст: «В 2007 году я был в Китае, на первом одобренном партией конвенте по научной фантастике и фэнтези. В какой-то момент я спросил у официального представителя властей: почему? Ведь НФ не одобрялась долгое время. Что изменилось? Все просто, сказал он мне. Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но ничего они не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками».

То есть нужны мозги. И эти мозги создаются книгами вообще и фантастикой в частности. И понятно почему - фантастика и фэнтези снимают в нашей ментальной картине мира те или иные константы, и наш мозг учится жить вне роль подобных констант.

У Геймана есть и такое наблюдение, которое соответствует такому сегодняшнему научному направлению, как альтернативная  история: «Однажды у меня была мысль написать книгу про Чарльза Форта (американский маргинальный исследователь, фактически положивший начало современному интересу к паранормальным явлениям, вроде летающих тарелок или снежного человека) и Карла Маркса. Оба большую часть своей жизни провели в библиотеке Британского Музея, читая книги и сочиняя огромные труды. Меня заинтересовало, что было бы, если бы всё было наоборот: Карл Маркс занимался изучением аномальных сил, космического желе и падающих с неба рыб, - всяких странных и необъяснимых явлений, а Чарльз Форт разрабатывал экономическую теорию. То есть, что было бы, если бы Русская Революция базировалась на идеях Чарльза Форда - рыбы с неба, неработающие часы, на том, что люди - потомки существ из открытого космоса и т.д. И эти идеи стали громадной, международной, глобальной силой. А теория политэкономии Маркса стала крошечным течением, популярным среди всяких эксцентриков и оригиналов, которые собирали бы свои крошечные съезды, чтобы о ней поговорить».

И второе интересное признание: «Книга - это порог. Мне нравится, когда я могу перевести кого-нибудь через порог. Всегда есть дверь. Всегда есть порог. Можно воспринимать это буквально, можно метафорически. Лучшее в фэнтези - это то, что оно позволяет превращать любую метафору в реальность».

Однако это не реальность. Тут НилГейман лукавит. Это погружение в то, что человек признает квази-реальностью, где ему комфортно и хорошо. Он получает там те типы переживаний, которые уже не способен ему дать наш комфортный мир.

Есть также мнение известного фольклориста Сергея Неклюдова: «У человека есть потребность в соприкосновении с неким вымышленным миром, своего рода параллельной реальностью, которая восходит к хронотопудесакрализованного мифа и становится чистой фантазией – как в устной, так и в книжной традиции. На протяжении XX века, да, пожалуй, и всего периода упоённости техническим прогрессом, эту позицию занимала научная фантастика. Затем она стала вытесняться другим жанром, который сейчас называется фэнтези. В какой-то степени фэнтези – это гибрид научной фантастики и литературной сказки. Ну а сама научная фантастика выросла из романтической повести и из ее предшественника – готического романа».

И по сути так до конца и не выяснены причины нашей привязанности к виртуальности: от далеких времен сидения у костра до сегодняшнего сидения у экрана телевизора или компьютера. Определенная когнитивная потребность понятна - это проверка и усиление ментальной картины мира, получение опыта сквозь виртуальность. Но все это оформлено в определенную развлекательность, что тоже очень важно.

Вышеупомянутый Техранивидит сказки как «минимально контринтуитивные нарративы». Имеющиеся там элементы когнитивного диссонанса легко понимаются людьми, поскольку они рассказывают об обычных отношениях между людьми. И это сочетание необычного с обычным, по его мнению, объясняет их тысячелетнее существование. Изучение этого аспекта на базе более объективного, чем литературоведение, инструментария, он считает своей будущей темой. 

Джозеф Кэрролл говорит о роли виртуальности такие слова: «Она учит нас знанию других людей, это практика в эмпатиии теории разума». В своей статье сам он говорит так: «Роман или рассказ является коммуникативным актом. Он достигает результата только если авторское описание создает опыт в головах читателей. Эти опыты массово ограничиваются значениями, вмонтированными в описания автора, который сам ограничен возможными вариантами значений в словах любого имеющегося языка».

Но виртуальность несет не только позитив, но и потенциальный негатив. Особенно это становится заметным при столкновении разных культур. Как правило, это происходит на стыке западной и какой-то из восточных культур. Тут никто не отменяет опасности даже от вымышленных персонажей. Например, в 2018 году в Китае запретили мультфильмы про свинку Пеппу, поскольку мульфильм навязывает детям неправильное мировоззрение, а в 2017 - американский фильм про Винни Пуха, поскольку в китайских соцсетях распространены мемы, сравнивающие его с генеральным секретарем Си Цзиньпином. Иранская полиция морали борется с куклой Барби и с теми, кто ею торгует. Все это борьба с символами, за которыми, как представляется, скрывается враг.

Мир, построенный людьми, эволюционирует быстрее, чем сами люди. Это связано с тем, что виртуальность, воображение позволяют рушить старые стены и создавать новое, сначала в голове, а потом в действительности. Но сам человек не может меняться так быстро. Он как бы более состоит из человека прошлого, чем из человека будущего.