Виртуальное пространство может менять наше прошлое, настоящее и будущее. Например, телесериалы сильнее трансформируют представления об истории в массовом сознании, чем любые учебники истории. «Санта-Барбара» действовала на советского гражданина сильнее любой пропагандистской лекции. Она была «горизонтальной» пропагандой, которая не встречала сопротивления, а лекция — «вертикальной» пропагандой, от которой пытались закрыться. Разграничение политической (вертикальной) пропаганды и социологической (горизонтальной) предложил в свое время Жак Эллюль [Ellul J. Propaganda. The formation of men's attitudes. — New York, 1973; см. тут и тут]. Промежуточное положение между «Санта-Барбарой» и лекцией занимала программа «Время», которую все равно смотрели, поскольку она давала визуальную информацию о текущих событиях, задавая нужные интерпретации происходящего.

Виртуальное пространство прошлого в виде религии и идеологии определяло и корректировало правильное / неправильное поведение, задавало разграничение свой / чужой, то есть активно формировало информационное и физическое пространства. Благодаря виртуальным механизмам власть всегда была от бога, даже тогда, когда бог признавался несуществующим. По этой причине и сегодня власть всегда работает без ошибок. Правда, до тех пор, пока ее не сменит другая власть.

Современные войны направлены на виртуальное пространство. Им неинтересно физическое уничтожение противника, они направлены на изменение его картины мира средствами литературы, искусства, науки и журналистики, чтобы объект воздействия стал частью их системы, там самым его физическая сущность перестает играть роль.

В какой-то мере мы видим эту модель в системе колониализма, когда колонию подключают силой не только к экономике, но и к системе языка и культуры империи. Есть и примеры «мягкого» колониализма, например, в России XVIII века французский был родным языком аристократии. А это означает, что и модель мира, нравы и привычки, литература и искусство тоже были нерусскими. Это было сделано с помощью воспитания детей французскими гувернерами. Язык и культура элиты не совпадали с языком и культурой населения. Образованные люди лучше знали улицы Парижа, даже никогда не бывая там, чем соседнего города. Мы имеем два различных массовых сознания, что стало рушиться в связи с войной 1812 года. Внешние обстоятельства заставляют элиту изменять свою модель мира.

Дмитрий Бабич говорит в этом плане о «догоняющем языке»: «Логика тут простая: раз Россия догоняет Запад, то вполне логично брать у этого самого Запада слова, обозначающие вещи, которых в России пока просто нет. А поскольку Россия — страна большая и Запад догнать сразу не может, то вполне естественно, что наиболее приблизившаяся к Западу часть ее общества ("креативный класс") говорит на особом языке, отличающемся от языка отстающей части».

Раз мы вспомнили о пропаганде, следует сказать, что пропаганда работает на стыке двух пространств — информационного и виртуального. Это же характеризует и фейки, которые строят другую действительность, пользуясь иной логикой. Для поддержки этого тезиса  можно привлечь слова из Декларации ОБЭРИУ (литературного объединения, куда входил ряд ленинградских писателей от Даниила Хармса до Николая Заболоцкого): «Может быть, вы будете утверждать, что наши сюжеты "не-реальны" и "не-логичны"? А кто сказал, что "житейская" логика обязательна для искусства? Мы поражаемся красотой нарисованной женщины, несмотря на то, что, вопреки анатомической логике, художник вывернул лопатку своей героине и отвел ее в сторону. У искусства своя логика, и она не разрушает предмет, но помогает его познать». Эти же слова можно отнести как к пропаганде, так и к фейкам, поскольку они тоже строят свою собственную реальность. Это «иное» зеркало действительности, чем, например, реальная память людей, хотя и в ней есть так называемые фальшивые воспоминания [см. тут, тут, тут, тут и Johnson M.K. a. o. The Cognitive Neuroscience of True and False Memories // True and False Recovered Memories: Toward a Reconciliation of the Debate, Nebraska Symposium on Motivation, 58. —  Ed. by R.F. Belli. — New York, 2012]. То есть фейки как фальшивые новости дополняются и фальшивыми воспоминаниями.

Можно говорить и о фальшивой картине мира, если ее выстраивают на базе фальшивых знаний. За счет цензуры и централизации Советский Союз обладал унифицированным информационным потоком. Однако даже тогда ценились личностно окрашенные информационные потоки, которыми были более либеральные СМИ, например, «Литературная газета» или «Известия».

То есть важна не только информационная линия, но и линия доверия и достоверности. Мы доверяем эксперту, который лучше знает обсуждаемую сферу, журналисту, которого знаем по прошлому опыту, свидетелю события, поскольку он видел все своими глазами.

Унифицированные информационные потоки прошлого дополнялись такими же унифицированными образовательными потоками. Если сегодня информационные потоки не настолько унифицированы, как раньше, то унификация образования сохраняет те же черты. Но известный миллиардер Джек Ма, например, считает, что сегодня детей уже не следует готовить так, как в прошлом, когда они должны были нацелены делать в будущем унифицированную работу на производстве, ведь в ближайшее время эти функции будут выполнять роботы. Необходимо развивать воображение детей. Джек Ма говорит: «Мы должны учить детей быть очень, очень инновационными, очень креативными. Этим путем мы можем обеспечить работой наших детей». И, кстати, это снова обучение работе не столько в информационном, как виртуальном пространстве, поскольку требуется развитие воображения, то есть строительства того, чего нет в действительности. Сегодня особое внимание стало уделяться развитию креативности, даже США увидели, например, падение числа патентов, идущее с 1996 года.

Есть одно важное совпадение, которое состоит в том, что конечной целью действий и интервенций в любом из пространств (физическом, информационном, виртуальном) является воздействие на когнитивное пространство, которое призвано модифицировать решения объекта воздействия. Эта когнитивная трансформация может быть разовой и несистемной, а может поменять всю модель мира как отдельного, так и массового сознания. Так, например, перестройка была реструктуризацией всей системы советского массового сознания. В результате этого разворота условно диссидентское сознание стремится занять место нормы, а прошлая модель мира, которую многие годы удерживали идеология и пропаганда, уходит на периферию.

Когнитивные трансформации могут идти как со стороны практического описания действительности (например, новости могут акцентировать один набор событий и осуждать другой), так и со стороны теории (например, постсоветская экономика, политология и другие науки стали строиться на иных основаниях). Новая практическая (обыденная) модель мира, которая входит не только с новостями, но и с новой литературой и искусством, начинает соответствовать своей теоретической модели.

Когнитивный игрок действует своим когнитивным инструментарием и имеет когнитивные цели. Хочет он это признавать или нет, но объектом его атаки является разум. Однако разум никто не собирается разрушать, как тело, его хотят изменить.

Государства и общества работают с большими массами людей, как своих, так и чужих стран с целью реструктуризации массового сознания, введения нового знания и поведения или его коррекции. Большие массивы людей подвержены подобной обработке в таких наиболее частых направлениях:

- в целях открытой политики, например, в случае выборов, где всегда есть и закрытые информационные интервенции, невидимые системно избирателем, в связи с чем Фейсбук теперь называют секретным оружием выборов,

- в целях скрытой политики, например, продвижение идеологии свободного рынка в США в период после депрессии [Burgin A. The great persuasion. Reinventing free markets since the depression. — Cambridge — London, 2012],

- в целях продвижения нового поведения в рамках существующей политической системы, например, продвижения здорового поведения, причем это делается не только в США или Великобритании, но и в такой стране, как Чили [см. тут и тут].

Об этом можно сказать подробнее. В Чили 67 % граждан старше 15 лет страдают ожирением, также Чили вышло на первое место в мире по потреблению сладких напитков. В ответ на это развернута кампания, в рамках которой на упаковках от продуктов указывается по-испански, что там много сахара, калорий, жира или соли. Покупателей приучили обращать внимание на более здоровые типы продуктов. 40 % опрошенных чилийцев говорят, что они реагируют на эти предупреждения. Более того, для детей до четырнадцати лет нельзя рекламировать подобные продукты и их не может быть в школе. Вскоре нельзя будет рекламировать подобные продукты в телеэфире с 7 утра до 10 вечера, чтобы эту рекламу не увидели дети.

Взрослый человек, увидев продукт с таким предупреждением, попадает в ситуации когнитивного диссонанса. С одной стороны, ему хочется купить его, но с другой — он понимает его опасность, поэтому начинает думать, что делать, разрушая автоматизм своей покупки, который был до этого (об использовании когнитивного диссонанса в рекламе см. тут, см. также о бихевиористских интервенциях в рекламе).

Вспомним и перестройку, которая также, вероятно, базировалась на таком же состоянии когнитивного диссонанса, когда массовое сознание получало отрицательную информацию о позитивных точках прошлой советской системы. Получается, что именно феномен когнитивного диссонанса был как основным разрушителем, так и создателем нового, когда из небытия возвращались фигуры типа Бухарина или Троцкого. Сегодня делаются такие же попытки вернуть Сталина, которого начинают подавать, говоря словами мультфильма, «страшным снаружи, но добрым внутри».

Вардан Багдасарян говорит о когнитивном оружии в использовании такого инструментария, как научные теории и образование. Он пишет: «Когнитивная война отличается от информационно-психологической. В ней подавляется и подчиняется сознание противника. Если результатом информационно-психологической войны является нежелание противника продолжать борьбу, то когнитивной — внушение ему мысли, что самой борьбы нет. Противник когнитивно программируется на саморазрушение и даже самоликвидацию» [Багдасарян В. Когнитивное оружие // Якунин В. И. и др. Новые технологии борьбы с российской государственностью. — М., 2013].

Советский Союз проигрывает холодную войну в том числе из-за Хельсинкского соглашения, которое провозгласило свободу передвижения людей и идей. СССР пошел на это, чтобы все признали нерушимыми послевоенные границы Европы, но одновременно облегчил возможности для информационных и виртуальных интервенций в СССР.

Константин Мельник, курировавший спецслужбы Франции во времена де Голля, автором этой идеи называет ватиканского адвоката, своего друга Жана Виоле. В своей книге «Современная разведка и шпионаж» он отдает под рассказ об этом только одно примечание [Мельник К. Современная разведка и шпионаж. — М., 2009] (см. шире об Опус Деи тут). Мельник говорит, что три года они лоббировали идею, он передал ее американцам в ЦРУ, с которыми сотрудничал, а сам в это время работал в корпорации РЭНД в США (см. также другие факты о Мельнике, в том числе о его украинских корнях).

Мельник разъясняет: «Я хорошо знал OpusDei. Это не форма разведки. OpusDei — это инструмент влияния. Потому что они имеют влияние на важных людей в католической среде. У них был замечательный человек, адвокат Папы Римского, с которым я много работал, мэтр Виоле. Разведка ли это, или нет — трудно сказать… Я думаю, это специально сформированные организации — такие как OpusDei или "Русикум". Но они не имеют почерк разведки. Они помогали польской церкви сразу после войны, посылая средства и книги — Евангелие и другие издания, необходимые, чтобы служить Литургию. Но для них это вполне естественная линия поведения. У нас на Западе существует деление между обществом и государством, государством и разведкой, занимающейся узкопрофессиональной деятельностью. У них в Ватикане разделения обязанностей между деятельностью ответственного от "Опуса Деи" мэтра Виоле и деятельностью Папы Римского нет. Иными словами, все занимаются сразу всем. Но технически Ватикан — самая эффективная разведка в мире».

Так что ситуация завершилась благодаря более долговременной стратегии католической церкви. Известна фраза Сталина, которую так обыграли в одном журналистском тексте: «Один известный большевик явно недооценил мощи Римской католической церкви и ее иезуитского "отряда". "Папа? Сколько у него дивизий?" — с иезуитской усмешкой поинтересовался однажды Сталин, когда речь шла о послевоенном разделе мира на сферы влияния. Однако нынешнему главе Католической церкви Иоанну Павлу II не понадобилось войск, чтобы войти в историю под именем "Папы, сокрушившего коммунизм"».

Современное переплетение информационного и виртуального порождает новости нового типа. Это сочетание высокого и низкого, но ничего среднего. В качестве высокого берется гламур, либо международного, либо местного уровня. В качестве низкого — «чернуха». Новости отбираются исходя из определенного информационно-виртуального шаблона.

Роман Круглов анализирует «чернуху», окружающую нас, следующим образом: «Искусство и сходные с ним информационные явления служат не только индикатором культурного состояния общества, но и средством активного формирования этого состояния. Соответственно, утверждения об адекватности негативного мировосприятия, мата и шокирующей образности современному миру, не могут быть состоятельны. Чернуха чужда правдоподобию — это "художественная" редукция реалий в отрицательном ключе.

Возникнув в конце советского периода, чернуха стала одним из мощнейших ментальных орудий искусственного развала Советского Союза. В наши дни, несмотря на изменившуюся ситуацию в стране, чернуха продолжает оставаться доминирующей художественной установкой, не давая развиваться нравственно здоровому искусству».

Это слова об искусстве, но они еще больше отражают и новостной поток. Перед нами общая тенденция, которая правит бал как в информационном, так и в виртуальном пространствах.

Гламур является частью такого эстетического шаблона. Еще со времен СССР стало ясно, что наибольшей популярностью пользуются фильмы из жизни высшего света, даже если они описывают события других стран и других исторических периодов.

Эта модель зеркально отражает то, что реализовано в коммуникации в виде двухуровневой модели коммуникации, когда воздействие осуществляют не сами СМИ непосредственно, а лидеры мнений, стоящие между СМИ и потребителями. И такими же условными «лидерами мнений» становятся в контенте представители гламура, являясь главными героями рассказывания. Кстати, Трамп также является примером перехода из мира гламура в мир политики.

Но гламур формирует и экономику, поскольку теперь мы живем во времена экономики внимания. Как говорит Дмитрий Иванов: «Глэм-капитализм — это экономика после виртуализации. Под виртуализацией я имею в виду не только распространение компьютерных технологий. Моя позиция такова — не технологии меняют общество, а изменения общества делают востребованными технологии, меняют их. Главное в виртуализации — это замещение образами и коммуникациями реальных вещей и действий.

Например, можно гораздо большие деньги сделать, продавая товар, обладающий в представлении потребителей ценными символическими качествами. В виртуальной экономике имидж, бренд стоят гораздо больше, чем материальные ресурсы». После появления какой-то тенденции, доказавшей свою «работоспособность», она начинает усиливаться, поскольку ею овладевают все, поэтому конкуренция начинает постепенно доводить ее до совершенства. Все начинают «подгонять» свою продукцию под новый стандарт.

Виртуальность позволяет управлять массовым сознанием, которое движется вслед за теми или иными проявлениями виртуальности. В то же время виртуальность интересна для внедрения новых норм поведения. Человека часто интересует виртуальность как другая реальность. В этой инореальности есть мутанты, борющиеся против правительств, которые хотят их уничтожить (например, телесериал «Одаренные» и некоторые другие), есть герои с отклонениями от психической нормы, которые оказываются сильнее и нужнее обычных людей (например, телесериал «Восприятие / Предчувствие»), есть сериалы, где роботы трансформируются в людей (например, телесериалы «Мир Дикого Запада» и другие). Но эта инореальность несет реальные последствия. Мы меняем свое отношение к стигматизированным людям, мы получаем новые навыки жизни в визуальном мире, мы меняем свои привычки в сторону более здорового питания и поведения.

Один сериал втягивает нас в следующий не только по нашему желанию, но и по чужому. Владимир Рубанов пишет: «Сегодня активным спросом пользуется технология videoondemand ("кино по запросу"): подписчикам, как правило, не хочется тратить свое время на поиски киношедевра, а разработчики программ управления видеопотоками могут оказывать свой "ненавязчивый сервис" через продвижение определенного видеоконтента, программируя тем самым сознание пользователей. Такие средства — уже точно из арсенала не информационного, а эпистемологического противостояния».

Виртуальный мир захватывает все большие фрагменты нашей реальности. Он не только интерпретирует прошлое, настоящее или будущее, но тем самым создает его в нашей голове. Он программирует наше поведение, изымает нас из реальности на многие часы, во время которых человек либо смотрит сериалы, либо занят видеоиграми. Сегодня миром правит несуществующее министерство виртуальности, ведь недаром когда-то Голливуд назвали министерством мечты для всего мира.