Технологии ведут нас не только к позитивным результатам, но и несут определенные негативные последствия. Новая коммуникативная среда, создаваемая интернетом, оказалась очень сильной по уровню информационного потока, но очень слабой по возможности самостоятельно ему противостоять.

С интернетом пришли принципиальные изменения в наши умы. Мы можем суммировать их в следующем виде:

Правда, есть такой закон массовости продукта: чем более массовый продукт мы производим, тем он должен быть проще. Элементарный пример — эстрадная песня и классическая опера.

Но общий уровень ухода от сложности в сторону легкости и развлекательности явно присутствует. Приведем лишь один пример личностного наблюдения ученого, который говорит об определенной «дебилизации населения СМИ, особенно электронными»: «Я хожу в нашу библиотеку в Новосибирске, она одна из крупнейших в России. Залы почти пустые, библиотекарей больше, чем читателей. Недавно я зашел в Баварскую государственную библиотеку. Слезы на глаза навернулись: огромный зал, длиной чуть не в километр, заполнен людьми. В нашем главном книжном магазине в Новосибирске увидишь 10-15 покупателей, а в том же Мюнхене — 7-этажный книжный, человек 200 у полок стоят, выбирают книги или сидят на диванчиках, пьют кофе, что-то обсуждают, разговаривают...».

Уход от печатного текста в сторону визуальности одновременно стал уходом и в сторону устности. Вспомним даже простую разницу в говорении с экрана и написании текстов. Телевизионные предложения короче, в них не бывает непонятных слов, идет многократное повторение, которое, к тому же иллюстрируется кадрами. Диктор или журналист, читающий письменный текст, сразу становится виден. И не только из-за глаз, которые не отрываются от телесуфлера, а из-за другой структуры устной речи, где даже не бывает длинных слов. Человечество так долго создавало и оттачивало письменное и печатное слово, чтобы потом одномоментно потерять эту способность благодаря телевидению.

Оно теряло эту способность и раньше, когда отдавало предпочтение, например, театру, а потом кино. Массовый зритель всегда был многочисленнее массового читателя.

Если мы всегда цитируем, хотя и не совсем верно, фразу Ленина о кино, то у Сталина была любовь и к театру. Он говорил, выступая перед писателями: «Несколько слов о том, что сейчас надо писать? Я считаю, что нам нужны, главным образом, пьесы. Я совсем не хочу сказать, что нам не нужны романы, повести, рассказы и очерки; все эти виды литературы, так же как и пьесы, имеют огромное значение и также нужны нам. Но мы должны по­нять, что пьеса, театр — совсем особый вид художественного воздействия на человека. Ни роман, ни повесть, ни рассказ, ни очерк не будут так дей­ствовать на восприятие читателя, как будет действовать на зрителя пьеса, поставленная в театре. Кроме того, при ограниченных бумажных ресурсах книга не может охватить всех желающих ее прочесть, и наконец, после вось­мичасового рабочего дня не всякий трудящийся может прочесть хорошую, но большую книгу. А ведь мы заинтересованы в том, чтобы хорошее худо­жественное произведение, помогающее строительству социализма, помо­гающее переделке человеческой психики в сторону социализма, было доступно миллионам трудящихся. Книга не может еще обслужить эти мил­лионы. А пьеса, театр — могут. У театра эти возможности неограниченны» (см. тут).

Это он говорил на встрече у Горького в 1932 г. И подчеркнем, что речь вновь идет о коммуникации, имеющей в своей основе устную передач информации.

Системы влияния от религии до рекламы всегда избирают наиболее эффективную стратегию. Тим Ву, выпустивший книгу по истории рекламы, говорит о ней: «Думаю, что многие люди считают, что реклама была всегда, что это природный факт. Но современную рекламу надо было изобрести. Кто-то должен был развить техники привлечения внимания людей и затем направления их на продукт, который в другом случае их бы не заинтересовал. История рекламы не очень хорошо известна. Многие первые рекламщики специализировались на продаже лекарств. Многие были бывшими проповедниками или близкими к этому. В девятнадцатом столетии реклама ушла от  традиций религиозной пропаганды, но то, что наша культура рекламы исходит от религиозной практики меня восхищает». То есть мы снова наталкиваемся устную стихию, только в области религии.

Его книга носит название «Продавцы внимания», поэтому он очень четко видит эту сторону рекламы, а значит и пропаганды, которая однотипно нуждается во внимании со стороны потребителя: «Бизнес-модель продажи внимания находится в постоянной потребности роста. Исторически это реализовалось либо как поиск иных времени и места, которые не заняты, либо более тщательно эксплуатировать то время, которое уже есть. Это предполагает, что все те периоды, которые вы видели как убежище или ускользание от вашей сумасшедшей жизни несомненно теперь станут целями, поскольку они представляют собой, где заложены возможности роста. Например, возникло движение давать больше рекламы в национальных парках, в государственных школах, в других святилищах, которые раньше были закрыты. Чем людей сложнее достичь, тем усилия прорекламировать становятся более замаскированными, более настойчивыми и более манипулятивными».

Устную стихию, среди других, много изучал Уолтер Онг [см. тут, тут, Ong W.J. Orality and literacy. The technologizing of the word. - London - New York, 2005; Ong W.J. Orality-literacy studies and the unity of the human race // Oral Tradition. - 1987. - Vol. 2. - N 1]. Он был иезуитом и даже учеником Маршалла Маклюена. Если Маклюен сделал больший акцент на появлении и проявлениях печатного и телевизионного общения, то Онг вернулся к особенностям устной стихии. Ту устность, которую мы получили с приходом телевидения, Онг называет вторичной.

В своей книге Онг выделяет ряд характеристик мышления, вытекающих из устности, в результате чего мы имеем следующие различия мышления/текста:

- добавления, а не подчинения (имеется в виду феномен перечисления),

- компонентности, а не аналитичности (здесь речь идет о параллельных структурах устной речи, облегчающих запоминание),

- избыточность,

- консерватизм/традиционализм, вытекающий из бесконечного повторения, нужного для сохранения в памяти при отсутствии письменности,

- модель мира повторяет структуру человека,

- полемическая ориентация, поскольку люди находятся в борьбе друг с другом,

- эмпатия и участие, а не дистанция,

- равновесие, поскольку ненужное стирается из памяти,

- ситуационное, а не абстрактное.

Устная среда здесь та, которая еще не знает письменности. Это первичная устность. Появление письма, по Онгу, кардинально меняет человеческое сознание. Кстати, у Онга есть замечательные слова, которые он говорит о вербальных культурах: они «удивляют технологического человека как уделяющие слишком много внимания речи, переоценке и, конечно, усиленной практике риторики. В первичных устных культурах даже бизнес не будет бизнесом, поскольку он фундаментально риторичен».                        

Была сделана попытка, опираясь на часть этих характеристик Онга, описать тип говорения-мышления Дональда Трампа. Например, по поводу использования параллельных структур упоминается то, что Трамп заменил всех действующих лиц прозвищами. Избыточность реализуется им в бесконечных повторах. Есть и высокий уровень полемичности.

Выводом автора, одновременно с констатацией того, что все эти характеристики всегда были присущи политике, становится следующее: «Информация становится более социальной, принимая немедленные краткие формы Фейсбука и Твиттера. Это требует больше характеристик устного мира. И это работает очень хорошо у политиков, которые думают и общаются, как Дональд Трамп».

Частично это можно объяснить и тем, что Трамп, как пишут журналисты, сам ориентирован не на аналитические тексты, а на телевизионную реальность, порождаемую новостными каналами. То есть снова-таки на вторичную устность, которая возникает за счет получения информации, а не только ее порождения по устным каналам.

Социальные медиа делают мир однородным по многим параметрам. Без длинных текстов, как оказалось, вполне можно обойтись. И тут решение приходит, как и в массовой культуре по определению Умберто Эко, не от автора, а от читателя/зрителя. Автор может и хотеть делать что-то более сложное, но этого не хочет потребитель информации. Это сначала проявилось в литературе, искусстве, кино, создав массовую литературу и массовую культуру. Теперь эстафету принимает массовая политика.