Социальные сети порождают и удерживают новый тип коммуникативной среды, в которой перемешаны новые средства и старые результаты, ведь новый инструментарий стал порождать тот уровень однородности массового сознания, к возврату которого мы не готовы.

С одной стороны, это, несомненно, определенная демократизация или, скорее, ее иллюзия, которую приносит свободное обсуждение в сети. Социальные сети, обеспечив каждому право голоса, все же не дали ничего, кроме права на «крик» — так мы обозначим этот возможный «голос в пустыне» в комментариях. При этом прокричать может каждый, но услышать могут только избранных.

Правда, исследователи и здесь обращают внимание на подводные камни этого права каждого на свое слово. Они пишут: «Распространение информации и механизмы демократической дискуссии радикально изменились со времени появления социальных медиа. Такие платформы, как Твиттер, хвалятся за их вклад в демократизацию дискуссий по политике и социальным вопросам. Однако многие исследования также подчеркивают опасности, связанные с неадекватным использованием этих платформ. Манипуляция информацией, распространение дезинформации и непроверенной информации относятся к таким рискам».

Создатель бихевиористской психологии Беррес Скиннер после войны выпустил художественную книгу «Уолден 2», в которой обратил внимание на множество подобного рода иллюзий, характерных для сегодняшнего понимания демократии [Skinner B.F. Walden two.- Englewood Cliffs, 1976]. Приведем несколько высказываний его героев:

• «Голосование — это способ переложить ответственность на людей. Люди не правят, они просто козлы отпущения. И они идут к урнам для голосования столь часто, чтобы восстанавливать свое право на такое название»,
• «Демократия не является методом определения голосованием наиболее популярной точки зрения, демократия должна придавать власть этой точке зрения»,
• «Реальная практика демократии — это голосование, но не за конкретное состояние дел, а за человека, утверждающего, что он может достичь этого состояния. [...] То, что понимается под правлением народа, является правлением человека, избранного народом».

Это книга 1948 г., а в предисловии к ней 1976 г. Скиннер напишет, что он начал заниматься «бихевиористским ижинирингом» тогда, когда это было чистой фантастикой. В пятидесятые он увидел то, что можно обозначить как «бихевиористские модификации». Сегодня технологии поведения перестали быть воображаемыми.

Как видим, демократия во многом изображает из себя демократию, чем реально является ею. Мы имеем в виду создание общества на совершенно иных основах. Но одновременно демократия хорошо скрывает свои недостатки.

Так называемые эхо-камеры Фейсбука дают нам только ту информацию, которая совпадает с нашими ожиданиями. Сегодня мы видим мир глазами ленты наших друзей из Фейсбука. При этом следует признать, что это, несомненно, более комфортный мир, который нас не очень раздражает, поскольку все новости как бы подтверждают нашу точку зрения и наши представления.

Михаил Минаков, например, акцентирует, что мы живем в окружении людей, которые придерживаются того же мнения, что и мы сами: «Для меня каким-то откровением оказалось понимание того, что во время Майдана я общался только со сторонниками Майдана. Простое усилие сделать один "клик" — и я мог пообщаться со сторонниками Антимайдана на их ФБ- или ВК-сообществе, но я почему-то этого не делал. [...] Используя анализ твитов в Киеве с ноября 2013 по март 2014, можно было восстановить коммуникативную историю Майдана. Было ясно, что соцсети не помогают установить общенациональный диалог, они наоборот разводили нас в отдельные идеологические группы, которые между собой мало общались, а внутри сообществ была настолько интенсивная коммуникация, что казалось, она-то и есть общенациональным диалогом. [...] Мы пришли к выводу, что сетевые сообщества могут ускорять дегуманизацию общества, поскольку представитель каждой противоположной группы характеризовался негативно, как человек с ненастоящим интересом и правом (наемники, подкупленные иностранцами). Такая негативная оценка затем развивалась в социальных сетях и под влиянием войны».

Интернет, как и демократия, очень серьезным образом прячет свои негативные последствия. Вместо реального интеллектуального падения мы говорим при этом об интеллектуальном росте. Вспомним, что вместе с интернетом исчезла необходимость запоминания и памяти, однако пришла неспособность читать длинные тексты. Художественная литература трансформировалась в киносценарий, где не нужны метафоры и прочие прошлые литературные ухищрения, а есть потребность только в действии.

Однако главным последствием, на которое мы сейчас обратим внимание, является совершенно иное — создание единого массового сознания. Новыми дигитальными средствами создается старая толпа, живущая по единым законам, подчиняющаяся единым правилам вдоха/выдоха. Но когда она уже функционирует в таком режиме, то ее реакции серьезным образом архаизируются.

Юнг говорит: «Разве вы не знаете, что когда вы соберете сотню наиболее разумных людей мира и посадите их вместе, вы получите глупую толпу? Если их окажется вместе десять тысяч, то их коллективный разум будет уровня аллигатора... В толпе качества, присущие каждому, увеличиваются, накапливаются и становятся доминирующими характеристиками всей толпы» (см. тут и тут). Кстати, однотипно считал и создатель «Тектологии» Богданов, справедливо подчеркивая, что толпу можно выровнять только по низшим реакциям, поскольку высшие — у всех разные: «Не у всех есть доблести, но у каждого есть низкие животные инстинкты, базовая внушаемость пещерного человека, подозрительность и порочные черты дикаря».

О Юнге говорит Серрано, определяемый как «эзотерический гитлерист», цитируя его слова о близости и отличиях трех диктаторов — Гитлера, Муссолини и Юнга [см. тут и тут]. Естественно, что Серрано как эзотерика любит Дугин (см. некоторые тексты Серрано в русском переводе). Кстати, Дмитрий Быков «прошелся» по увлечению Дугина потусторонним следующим образом: «Человек он, мне кажется, был в достаточной степени, ну, опасный для тех, у кого не было иммунитета ко всем этим практикам [речь идет о Головине и его кружке, куда входил и Дугин. — Г. П.]. Вот мне кажется, что Александр Дугин на этом крепко поехал и душой, и умом, потому что нравственность там действительно не ночевала. Ну, мне так кажется. Во всяком случае, в этих учениях». При этом Bloomberg отмечает особую роль Дугина в налаживании российско-турецких отношений.

Мы ведем все это к тому, что перед нами возникает феномен толпы, которую создавали раньше диктаторы, а сегодня это делают дигитальные средства, сериалы и телевидение. Получается, что толпу можно собрать как на площади, так и дома, где каждый сидит у своих компьютеров, а до этого — у своих телевизоров, но на самом деле он в толпе.

Это индустриальное производство определенных суррогатов мышления, создающее единые типы реакций у населения. При отсутствии альтернативной точки зрения это может приводить к серьезным последствиям. Мозги не развиваются, потребность в новой информации падает, альтернативная информация сразу отвергается.

С каждой новой технологией возрастает скорость подачи информации, следовательно, падают возможности потребителя этой информации выработать свою интерпретацию происходящим событиям. Человек начинает полностью жить в системе навязанных ему интерпретаций.

Тоталитарное государство вводило свои интерпретации, пользуясь внешними механизмами — цензурой и репрессиями, которые под угрозой жизни не позволяли уклоняться от государственной точки зрения на события. Приватное пространство было очень ограниченным, все было публичным. Это делала пропаганда, принципиально сужая приватное пространство в пользу публичного.

Современные государства пользуются внутренними механизмами — физиологическими ограничениями человеческого организма. Приватное пространство существует, но для защиты его от внешнего воздействия надо прилагать слишком много усилий, на что готов не каждый.

По Юнгу страна, ведомая диктатором, превращается в монстра. Малые страны приходят к малым катастрофам, большие нации — к большим, поэтому он любит малые нации. Продолжив мысль Юнга, скажем, что опасность, которую несет миру большая страна, может стать катастрофой для всего человечества (см. русский перевод интервью Юнга «Диагностируя диктаторов»).

Подобное управление мозгами с превращением их в единое массовое сознание сегодня также пытаются сделать кинематографисты, добиваясь отбора наиболее выгодных для них поворотов сюжета с помощью методов нейромаркетинга (см. тут, тут, тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут о первых попытках российского опыта с фильмами «Елки 1914», обе части «Горько», «Легенда № 17», «Экипаж» и некоторые другие (см. тут, тут, см. также переводы трех западных книг по нейромаркетингу Льюис Д. Нейромаркетинг в действии. Как проникнуть в мозг покупателя. — М., 2015; Трайндл А. Нейромаркетинг. Визуализация эмоций. — М., 2016; Линдстром М. Buyology. Увлекательное путешествие в мозг потребителя. — М., 2012). Кинематографисты не стремятся ни к чему плохому, но им коммерчески выгодно создать толпу и провести ее по единым типам реакций, чтобы получить нужный экономический результат. А поскольку Голливуд снимает сегодня свои фильмы за баснословные суммы, то эта коммерчески оправданная линия станет преобладающей.

Соцмедиа повторили эффект тоталитарных механизмов, сделав без принуждения то, что диктаторам удавалось делать с большим трудом. Мягкая сила повторила опыт силы жесткой. Единое массовое сознание не способно на интеллектуальный рост, оно принципиально занижено. Это как Голливуд, для которого главным зрителем являются девочки от 12 до 17 лет с соответственным понижением уровня проблем и реакций.

В восьмидесятые годы в СССР опыт такого объединения массового сознания в единое целое уже отсутствовал. Ушли репрессии, а пропаганда стала ритуальной. И в это дало определенный всплеск интеллектуальности общества, который также был одним из факторов перестройки. СССР из-за потребностей модернизации вкладывал ресурсы в науку, культуру, образование, что создавало совсем другие информационные и виртуальные потоки. Тот статус читающей державы соответствовал реалиям, мы читали тогда и больше, и тексты были не такими короткими. Сегодняшние тиражи книг смешны с точки зрения того времени. Хоть оттепель была не настоящей, но она также заложила определенные ростки интеллектуального роста определенных категорий населения.

В результате произошел существенный разрыв между населением и правящей верхушкой, правление которой иронически характеризовалось как геронтократия. Это нарушает один из законов кибернетики, требующий, чтобы субъект управления обладал не меньшим разнообразием, чем объект. В Советском Союзе умная часть населения легко считывала неадекватность тех, кто ими управлял.

Об этом же аспекте говорит и Арутюнян: «Антагонизм, возникший между базирующимся на знаниях советским обществом и крайне идеологизированной пропагандой, постепенно нарастал и в итоге стал одной из основных причин распада советской системы».

В СССР неадекватность верхов можно было увидеть воочию, послушав выступление, например, Брежнева, однако сегодня поставило перед таким пониманием свои запреты, поскольку общий уровень массового сознания оказался заниженным. Причем интернет не пришел в этом плане на помощь, хотя в 2016 г. 62 % взрослого населения Украины пользовались интернетом, а среди людей возраста 18–39 лет эта часть составляет 91 %. Интернет, как и телевизор, развивает только того, кто стремится развиваться. Это не школа, которая принуждала к определенным действиям, ведущим к повышению уровня знаний у индивида.

Одновременно следует вспомнить, что все системы от Японии до США сегодня, наоборот, конструируют разнообразие, поскольку оно признано необходимым элементом для создания инноваций и роста экономики. То есть в то время как интернет конструирует однообразие, во всех странах есть потребность в разнообразии, которое сегодня начинают создавать даже искусственно. Получается, что интернет нельзя пускать на самотек без иных механизмов, призванных бороться с определенными его последствиями. При этом Россия, ограничивая свободу в интернете (см., например, тут), будет еще сильнее создавать его однородность.

Всем этим можно также объяснить пришедший сегодня взлет пропаганды. Ее триумф по всему миру можно объяснить не только новым уровнем ее создателей, но доминированием нового массового принципиально упрощенного сознания, который пришелся на нашу эпоху. Пришло время простых мозгов, воспитанных интернетом, масс-культурой и массмедиа.

Недостаток этого понятен: отсутствие экономического роста. Практически все страны с единым мышлением не дали нужного экономического роста. СССР имел определенные всплески в оборонных технологиях, но они оказались и временными, и частично базировались на экономическом шпионаже.

Хотя чисто теоретически закрытые страны вроде имеют лучшие условия, они могут применять сразу два вида инструментария (принуждения и стимулирования), в то время как открытые страны имеют только один инструментарий. К тому же закрытые страны начинают тратить свои человеческие и материальные ресурсы на пропаганду, пытаясь удержать свой режим открытости в действии. Но исторически они все время оказываются в проигрыше.

А условия для выигрыша были все время. См., например, достаточно детальный рассказ о том, как в Новосибирском академгородке КГБ и парткомы боролись с «отклонениями», поскольку там сложилась благоприятная среда для гражданской активности: «Неожиданно для создателей Новосибирского академгородка (далее Городка) во второй половине 1950-х оказалось, что то, что хорошо для развития науки, хорошо и для развития его жителей как гражданских активистов. Зона, созданная исключительно для прорывных научных исследований, оказалась зоной, свободной от идеологического контроля, где советская власть на время ослабила свою хватку. В этой лакуне стала спонтанно складываться самоорганизация, базирующаяся на самостоятельности и солидарности нижних уровней власти с активным населением, на значительном совмещении формальных и неформальных структур научного сообщества. Активная гражданская жизнь оказалась побочным результатом эксперимента по созданию научного городка и исследовательского университета в нем».

Советский Союз попал под каток истории, поскольку не мог обеспечить разнообразия, необходимого для развития экономики. Фукуяма в свое время писал: чтобы выжить экономически, Советский Союз должен был пустить вперед ученых и инженеров с поддерживающей их инфраструктурой образования, тем самым оттеснив на второе место номенклатуру и военных. Не сделав этого, он проигрывает. Сделав это, он также проигрывает, поскольку у этих людей другое представление о демократии.

Правда, он не упоминает другие варианты решений. Например, Израиль, будучи под атакой самых новых инструментов террора, был вынужден разрабатывать самые новые военные технологии в ответ [см. Katz Y., Bohbot A. The Weapon Wizards: How Israel Became a High-Tech Military Superpower. — New York, 2017; Senor D. Drafting up innovation // The Wall Street Journal. — 2017. — Feb. 2 и тут]. Они создали самые лучшие стартапы в армии. Президент Израиля Шимон Перес сказал: «Мы должны вкладывать в мозги солдат, а не только в их мускулы». В результате треть финансирования науки страны идет на армию. Израиль сегодня, например, первый в мире по экспорту дронов. В армии подталкивают к получению многодисциплинарного образования, поскольку Израиль страна маленькая и у нее не может быть западного типа узкого специалиста.

И это не только инновации чисто технологического толка. Например, в рамках своих разведывательных целей Израиль использует молодежь с аутизмом [см. тут, тут, тут, тут, тут, и тут]. Это специальное подразделение визуальной разведки 9900. Они анализируют визуальную информацию с военных спутников со всего мира. У ученых есть такое представление об аутистах, что они мыслят картинками.

Они набираются в армию как волонтеры и первоначально обучаются три месяца в одном из гражданских университетов. То есть это закрытые среды, а армия как раз такая среда, которая может создавать институциональные условия для «отклонений». Следует также упомянуть, что за всем этим может стоять и секретная составляющая. Например, есть версия, исходящая от Юнга, что аутисты могут непосредственно общаться со своим бессознательным. Юнг считал, что, например, шизофрения является интервенцией из коллективного бессознательного, параллельного мира мифов и архетипов. Правда, современные объективные исследования демонстрируют, что аутисты как раз слабы в сфере опоры на бессознательное, что есть у обыкновенных людей, которые именно на этом уровне в состоянии перерабатывать большие объемы информации и обучатся, не осознавая этого [см. тут и тут]. С другой стороны, об аутистах пишут, что они как бы притягивают привидения [см. тут, тут, тут и тут]. Это объясняется тем, что они более чувствительны к такого рода проявлениям. К сожалению, еще мало работ, в которых исследователи опирались бы на объективный инструментарий при изучении подобных объектов аутизма (см., например, тут и тут или израильский опыт подготовки к будущим кибервойнам, начиная с детского сада и школы, см. также обошедший все ведущие издания мира рассказ об подразделении израильской технической разведки 8200, бывшие сотрудники которого запустили множество стартапов [тут, тут, тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут].

Интернет и социальные медиа потребуют в будущем не только количественных, но и качественных исследований, способных увидеть будущие тренды. К сожалению, алгоритмы big data пока не дают такой полной возможности. Но сама действительность демонстрирует эти новые направления наперед.