Мы все хорошо представляем себе пропаганду прошлого, которая ассоциируется у нас с тоталитарной пропагандой, когда существовал запрет на любую альтернативную точку зрения или определенные типы сообщений, которые могли расходиться с мейнстримом.

Это была слишком громкая пропаганда, поскольку она была на первом плане. Сегодня мы часто встречаемся с пропагандой 2.0, которая не столь слышна, поскольку, находясь в телесериалах, книгах, передачах, она спрятана на втором плане. Если пропаганда 1.0 вызывала сопротивления, то пропаганда 2.0 его не вызывает в таких объемах из-за своей незаметности. По сути мягкая сила, о которой полюбили говорить в последнее время, и есть вариант пропаганды 2.0. Обсуждая, например, телесериал, а мы делаем это сегодня чаще, чем обсуждение книги, мы активируем тот мастер нарратив, на базе которого он выстроен.

Пропаганда реагирует на физическую реальность, в ряде случае заменяя ее фейковыми событиями, а контрпропаганда реагирует на информационную реальность, и в этом они принципиально различны, поскольку контрпропаганда принципиально запаздывает, а пропаганда опережает.

В любой пропагандистской войне самой важной все равно остается внутренняя, а не внешняя аудитория. Чтобы достучаться до внешней аудитории, нужны большие ресурсы и средства доставки сообщений. При «разрушенной» внутренней аудитории, внешняя уже не поможет. При «разрушенной» внешней, внутренняя сама сможет вытянуть ситуацию, если ей помогают.

Если посмотреть с точки зрения разделения на три пространства (физическое, коммуникативное и виртуальное), то неудовлетворенность в физическом пространстве очень сложно закрыть бравурными мелодиями в пространствах коммуникативном и виртуальном. Советскому Союзу, например, удавалось это делать за счет сверхмощной пропагандистской системы, которая по законам тоталитарности охватывала все и вся: от школы до университета и от СМИ до литературы и искусства.

Можно выделить «пропаганду-сапоги», которая хорошо видна, и с которой принято бороться. Но с ней борются только для проформы, поскольку при желании такую пропаганду человек все равно найдет где-нибудь в другом месте, если захочет, благо интернет позволяет ему это сделать.

Более опасна «пропаганда - домашние тапочки», которая приходит невидимой и потому не вызывает сопротивления. Это пропаганда, которая присутствует во вторичных смыслах, сопровождающих основное сообщение. Причем она даже явно не сформулирована, потребитель сам приходит к выводу, который напрямую и не сформулирован. По этой причине сопротивление тут будет минимизировано, ведь человек думает, что он сам пришел к этому выводу.

Украина находится в обороне, а не в нападении и на информационном фронте. Поэтому ей нужна совсем другая стратегия. По сути имидж Украины нужно продвигать не за рубежом, а внутри страны. И делать это нужно не на интуитивной, а на научной объективной основе.

Несколько примеров таких научно объективизированных оснований, после определения которых и начинается сама пропагандистская работа. По сути без такой научно обоснованной базы трудно прогнозировать реальный результат.

А. Американцам нужно было изменить отношение к США в мусульманских странах. Для этого на первом шаге сопоставили ценности той и другой стороны. Из пяти первых ценностей нашлось совпадение только в одной точке - семья и дети, все остальные разнились.  И только после этого они стали делать ролики на тему, как живется мусульманской семье в США. Они получили объективно обоснованную тематику и тогда стали создавать свои сообщения.

Б. Когда Обама избирался первый раз, то наиболее запрашиваемой информацией в Интернете был вопрос - Обама мусульманин? Тогда в составе его избирательного штаба была группа специалистов по бихевиористской экономике, которые посоветовали ни в коем случае не опровергать напрямую это утверждение, поскольку это не сработает. Вместо этого они посоветовали демонстрировать кадры того, как он посещает христианскую церковь.

Эта рекомендация совпадает с тем, что говорит создатель теории фреймов Дж. Лакофф, считающий, что убирать уже введенный в массовое сознание фрейм слишком долгий и дорогой процесс [Lakoff G. The political mind. - New York etc., 2009]. Единственным путем является выстраивание рядом нового фрейма, который косвенно будет опровергать первый. Отсюда следует и то, что просто необходимо выходить сразу же со своим комментарием после появления новой негативной ситуации, пока оппоненты не ввели в массовое сознание свой комментарий, который потом выкорчевать будет не так легко.

В. Сегодняшние объемы информации, которые получает человек, очень сложны для создания системной, а не фрагментарной картины мира. По этой причине вместо потребителя это пытаются делать пропагандисты. В своих экспериментах Ш. Айенгар показал, что фрейминг позволяет понимать причины и решения основных политических проблем. Он выделил два способа подачи: тематические и эпизодические новости. Тематические новости  ставят проблемы в контекст, а эпизодические говорят о них

вне всякой системы [Iyengar S. Is anyone responsible? How television frames political issues. - Chicago - London, 1991].

Тематические новости требуют более серьезной подготовки. Это связано с тем, что они включают оценки экспертов, поскольку видят это как повторяющееся явление. Отсюда следует парадоксальный вывод: вину за негатив в случае тематических новостей несет государство, а в случае эпизодических новостей - сам пострадавший. Поэтому мы видим на экране преобладание как раз эпизодических новостей, что охраняет по сути государство.

Г. Директор радио Би-Би-Си увольняется, неудовлетворенная феноменом быстрых новостей. Но одновременно никто по сути не задумывается, что таит в себе быстрая журналистика. А ведь это не только возросший объем информационного потока, который для потребителя становится хаосом. Это одновременно и отсутствие деталей событий, полноты картины, что ведет в результате к тому, что мы любое событие трактуем не как индивидуальное, а подводим его под то, что уже знаем. Отсюда следует, что в случае быстрых новостей любая революция, например, будет теперь цветной.

Д. Чтобы проверить поддержку войны в Афганистане и Сирии  американские исследователи показывали две фотографии солдата: одну - с ребенком, другую - с оружием [Soroka S. a.o. The impact of news photos on support for military action // Political communication. - 2016. -  Vol. 33. - I. 4]. Первая фотография вела к усилению поддержки в войне. И это снова два фрейма, куда «вставлялся» солдат, лишь один из которых вел к увеличению поддержки. Вообще реклама призыва является серьезной проблемой в странах, где армия состоит из контрактников (см., например, разработки в этой сфере тут и тут, Dertuzous J.N. a.o. Is military advertising effective? An estimation methodologyand applications to recruiting in the 1980s and 90s. - Santa Monica, 2003).

Любая пропагандистская война точно так же рождает своих героев и своих врагов, как это делалось всегда. Но во многих случаях пропаганда мимикрирует под простое информирование, чтобы снять естественную реакцию отторжения пропагандистских материалов.

Пропагандистская война  работает с автоматическими реакциями населения, которые можно выработать не только в физическом пространстве, но и в пространствах коммуникативном и виртуальном (проявлением последней является массовая культура). Кстати, пример России показывает, как с помощью автоматических реакций на известные негативные символы можно добиваться восьмидесятипроцентной поддержки населения. При этом «фашисты/нацисты» взяты из одной эпохи, «хунта» - из другой, но все они вдруг возникли при описании сегодняшних событий на Украине.

Каждая целевая аудитория имеет свои представления о правильности. Изучавший протестные настроения в университетах России Н. Данюк увидел, что «на уровне профессорско-преподавательского состава не открыто, но не стесняясь происходит деструктивная пропаганда антигосударственных идей». Такого рода исследования сразу же вызвали резкие возражения в СМИ [см. тут, тут, тут, тут].

Правда, эти результаты в принципе соответствует и западным тенденциям, где университеты и профессора более демократично настроены, что вызывает непонимание от консервативной части общества, которая своими финансовыми влияниями удерживает университеты на плаву. Поэтому были предложены новые  методы финансирования университетов, когда деньги давались не университету, а конкретным образовательным программам, чтобы таким образом влиять на то, что именно должны преподавать.

Система пропаганды может долго готовиться. Но в запущенном виде она постепенно переходит на автоматизм. Сложности могут возникать только тогда, когда системе надо освоить новую «мелодию». Но это временный период разного рода согласований, после чего этот «оркестр» вновь заиграет на полную силу.