В нашей мирной жизни мы часто слышим критические замечания и даже обвинения. Пиар-службы начинают строить опровержения. Однако опровержение является более сложным процессом, чем обвинение. Это связано с тем, что информация, введенная первой, тяжело поддается изменениям. Это правило, берущее начало в нейропсихологии.

Джордж Лакофф как создатель теории фреймов подчеркивает: отрицание введенного фрейма только усиливает его. Решением может быть лишь выстраивание рядом нового фрейма (см. его работы Lakoff G. Don't think of an elephant. Know your values and frame the debate. — White River Junction, 2004; Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. — New York, 2006; Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. — New York etc., 2009). Именно такой совет специалисты по бихевиористской экономике дали в связи с тем, что во время первой избирательной кампании Обама рассматривался как мусульманин. В ответ на то, что в Гугле главным запросом стало «Обама мусульманин?», они предложили не отрицать этого прямо, а транслировать посещение кандидатом в президенты христианских церквей.

Лакофф предложил структуру «политического каскада», где работают фреймы [Lakoff G. with Wehling E. The little blue book. The essential guide to thinking and talking democratic. — New York etc., 2012]:

• моральные ценности,
• общие фреймы, являющиеся примерами этих ценностей,
• конкретные фреймы, использующие эти ценности,
• конкретные проблемы.

При упоминании любой конкретной проблемы сразу включаются все фреймы и ценности, стоящие выше в иерархии. Назвав кого-то «фашистом», мы запускаем угрозу нашим ценностям, что вызывает автоматические реакции в ответ.

Лакофф упоминает два нарратива в качестве примера: нарратив Спасения и нарратив Беды. Семантические роли для нарратива Спасения:

• Жертва,
• Злодей,
• Злодейское Действие,
• Герой.

Для нарратива Беды они таковы:

• Беда (негативное состояние),
• Участник, подвергшийся негативу,
• Причина негатива,
• Спаситель,
• Спасение (позитивное состояние).

Это способ организации события, который несет человеку понятные для него смыслы.

Политический психолог Уестен подчеркивает, что в политике работает только эмоциональное [Westen D. The political brain. The role of emotion in deciding the fate of nation. — New York, 2007]. Если с этой точки зрения посмотреть на все наиболее известные примеры российской пропаганды, то они окажутся максимально эмоционально насыщенными:

• употребление ключевых слов (фашисты-нацисты-хунта-бандеровцы-каратели), взятых из разных эпох и примененных к сегодняшнему материалу,
• «распятый мальчик» на Донбассе,
•  изнасилованная мигрантами девочка в Германии.

В том случае, когда действительность не дает нужного количества примеров для пропагандиста, он готов их сам придумать. Евген Федченко подчеркивает: за два года работы сайт Stopfake.org разоблачил более тысячи фейков.

Со времен Первой мировой войны однозначно установлено, что преступлением является действия военных против стариков, женщин, детей, но не против военных противника.

Фашисты и прочие подобные обозначения подпадают под то, что Лакофф обозначает термином «глубинные фреймы». Они резонируют с нашим здравым смыслом. Без отсылки на глубинный фрейм никакой слоган не будет работать. Самое важное — что фреймы активно блокируют любые другие понимания. Назвав кого-то фашистом, ты уже не можешь дать никакой позитивной информации о нем, поскольку она сразу отбрасывается.

Когда мы говорим об эмоциональных решениях, мы попадаем в сферу эмпатии — сочувствия. Телевизионный показ войны во Вьетнаме, когда в Америку шли раненые солдаты и гробы, развернул страну против войны. То есть в ряде случаев возникает то, что мы хотели бы обозначить термином «физиологическая пропаганда» как воздействие вообще без слов.

Еще один термин из этой области — «постправда», слово, которое оксфордский словарь назвал словом 2016 года. Постправда определяется следующим образом: «Обстоятельства, при которых факты влияют на формирование общественного мнения меньше, чем эмоции или личные убеждения».

Уестен, кстати, четко указывает, что нельзя уходить от тем, в рамках который противник, как считается, более силен. В качестве примера он говорит о разрешении / запрете на продажу оружия. Он строит следующую модель. Оружие для человека в Нью-Йорке — это пистолет из уличной банды. Оружие для человека в глубинке — это ружье подростка, с которым он идет на охоту с отцом. Получается, что запрещается для каждого совершенно разное. Поэтому дискуссии о запрете должны доводиться до более глубокого уровня понимания того, что связано с этим словом в наших головах.

Лакофф говорит о биконцептуализме, понимая под ним то, что по каким-то вопросам человек стоит на позициях консервативных, а по каким-то — на либеральных [Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. — New York etc., 2009]. Поэтому даже с противником можно спорить, начиная с общих позиций и постепенно переходя на другие.

Перечислим некоторые методы контрпропаганды (см. также иной набор тут):

опережающее противодействие, когда заранее объявляется, что так говорит враг (другая модель — сам дурак),

выстраивание нового фрейма, чтобы бороться с тем фреймом, который введен раньше;

инструментарий спин-доктора, из которого хорошо работают два метода: а) развернуть ситуацию, б) переключение внимания;

очеловечивание политика, которого тогда труднее атаковать;

выдача негатива заранее и в более мягкой форме, чтобы предупредить взрыв негативных эмоций, возникающий после того, как это сделают оппоненты.

Хорошая контрпропаганда — это заранее встроенный фильтр. В этом случае не надо бороться с каждым новым фактом-фейком, так как весь поток от этого источника признается недостоверным.

Тактическое решение объявить ложью конкретный прозвучавший факт, стратегическое — объявить ложью весь поток. Пример стратегического решения — объявить коррупционером борца с коррупцией.

Агитация — Интеграция (в систему чужих представлений) — такое разграничение предлагает Винтер. Агитация выводит на действие, а интеграция вводит в систему представлений, из которых потом может последовать обоснованность действия.

Первые работы по информационным войнам выстраивали систему из таких компонентов: Факт — Информация — Знание. Наивысшим уровнем при этом становился дополниельный, четвертый компонент — Мудрость, что звучит несколько туманно. И информационная война тогда рассматривалась как война знаний (или эпистемологическая война). Постепенно этот уровень осваивается именно пропагандой, а не информационными операциями. Вероятно, это связано с тем, что здесь иная динамика изменений, поскольку знания не могут так быстро меняться. Хотя в современных государствах роль министерства пропаганды выполняют министерства образования, задавая те базовые рамки, которые затем очень сложно изменить.

Пропаганда очень серьезно продвинулась вперед в тех «мирных» областях, где ей нет такого же индустриального сопротивления в виде контрпропаганды. Это подталкивание (nudge) [Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth and happiness. — New York etc., 2009], это выборы [Issenberg S. The victory lab. The secret science of winning campaign. — New York, 2012], это бизнес. Во всех случаях это работа со своим населением, что можно назвать игрой профессионала против любителя.

Военные и пропагандисты работают с чужой аудиторией, поэтому им требуется даже большая искусность: эта аудитория более защищена от подобного рода воздействий. Кристофер Пол ссылается на исследование удачности опровержений, «что эффективность опровержений и новых версий повышается под воздействием трех факторов: (1) предупреждения при первоначальном распространении/воздействии дезинформации, (2) повторения опровержений и новых версий, и (3) исправления, которые помогают создать альтернативную версию событий, заполняющих пробелы в понимании, когда устранены вымышленные “факты”».

Мы живем в мире пропаганды, которого даже не замечаем. Он выходит наружу только при столкновении противоречащих друг другу фактов и интерпретаций. Когда этого нет, мы продолжаем жить комфортно в мире, который не является таковым по отношению к нам.