Пропаганда стара, как мир, сегодняшнее внимание к ней обусловлено тем, что в наше время задействованы новые технологии, часто опирающиеся на принципиально иную технологическую поддержку. Во время Первой мировой войны, например, запускались миллионы воздушных шаров с листовками. Столь сложный «воздушный» путь сегодня выглядит детским по сравнению с возможностями телевидения или особенно интернета в донесении нужной информации до конкретной головы, причем именно той, которая отреагирует нужным прогнозируемым способом.

Основные этапы развития коммуникаций (устные, письменные, печатные — в прошлом и нынешние дигитальные) несут в зародыше те или иные модели реализации информационной войны, поскольку новые технологии позволяют нарушать сложившийся информационный порядок. В голове человека присутствует эквивалентность информационной и физической картины мира, потому изменения в информационном представлении он автоматически переносит на реальность.

Устная модель цивилизации, распространенная на ранних этапах человеческого развития, когда все слышат одно и то же, охватывает ограниченное количество людей в рамках предела слышимости отдельного человека, цепочки: один человек — один человек. Эта модель может быть реализована и в пространстве, как в случае со слухами, но в таком случае имеет место замена одного слушающего другим. И тогда мы получаем действие, аналогичное распространению информации путем массовой коммуникации. Слухи максимально ориентированы на слушающего, поскольку передаваться будет только то, что: а) хочется услышать, б) настолько неординарно, что не может удержаться человеком без пересказа.

Вот, например, рассказ об обыске у секретаря Президиума Верховного Совета СССР: «В 1982 году по указанию Юрия Андропова, занимавшего пост генерального секретаря ЦК КПСС против Георгадзе возбудили уголовное дело. Инкриминировав ему в вину получение взяток за предоставление депутатских мандатов Верховного Совета выходцам из Грузии, и назначение их на высокие посты в Госплане, Внешторге и в Совете министров СССР. Во время обыска подмосковной дачи Георгадзе, которая была им превращена в филиал пушкинского музея, было найдено около 20 кг ювелирных изделий из драгоценных металлов, драгоценных камней более чем на 4 тысячи каратов, около 5 миллионов рублей, несколько десятков тысяч долларов США, фунтов стерлингов и прочей иностранной валюты. Самое большое впечатление на следователей Генеральной прокуратуры, проводивших обыск, оказали унитазы на даче Георгадзе. Все они были изготовлены из золота 999-й пробы. После завершения обыска, не дожидаясь решения суда, 23 ноября 1982 года Георгадзе совершил самоубийство (застрелился)».

Естественно, подобного типа информация: а) соответствует ожиданиям населения о коррупции и б) будет пересказываться, если станет достоянием кого-нибудь одного. Но в то же время это правда, а не вымысел. Такие же слухи, точнее менее правдивые, например, использовал Андропов для того, чтобы помешать продвижению наверх Романова или Гришина.

В основе модели слуха лежит также конспирологическая составляющая. Слух передается потому, что человек становится обладателем скрываемой, например, властями, информации. Это определенный «моторчик» его движения.

В целом мы видим здесь работу универсального механизма — разрушения информационного монополизма (РИМ). Информация уходит из-под контроля, становясь самостоятельным игроком. А цензурирование всегда предполагает нежелание и боязнь «цензора» выпустить наружу неблагоприятную для себя информацию.

РИМ встречается во множестве вариантов информационной борьбы. Революции, хоть российская, хоть французская, меняя информационную монополию власти на интерпретацию мира, меняют в результате мир. Все цветные революции заняты тем же: они выносят на передний план «обиды» со стороны власти, в то время как власти в своей информационной политике повествуют только о своих достижениях.

Холодная война строилась по модели РИМа. Зарубежные радиоголоса рассказывают о том, о чем умалчивают советские СМИ. Это давало возможность трансформировать информационный аналог советского мира, так сказать, его информационную карту. Реально малочисленные диссиденты в построенной Западом картине мира становятся равноценными настоящим игрокам, обладающим подлинным политическим весом, поскольку слова и дела и тех, и других подлежат активному освещению. Став равными или эквивалентными информационно, диссиденты получают иной статус.

В наше время эта модель вновь была использована в случае мусульманского мира, когда Запад стал давать голос умеренным игрокам, чтобы заглушить голос радикалов. Умеренный теолог, например, получал дополнительное освещение, тем самым усиливая статус умеренного подхода.

Этот метод еще можно обозначить как перераспределение информационного веса игроков — ПИВИ, поскольку результатом информационных интервенций в чужую картину мира является именно это. Молчащий на экране советского ТВ диссидент становился говорящим субъектом в зарубежной радиопередаче.

Пастернак получает Нобелевскую премию в результате активного участия западных спецслужб [см. тут, тут, тут, тут и Толстой И. Отмытый роман Пастернака. «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ. — М., 2009]. Там была и вынужденная посадка самолета на Мальте, чтобы скопировать рукопись, а затем и печатание экземпляра «Доктора Живаго» на Западе в качестве псевдосоветского издания, поскольку премия не дается за произведения, не изданные в своей стране. В результате роман становится псевдокнигой, якобы изданной в СССР.

Толстой суммирует свои разыскания следующим образом: «ЦРУ сделало все для того, чтобы в то время, как тогда выражались, "поднять" Пастернака. Причем "поднимали" его не только американцы, но и англичане. "Поднимали" его и во Франции, и в Италии, и в Германии. В апреле 2014 года на сайте газеты "Вашингтон пост" появились документы, которые доказывают, что "поднятие" Пастернака было централизованным действием. Это не значит, что в СМИ того времени люди свободной части мира не могли делать это по собственному желанию, усмотрению и вкусу. Но при этом была и целенаправленная, организованная и согласованная кампания по продвижению Пастернака к читателям, укреплению его фигуры в общественном мнении. И, конечно, эта кампания сыграла большую роль в получении им премии».

При этом он не отрицает значимости романа, достойного Нобелевской премии: «Общество было как бы травмировано тем, что роман Пастернака был выпущен с помощью ЦРУ США. Моя позиция такая: ну и что, что ЦРУ оплатило этот роман? Почему это должно бросать какую-то тень на Пастернака или на кого-то другого? ЦРУ Пастернаком не интересовалось. Борис Пастернак понятия не имел о существовании американской разведки или интересе к нему со стороны американской разведки. Так этого интереса и не было. ЦРУ интересовалось исключительно рукописью, которую они финансировали, оплатили и помогли выпустить для того, чтобы отвесить политическую оплеуху хрущевскому режиму».

В этом случае пропаганды Пастернак не был диссидентом и борцом с режимом, вся эта мифология была вписана позже, чтобы сделать более системным присуждение премии.

Перестройка также использует модель ПИВИ, когда массово дает право голоса прошлым «врагам» (пример — Бухарин и многие другие). О них мало что было известно в послевоенное время (или информация была полностью негативной, как о Троцком), поэтому общество начинает активно поглощать всю новую информацию, полностью противоположную предыдущей. А получаемая впервые информация об объектах закрепляется в коллективной памяти как знание.

Третий вариант — это создание управляемых массовых единств (СУМЕ). ЦРУ создавало свои конгрессы интеллигенции, СССР — свои. Все это — создание источников информационных потоков для удержания их в рамках повестки дня. Это и разного рода демонстрации, и цветные революции. То есть массовые акции, интерпретировать и реинтерпретировать которые могут все, вкладывая в их слова нужные смыслы.

Информационная война активно эксплуатирует метод замены тактического стратегическим, что дает возможность управлять восприятием (УВ). Когда кого-то называют «фашистом», то это использование стратегического обозначения, относящегося к знаниям, хотя в этом случае надо было пользоваться тактическим обозначением, которое относится к информации, поскольку описывается конкретный факт. Информационная война сознательно путает своего зрителя, подсовывая ему обозначение-знание вместо отсылки-информации о факте.

Мы можем изменять восприятие мира, трансформируя его героику. Можно обозначить этот метод трансформацией героики, присоединив сюда также удержание старой героики в противовес вводимой реальностью новой. Этот метод можно обозначить суммарно как УГ — управление героикой. Любая социальная смена принципиально меняет список героев, что ведет к борьбе не только с героями, но и с памятниками как их символизациями.

Герои и их нарративы обладают сильной воздействующей силой. В случае телевизионного сериала герой своим поведением может задавать важные отношения, к примеру, с государством, поддерживая патриархальность этих отношений или акцентируя бунт как инновационный характер поведения. Герой делает разрешенным новое поведение или закрепляет старое. Известны примеры увеличения числа самоубийств после выхода книг Карамзина «Бедная Лиза» и Гете «Страдания юного Вертера». Кстати, уже одни названия этих книг в определенной степени программируют будущее поведение.

Исследовательница Тоболовски, изучая образы профессоров в американских телесериалах, находит их скорее негативными, чем позитивными [см. тут, тут и тут ]. Она проанализировала 12 сериалов, созданных с 1996 по 2014 г., придя к выводу, что профессор в них является не очень приятным героем. Он пьющий, одинокий, плотоядный. Или из другого ее анализа: старый, нудный, белый, скупой.

Некоторые ее выводы очень просты. Так, берясь за образ профессора Соломона из «Третьей планеты от Солнца», который по сюжету является пришельцем, она акцентирует аномальности его поведения как пришельца, которые в то же время вполне вписываются в образ профессора. Она также пишет: «Академиков часто показывают как алкоголиков (Max Bickford), разведенных (Max Bickford), одиноких ("Третья планета"; Max Bickford; Sabrina; Boy Meets World; The Parkers), вступающих в случайные связи (Max Bickford; Третья планета; Felicity; Sabrina; Boy Meets World) или применяющих насилие ("Баффи — истребительница вампиров")».

Кстати, отталкиваясь от ее анализов, предлагается также вариант конструирования героики. Его можно назвать конструктором героя под нужные для коммуникатора параметры.

Тоболовски связывает такой показ профессора с общей тенденцией к антиинтеллектуализму в американских медиа (см. еще одну работу на тему антиинтеллектуализма медиа). Однако следует также признать, что в период правления Барака Обамы начались попытки исправления этой ситуации. К примеру, Пентагон оплачивал курсы сценаристов, помогающих сделать науку интересной с помощью популярного кино, где в качестве примера анализировался сериал «Числа». Лично Обама встречался с создателями телепередачи «Разрушители легенд», предложив им проверить в последующем возможность использования зеркал для поджога вражеских кораблей, как это случилось в Древней Греции. Все это связано с общим падением интереса к естественным наукам, который США хотят изменить, опираясь на силу кино.

СССР вырос как на базе моделирования героев, так и в не меньшей степени на базе моделирования врагов. Герой также хорошо задается уровнем его врагов. Так что мы можем выделить в качестве еще одного инструментария УВ — управление врагами. Чем сильнее враг, тем выше статус героя. Управление врагами реализуется в принятой как прошлой, так и современной стратеги пропаганды, направленной на демонизацию (негативацию) противника, который начинает совершать такие поступки, за которые его и следует уничтожать. Управление врагом заставляет массовое сознание оправдывать любые действия против тех, кто был заклеймен как враг. И понятие «врага» — это вновь из области знаний, а не информации. У него есть только та конкретика, которая разрешена этим более высоким уровнем.

Аномальность (та или иная) врагов является очень сильным средством выстраивания сюжета. Без врага никакой герой невозможен и даже не нужен. К тому же враг, в отличие от героя, не имеет ограничений поведения.

Супергероев привязывают в анализах к тому, что можно обозначить как «супервраг»: «В лучших фильмах про супергероев всегда есть великие злодеи. На самом деле, довольно часто как раз великие злодеи и делают эти фильмы замечательными, так как в целом злодеи интереснее героев. Они обладают свободой, могут быть смешными и эксцентричными, а герои из комиксов всегда скованы кандалами каких-то обязательных стандартов (если не считать Карателя). "Бэтмен" Тима Бертона (1989 г.) не только положил начало картинам про супергероев с крупным бюджетом, но и породил злодеев, которые затмили героические суперподвиги».

Управление поведением, его программирование в значительной степени связано с нарративом, с тем сюжетным разнообразием, в рамках которого движется герой. Герой как правило является Спасителем, поскольку Враг пытается нанести вред Жертве, Герой ее спасает. Таков типичный нарратив героя. Его прочтение / просмотр вызывает выделение окситоцина, который и трансформирует поведение человека, делая его более просоциальным.

Определенные сюжетные «цепочки» повторяются бесконечное количество раз, меняется только конкретное наполнение тех символических ролей, которые в них задействованы.

Соответственно, начинают работать и системы управления поведением, «притянутые» из прошлого. Шомова, например, пишет: «Образ — самый, пожалуй, простой, даже "лобовой" вариант эксплуатации архетипа в политической коммуникации. Гораздо тоньше и интереснее политика работает с такими, скажем, вещами, как архетипическая метафора, архетипический запрет, архетипическая тайна… Когда начинаешь разбираться, почему тот или иной лидер в своей риторике так активно использует, например, метафорические сравнения с болезнью или смертью, становятся лучше "видны" его подлинные, скрытые верхними слоями политической корректности, взгляды на предмет разговора. Точно так же перестаешь изумляться, отчего столь популярны у некоторых сегментов молодежной аудитории акции движения "Наши", как только сумеешь разглядеть за их сценариями и структурой попытку повторить тайные ритуалы древних элевсинских мистерий».

Современный мир все равно в значительной степени опирается на свое виртуальное прошлое, поскольку его сюжеты уже были апробированы на массовой аудитории. Это напоминает повтор голливудских героев и сюжетов, переносимых из комиксов на большой экран.

В следующей части статьи мы расскажем о таких технологиях как манипуляция с источником, управление парадоксальностью, управление каналом коммуникации, управлением фреймами,  управление развлекательностью и управление сакральностью.