Под «гражданскими» информационными войнами мы будем понимать корпоративные войны, политические баталии, экономические столкновения и подобное. Все это конфликтные ситуации, в которых активно может быть задействован информационный инструментарий. Холодная война также пользовалась этими моделями, поскольку она все время была нацелена на работу на чужой территории, что заставило ее конструкторов моделировать свои внешние по производству месседжи под внутреннее потребление.

Можно выделить тактические и стратегические информационные интервенции. К примеру, советская цензура как защитный механизм могла реально реагировать в основном только на тактические интервенции, поскольку они носили прямой характер. Хотя все жалуются, что она искала подтексты и аллюзии, однако это достаточно трудоемкий процесс как для цензуры, так и для читателя, получавшего такой текст.

Цензура не в состоянии была реагировать на интервенции, которые имеют более долговременные последствия. Сегодня, к примеру, возникла целая новая методология, получившая название Effects-Based Operations (EBO) [см. тут, тут, тут, тут и Davis P.K. Effects-based operations. A grand challenge for the analytic community. — Santa Monica, 2001]. С одной стороны, речь идет о фокусировании на результатах, подводя под них конкретные средства. С другой — о параллельной войне, включающей и невоенные средства.

И самое главное — имея цель, можно расширить инструментарий по ее достижению. Например, использовать для военной цели невоенные средства: если нужно прекратить войну, можно заморозить военные счета командующего в швейцарском банке. То есть имеет место расширение пространства воздействия, хотя пространство целей сохраняется. Теперь возможно не только применение, но и планирование как инструментария физической силы, так и инструментария психологического или экономического.

Конкретный опыт использования операций влияния в Ираке дает интересные результаты, где даже ошибки важны. Как пример можно привести следующее:

• иракцы не смотрят на листовки, где много текста, необходимо крупное изображение и одно предложение,
• детский англо-арабский разговорник был сделан в виде комикса, где женщина-полицейский выглядела как полуголая амазонка, поэтому родители запрещали читать такую книгу,
• в плакате о демократии были использованы желто-красные цвета, в то время как красный там — это цвет страдания и муки, а желтый и оранжевый цвета пожаров и зноя.

Все это было известно и использовалось. Только теперь такой тип воздействия получил новое теоретическое и практическое обоснование.

Остановимся на некоторых стратегических особенностях таких коммуникаций; это будет касаться замен одного подхода другим. То есть единицы и каналы нас будут интересовать не в основной реализацией, а во взаимозаменах одних единиц другими, одних каналов другими. Например, стандартные единицы в виде сообщений СМИ меняются на слухи или анекдоты, чтобы охватить аудитории, с недоверием относящиеся к официальным коммуникациям.

Запущенный в Ираке анализ слухов также демонстрирует новый подход (см. тут и Keller S.R. Rumors in Iraq: a guide to winning hearts and minds. Thesis. — Monterrey, 2004 / Naval Postgraduate School). Впрочем, новым этот подход можно назвать разве что с точки зрения дня сегодняшнего, поскольку у немцев во время Второй мировой слухи и собирались, и каталогизировались по месту и времени появления.

Слухи в Ираке рассматриваются как способ определения среднестатистического иракского мнения. Но пока их не с чем сравнивать, нельзя понять, каковы тренды, поскольку раньше подобной работой не занимались.

Есть четкая фиксация начала настоящих пропагандистских войн в истории человечества. Этот момент процитировал из книги Рональда Сторрса один из командиров австралийского подразделения по психологической войне во времена вьетнамской войны. Это мемуары сэра Рональда Сторрса, в 1917 году ставшего, по его собственным словам, «первым военным губернатором Иерусалима после Понтия Пилата». В воспоминаниях написано следующее [Cloughley B. Washington's failures in psychological warfare]: «Наука военной пропаганды начинается, как мне представляется, не ранее, чем с 1914. У нас не было учебника, на котором мы могли основывать свои методы. Мы знали, что осторожная работа с общественным мнением была не сложнее, чем требуется среди людей другой расы, языка и религии. Статьи, графика и карикатуры, хорошие для Европы, часто производили негативный, иногда даже противоположный результат на Востоке».

Этот пример говорит о том, что перемещение сообщения в иную среду влечет за собою и смену разрешенности / неразрешенности. Возникает конфликт, который разрешается почти всегда в сторону того, что негатив — это правда.

Мы можем говорить, что и содержание обладает подобными характеристиками. Одной из косвенных причин Арабской весны в Тунисе можно считать вышедшие из Викиликс рассказы о роскошной жизни правителя Туниса. То есть перед нами предстает несколько типов сфер, переходы между которыми запрещены для содержания: официальная, публичная, приватная. Приватное содержание (а благодаря Викиликс частные разговоры  очень часто становились публичными) при переходе в публичную сферу создало прецедент Жасминовой революции.

Активируется (искусственно или естественно) нарратив, в рамках которого верхи живут в роскоши, а низы — в бедности, что требует революции (Купина для такой единицы употребляет термин сверхтекст, описывая официальный текст советского времени [Купина Н. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. — Екатеринбург — Пермь, 1995]). Но все же советским коммуникациям было легче, поскольку под них конструировали нового советского человека. Для чужого человека там многое было бы непонятным.

А советский человек жил с ощущением, например, что у всех должны быть затянуты пояса. Поэтому контрнарративом был рассказ об отнюдь не аскетичной жизни верхушки. Когда просочилась информация о том, что при обыске на даче Георгадзе были найдены 20 килограммов ювелирных изделий и даже унитазы из золота наивысшей пробы, этого было достаточно без суда. Поэтому Георгадзе сам и застрелился. Контрнарратив очень четко апеллирует к болевым точкам мастер-нарратива, на котором строится вся пропаганда.

По этой причине ведомство Андропова, расчищая ему путь к власти, распустило слухи о коррупции Гришина и Романова. Последнего обвинили в организации свадьбе дочери в Зимнем дворце и использовании при этом царского сервиза.

Сталин использовал этот инструментарий в отношении Жукова, когда в результате негласного обыска в 1948 году было найдено бесконечное количество драгоценностей и дорогих вещей. Кстати, список этот начинался с 4000 м ткани.

О себе же слухов Андропов не любил, вероятно, понимая их опасный характер. Яковлев писал: «Подобно Сталину, Андропов болезненно переносил разные анекдоты и слухи о себе. Ему приписывали убийства Кулакова и Машерова, само собой — смерть Цвигуна и Брежнева, покушение на Папу Римского, убийство болгарина Маркова, покушение на Рейгана и многое другое. Доказательств не было, но слухи прилипчивы».

При этом важны не только каналы для передачи сообщений, но и переходы между ними. К примеру, слух, став интернет-сообщением, оказывается доступным для СМИ, которые без боязни могут его перепечатывать.

Имеем такую цепочку:

Есть интересный механизм удержания в информационном поле нужного источника, чтобы трансформировать в результате все поле. Назовем его «одинокий голос». Когда к этому одинокому голосу присоединяется мощная информационная поддержка, он теряет свой «одинокий» характер, становясь равновесным источником по формированию информационного пространства. Его пытаются удержать в неформальном публичном пространстве. Но на следующем этапе с ним начинают спорить в публичном пространстве, и в результате даже в такой дискуссии он приобретает характеристики настоящего игрока.

Эти этапы превращения «одинокого игрока» в полноправного участника мы можем представить в следующем виде:

Мы наблюдаем подобную ситуацию, когда Запад начинает поддерживать умеренных исламистов, предоставляя им площадки для выступлений. Собственно говоря, советские люди тоже читали разнообразную «критику зарубежной философии», чтобы получить информацию не о критике, а о самой философии.

Перестройка начиналась по этой же модели «одинокого игрока», но потом сразу перешла на следующую стадию, поскольку все имеющиеся СМИ, за редкими исключениями, были отданы в руки «архитекторов перестройки». И массовая пропаганда одного пути была заменена на совершенно противоположную, но такую же массовую.