Гибридная война не возникает на пустом месте. За ней стоят более сложные конструкции, которые должен кто-то придумать и дать отмашку на начало таких действий. Нам представляется, что гибридная война дает для этого новые возможности, поскольку здесь образуется разрыв между одиноким «анклавом», где идет война, и теоретиками, сидящими в кабинетах.

Переслегин давно описал такую модель разделения аналитиков и исполнителей по отношению к террористам: «Аналитики ставят задачи, рассчитывают логистику, обеспечивают информационное сопровождение, координируют действия террористов в реальном времени. Боевикам же остается только выполнить разбитый на простейшие шаги алгоритм и не забыть вовремя покончить с собой (впрочем, наверняка существует процедура "зачистки", да и не так много они знают). В современных условиях могут существовать ещё и "образовательные группы", готовящие террористов-смертников и поставляющие их на мировой рынок. Такая схема более рентабельна. А с точки зрения аналитиков — более безопасна».

Аналитики, как, кстати, и политтехнологи, легко планируют любое обострение ситуации, сидя у своего компьютера в комфорте, поскольку и выполнять это, и получать в результате удары будут другие люди. Они могут легко поднимать температуру конфликта до любой высоты. Для них это шахматы или игра в го, но не война, поскольку она разворачивается вне их бытовой жизни.

Действительность сегодня конструируется не из ее собственных законов, а так, чтобы лидер мог себя проявить. Белковский видит причины ситуации по отношению к Украине в том, что Путина «выводят» из состава мировых лидеров. Он приводит один из таких примеров: «Это неприглашение на 70-летие освобождения Освенцима. Это, на мой взгляд, весьма чувствительный для Путина вопрос. Десять лет назад он там был не просто равноправным участником, но главной звездой. Для этого администрация президента России организовала целую провокацию. Я тогда 10 лет назад писал статью с разоблачением этой провокации. Поэтому я хорошо помню, что там происходило и как. По заданию управления внутренней политики, которое в то время курировал Владислав Юрьевич Сурков, группа замшелых депутатов от КПРФ и "Родины", не ведавших, что творят, были разведены втемную, написали письмо в Генпрокуратуру. Ее тогдашнему главе Владимиру Васильевичу Устинову. С призывом проверить еврейские религиозные книги на экстремизм и по возможности их запретить. Талмуд и все прочее. Это было сделано специально, чтобы Путин, явившись в Освенцим, мог заявить, что мы с этим ничего общего не имеем, вот у нас есть такие идиоты, и простите нас, пожалуйста. Так и произошло. Перед этим прогрессивная общественность в России, конечно, кричала, что антисемитизм наступает, кошмар и ужас. Ну как всегда это бывает. Никто же не хочет признать, что это банальная политтехнологическая провокация. И там в Освенциме Путин так и сказал и сорвал бурю оваций».

Главным конструктором гибридной войны по отношению к Украине всеми признается  Сурков (см. его био тут и тут). Его скрытая роль в конструировании политической структуры России иногда выходит на поверхность (см. даже сопоставление его с Сусловым). Но более важным моментом является то, что он мыслит совершенно по-современному, то есть принципиально отличается от Суслова, которому нужно было удерживать систему в старых рамках. Сурков же строит новые рамки для старой системы: «Сурков не просто образован, а современно образован, то есть знаком с самыми современными теориями, и не только социальными и политическими, но и естественнонаучными, особенно в той их части, где они образуют синтез с общественными науками и в целом с гуманитарным комплексом наук. Я говорю о той науке, у которой даже нет устоявшегося названия. В разных странах и в разных школах она называется по-разному: "нелинейная динамика", "теория хаоса" или "теория сложности" в США, "теория диссипативных структур" Ильи Пригожина, "синергетика" Г.Хакена и Дж.Келсо, "системная теория" Никласа Лумана, "третья волна" Элвина Тоффлера, теория нестационарных структур в режимах с обострением Самарского-Курдюмова и пр.».

Свои художественные тексты Сурков пишет под псевдонимом Н. Дубовицкий. Именно в художественном тексте он использовал термин «первая нелинейная война» как одно из обозначений гибридной войны.

У Суркова есть там и такой абзац по поводу нелинейной войны, который почему-то никто не цитирует: «Некоторые народы присоединились к войне специально, чтобы потерпеть поражение. Их вдохновлял расцвет Германии и Франции после разгрома во второй мировой. Оказалось, добиться такого поражения ничуть не проще, чем победы. Для этого нужны и решимость, и жертвенность, и чрезвычайное напряжение всех сил. А вместе с тем изворотливость, хладнокровие, умение выгодно распорядиться собственными трусостью и тупостью».

Понятно, что нелинейную войну невозможно ни вести, ни анализировать старыми методами. И в этом есть определенный выигрыш для стороны, которая ее начинает, поскольку другая сторона не может быть к ней готовой.

Невзлин следующим образом характеризует Суркова в своем интервью: «Роль Славы в том, что произошло с Россией, достаточно большая и крайне негативная. Ну, злой гений, что я могу сказать. А то, что Ходорковский к нему относится как к острому скальпелю, или считает, что в других руках он стал бы действовать в конструктивных интересах… В этом есть правда. Но нельзя забывать, что Слава — человек очень умный и манипулятивный, поэтому где хвост, а где собака — не всегда понятно в нынешней ситуации. Что касается нас, то могу сказать точно: манипулировать Ходорковским было практически невозможно. С Путиным, я думаю, совсем другая ситуация.

— Вы считаете, Сурков манипулировал Путиным?

— Без сомнения. Он, извините, умнее и образованнее, интеллектуальнее, профессиональнее — как по-другому? По-другому просто быть не может».

То есть в этом контексте Путин хотя бы на секунду уходит на второй план. При этом понятно, что Сурков мог «расцвести», точнее его идеи могли получить реализацию, исключительно в системе жесткой вертикали, выстроенной Путиным. Только так могут быть реализованы нетрадиционные типы идей в традиционном обществе.

Сурков сам говорит Померанцеву в качестве представления: «Я — автор, или один из авторов новой российской системы». Померанцев также подчеркивает не только влиятельность, но и современность Суркова: «Сурков любит цитировать новые, только переведенные на русский язык постмодернистские термины: крах больших нарративов, невозможность истины, симулякры и так далее. Но уже в следующий момент он рассказывает о том, как презирает релятивизм и любит консерватизм, а потом по-английски наизусть читает "Сутру Подсолнуха" Алена Гинзберга (Allen Ginsberg). Если Запад когда-то подорвал мощь Советского Союза и довел его полного распада, объединив рыночную экономику, привлекательную культуру и демократическую политику (парламенты, инвестиционные банки и абстрактные экспрессионисты слились воедино, чтобы уничтожить Политбюро, плановую экономику и социалистический реализм), то гениальность Суркова заключается в том, что он разорвал эти связи, примирил авторитаризм с современным искусством и, если говорить языком права и представлений для оправдания тирании, многократно препарировал слова "демократический капитализм", пока они не стали означать полную противоположность своему изначальному смыслу».

В интервью «Я был рядом с великим человеком», которое он дал, став на тот момент чуть дальше от Путина, Сурков говорит: «Теория ошибок. Краткий курс. Пройдя точку невозврата и вдруг осознав, что ты на ложном пути, не дергайся. Смело иди неверным путем. Только внимательно смотри по сторонам. И что-нибудь хорошее найдешь. Хотя и не то, что искал. Не та дорога часто проходит по удивительным местам. Неверный путь в Индию привел Колумба в Америку. Евклид почему-то думал, что параллельные не пересекаются. Досадное недоразумение! Но его метод, построенный на неадекватном представлении о пространстве, позволил создать прекрасные города и великие машины. Таких примеров тьма. Ошибки хорошо продаются. Они работают. Вся история человечества — утилизация побочных эффектов от наделанных ошибок».

Во второй части интервью звучит следующая фраза: «Социальная физика всегда предполагает несколько вариантов развития. С неодинаковой вероятностью. Россия выбрала наиболее вероятный. Это нормально. Есть, правда, гипотеза, что некоторые важные вещи на Земле, например, жизнь, возникли как реализация наименее вероятного сценария, почти невозможного. Но это ж гипотеза. А у нас тут конкретика, проблематика, коммуналка, социалка... Одним надо из нужды выкарабкаться, другим миллиарды достойно прожить. Рано над нами еще экспериментировать. Рано нас трясти. Надо нам так пока побыть. Чтобы окончательно слежаться во что-нибудь путное и цельное».

В свое первое значимое место работы — банк «Менатеп» — Сурков приходит в качестве охранника чуть ли не самого Ходорковского, поскольку занимался и продолжает заниматься единоборствами. Далее он выступает уже в качестве специалиста по связям с общественностью. И именно так попадает в администрацию президента России, становясь, хотя бы по месту работу, главным российским политтехнологом. В 2008 г. свет увидела книга с его текстами [Сурков В. Тексты 97–07. — М., 2008]. Здесь он раскрывает и понятие «суверенной демократии», и ряд других своих идей первого периода работы с Путиным.

Есть сайт, где собраны тексты и проекты Суркова, — surkov.info. И это не просурковский сайт, скорее всего, его создали если не его враги, то его оппоненты. А их у него достаточно, поскольку Сурков у Путина отвечает за «непризнанные территории».

В интернете в свое время были даже фото с акцентом на книгах в кабинете Суркова [см. тут, тут и тут]. Следует сразу признать, что это не те книги, которые можно увидеть в кабинете госчиновника такого ранга. Как и портреты, начиная с Че Гевары.

Интересно, что карта, где Крым был включен в состав РФ, уже в 2013 г. висела в кабинете Суркова. Вот что сказал Борис Рапопорт: «Когда я назначался в 2013-м, уже тогда в приемной Суркова висела карта Российской империи, на которой Крым был частью России. До референдума в Крыму были неоднократно, в том числе обсуждали вопросы, связанные с подготовкой соглашения о строительстве транспортного коридора через Керченский пролив». В этом же интервью он говорит: «Он всегда был и остается сторонником доктрины "Москва — третий Рим" и считает, что если любое государство не расширяет сферы своего влияния, то начинает деградировать. Он исходит из того, что экспансия — это естественное состояние здорового государства. Именно Сурков в 2005 году ввел в актуальный политический обиход термин "русский мир" и именно он стоял у истоков нового праздника русского мира — Дня народного единства». Украина также обвинила Суркова во вмешательстве в свои дела, говоря даже, что Сурков руководил снайперами на Майдане [см. тут и тут].

В политической сфере Сурков в состоянии не только создавать идеи, но он также и продвигает их реализацию. Однако есть и другие имена на верхних этажах российской власти, кого гипотетически можно приписать к создателям новых идей. Например, Антон Вайно, заместитель руководителя Администрации Президента России. Почему такая гипотеза может иметь право на существование? Во-первых, он входит в узкий круг доверенных лиц Путина. Во-вторых, он владеет современными методами, включая так называемое упреждающее управление, изобретенное в недрах Пентагона. В-третьих, если почитать книгу, где он является соавтором и где еще одним соавтором является советник президента Кобяков, то возникает ощущение, что это и есть если не сама гибридная война, то явный контекст ее [Вайно А., Кобяков А., Сараев В. Образ победы. — М.,. 2012].

Приведем несколько цитат:

• «Правила игры позволяют создавать новые, более совершенные, правила, тем самым раздвигая привычные границы той реальности, в которой они живут — в игре, сконструированной правилами. Суть игры описывают правила, которые реализуют игроки в динамике игры»;
• «Часто за границей пространства — времени игры находится ее активный участник, который, хотя и явно не принимает участия в игре, но, тем не менее, оказывает активное влияние на ход игры — это зритель. Во многих играх зритель оказывается главным действующим лицом, так как игра происходит ради него. Участники игры ищут внимания зрителя, стремятся виртуозно, красиво и резуль- тативно сыграть, желая вызвать восторг и взрыв эмоций у зрителя»;
• «Различие между игрой и войной заключается в том, на войне есть свой и чужой, друг и враг, фронт и тыл. У войны есть начало и конец. Победа и поражение. В игре все иначе. Игра это система шахматных, шашечных или карточных ходов, производимых в другом пространстве, чем в том, в котором ведется война, с другой степень прозорливости и понимания конвергентных процессов взаимодействия между противоборствующими сторонами. В игре иначе течет время, иначе строится взаимодействие. Свой может быть чужим, а чужой своим [...] Есть пространство войны и пространство игры. Они сложно сопрягаются друг с другом. Игра может стать (или не стать) основанием для начала войны. Но она не есть война»;
• «В любой игре всегда очень важен принцип распределения времени. Если игроки выполняют свои ходы последовательно, то для качественного ответного хода необходимо время на его обдумывание, и если игра ограничена по времени, то возрастает вероятность ошибок хода. В игре, протекающей синхронно, игроки стремятся осуществить верный ход, опередив соперника, однако поспешные действия в игре могут привести к поражению. Время в игре течет неоднородно и неодинаково. Игровое время имеет свою внутреннюю структуру, не являясь постоянным потоком ни для зрителей, ни для самих игроков, ни для составителей правил игры — superкласса»;
• «Для непосвященных игра маскируется под другую игру по другим правилам, для этого используется виртуальное игровое пространство или поле и при этом сохраняется "универсальная возможность взаимодействия". На одном и том же игровом поле, при смене правил игры, может протекать совершенно другая игра, не похожая на предыдущую (шашки, шахматы и т. д.)»;
• «Победитель — это тот, кто овладевал будущим. Перефразируя известную фразу Дж. Оруэла об эпохе Древней Руси, можно было бы сказать, что кто овладевал будущим, тот овладевал настоящим»;
• «Бывают такие люди, которые в минуты наибольшей опасности и наивысшего нервного напряжения выглядят полусонными и вялыми. Эта вялость обманчива. Именно в таком состоянии подобные субъекты наиболее готовы к нанесению удара в любом направлении. Они близки к положению нуля, из которого наносятся самые жесткие и разящие молниеносные удары. Если вы находитесь в точке А, и вам надо нанести удар в точку В, то вы вынуждены будете наносить двухходовый удар А — ноль — В. Это излишне длинный удар. Но если вы в точке нуля, то удар будет коротким, безжалостным и, при правильной постановке руки, неотразимым. Вообще, если разобраться, то все искусство ведения боя состоит в способности бойца наносить удары, не выходя из положения нуля. Возможно, у каждого есть свои особые способы удерживать данное положение, и, наверное, каждый как-то по-своему его понимает. Но, конечно, удары из нуля, это не игрушки. Такими вещами нельзя баловаться. На эту тему даже не шутят. Это страшные удары и они убийственно жестоки. Самый легкий, ничтожный такой удар приводит к потере функциональности и оставляет у получателя тяжелый неизгладимый след на протяжении всего последующего срока его пребывания в пространстве-времени. Такие удары нельзя наносить без необходимости»;
• «Манипуляция — это часть технологии власти, представляющая собой вид духовного и психологического скрытого воздействия, факт которого не должен быть замечен объектом манипуляции. Это воздействие, которое требует значительного мастерства и знаний; к людям, сознанием которых манипулируют, относятся не как к личностям, а как к объектам, особого рода вещам. Признаком манипулятивного воздействия считается наличие двойного скоординированного воздействия, когда наряду с передаваемой адресату информацией отправитель воздействия имеет вполне конкретные ожидания относительно действия первого, Но если военные ее только ведут, но по каким-либо соображениям не намерен выдавать их. Для успеха манипуляции существенно, чтобы двойное воздействие не осознавалось адресатом, и чтобы он не догадывался о том, что манипулятор строит свои действия именно на знании адресата».

Все эти цитаты и интерес к определенным проблемам создают у нас ощущение, что сквозь них прочитывается и описание того, что есть гибридная война, маскируемая здесь под словом «игра». По крайней мере, это намного ближе, чем просто одиночное употребление понятия нелинейной войны у Суркова. В скобках следует отметить, что в российской аналитике проявились мета-интересы. Это как бы мета-аналитика (см., например, тут, тут и тут), что позволяет подняться на какой-то следующий уровень, правда, если учесть тот набор недостатков, отмеченных в этой дискуссии.

Образ идеальной российской аналитики Козырев задает в следующих параметрах:

- способность отвечать на фундаментальные вызовы времени,

- конкурентоспособность по сравнению с западной и китайской аналитикой — как по способности информационной обработки действительности, так и по генерации концептуальных разверток Будущего, выработке лучших и опережающих сценариев решения проблем человека и всего мира,

- способность обслужить новые способы создания стоимости и блага в XXI веке,

- способность обеспечить аналитическую безопасность страны в мирное и военное время.

Кстати, у Козырева есть свои интересные наработки по сетецентрической войне [см. тут, тут и тут]. В этом плане, часто с опорой на опыт Китая, много пишет Девятов. Козырев видит следующие характеристики аналитики XXI века:

«1. Аналитика должна будет научиться работать с контекстными системами (эгрегорами, мемами и т. п.), которые обладают качествами непреодолимой силы и поэтому —  самостоятельного и скрытого активного начала. В линейном времени по отношению к ним можно проявлять свою волю (выбор, ум), в циклическом — подчиниться (следование, усиление ими, разум);

2. виртуальная среда становится моделирующей реальность и поведение человека, позволяет ускорять события, но и ставит ловушки собственному восприятию —  порождает иллюзию рациональности, тогда как мир становится все более синтетическим — рациональным и иррациональным. Поэтому аналитика должна будет научиться работать с когнитивом — переводом инкогнито в когнито;

3. сильным трендом становится умение работать со стихиями — "управляемый хаос" и рынок, которые техниками синергии в резонансе переводятся минимальными усилиями (1+1=3) в выбранное состояние, в том числе в состояние ориентированной на себя среды (сети). Аналитика должна уметь определять точки бифуркации и ценностных смыслов, позволяющих управлять Будущим и стоимостью и эластичностью собственных активов по влиянию на них. Всегда нужен выход за рамки субъекта, и тогда важен "анализ продления во вне";

4. растут роль и разнообразие форм деловой и интеллектуальной меритократии (власти авторитета, а не должности, положения) и пульсация деловых форм, коротких циклов жизни компаний и проектов, собранных по принципу adhoc. Аналитика должна начать обслуживать и эти мейнстримы тоже;

5. ключевым активом в XXI веке станут способность работать со смыслами и Будущим. Они — главные объекты новой аналитики».

Выигрыш в сетецентрической войне с Западом он видит в сочетании двух факторов: симметрическая технологическая основа плюс асимметричная мировоззренческая основа. Правда, ни того, ни другого Россия пока не имеет. Но акцент на своей системе ценностей понятен, поскольку это в сильной степени разрушает понимание другой стороной тебя. К примеру, мне встречались отдельные англоязычные работы по анализу того, как программируют китайцы. А ведь это сфера более или менее универсальная.

Далее мы вновь приходим к характеристикам гибридной войны, ведь именно так можно понять СЦВ — сетецентрическую войну:

«1. Если все предыдущие типы войн были относительно симметричными — воевали однотипным оружием, различие сводилось к превосходству в численности, мощи и тактики, то СЦВ — это война между различными уровнями цивилизационного развития противников, когда определяющим становится именно цивилизационное превосходство;

2. именно это определяет то, что СЦВ ведется не только и не столько военными средствами, сколько мирными — поэтому им трудно противостоять: они вписаны в легальные инструменты управления, демократии, культуры, СМИ, образования и т. д. Это делает их неотличимыми и неотделяемыми от обыденной жизни и поэтому крайне эффективными как средство манипулирования;

3. СЦВ ведется в режиме нон-стоп и на все 360 градусов — против врагов и друзей. Она тотальна;

4. если в предыдущих типах войн чтобы победить, нужно было воевать самому, лично (и поэтому быть героем), заходить для этого на территорию врага, то в СЦВ всего этого не требуется — извне перепрограммируется мышление и поведение "аборигенов" таким образом, что они сами разрушают свою страну или власть изнутри. Поэтому СЦВ — это сподвигание к саморазрушению и непротивлению;

5. виртуализация — использование социальных технологий вкупе с информационными для достижения эффекта "чистых форм" (безоболоченных). Так как чистые формы обладают повышенной эффективностью и рядом преимуществ. Так, они: (а) внешне выглядя как бесструктурные; (б) обладают "радиационным свойством" — легко проникают сквозь структурные формы любой природы и функциональности (государственную границу, власть и др.); (в) основаны на сочетании процессов хаоса и упорядочения; (г) используют бинерные подходы — процессы концентрации обеспечивают не централизацией, а распределенностью и быстрой переструктуризацией на сетевой подложке за счет структурной подвижности и комбинации своих структурных форм (так, в традиционных структурах концентрация достигается фиксированным и постоянным способом — через линейно-иерархическую структуру, пирамидальность; в сетевой структуре — не за счет структуры, а импульса в распределенной структуре);

6. эффект "призрачного субъекта" — принципиально необнаруживаемого субъекта, но который является субъектом не в привычном смысле, а как эффект взаимодействия 2-х противоборствующих субъектов и их 2-х зон сознания — рефлексивной и защищенной от рефлексии. "Призрачные субъекты" образуют далее "призрачные сети";

7. СЦВ, как и любая война, есть действо по аккумуляции и направленному применению социальной энергии. Специфика тут состоит в характере этой энергии, способах аккумуляции, формах ее применения и управления. Если в истории мы имели мотивом к аккумуляции энергии материальный интерес, идеологию или необходимость защитить страну, то СЦВ использует сакральную энергию (надсущностных смыслов), конвертируя и маскируя ее уже в различные социальные формы (идеологические, сетевые и т.д.). Энергия в СЦВ — это энергия захвата Будущего, путей движения к нему».

Кстати, по работам Козырева создается ощущение, что он либо работает в рамках московского проекта «Нетократия», либо это псевдоним кого-то из работающих в этом направлении.

Козырев более чем серьезно смотрит и на роль языка, обращая внимание даже на такие вещи: «Сам алфавит нам насильно меняли неоднократно. Начиная с Кирилла и Мефодия, "праздник славянской письменности" в честь которых мы почему-то празднуем (?!). Это не смотря на то, что каждой букве алфавита соответствовала своя сакральная цифра и смысл, поэтому их перестановки или сокращение их ряда (численности) не проходит бесследно. Сама же письменность на Руси существовала и до всяких Кириллов и Мефодиев (посланцев Ватикана и не чуждых Хазарскому каганату) — они "просто" ее подкорректировали. Причем, в качестве объяснения нам подсовывают якобы необходимость корректного перевода Библии с греческого на русский. Но возникает вопрос: можно ли привести еще один такой пример в мире, любую нацию, от папуасов и до любой развитой народности, кому бы тоже меняли алфавит для перевода Библии? Таких примеров нет. Вопрос — почему и кому это было выгодно?».

Он также пытается уловить то новое, что имеет место в Украине и чего нет в России. В этом плане он детально анализирует десять новых идей, возникших в Украине, использование которых возможно в поиске новых оснований. При этом подчеркивает: «Красить происходящее в Украине только в черный цвет и затуплять наше внимание только до действий П.Порошенко, А.Яценюка, И.Коломойского и прочая есть манипуляция. Народ и интеллектуальная жизнь Украины к ним не сводится, а пассионарность народа, возникшая на Майдане, не сводится только к "кто не скачет, тот москаль"».

Определенное усложнение инструментария, которое ведет к парадоксальным выводам характерно сегодня для многих. Вот отрывок из телевизионной беседы других людей, представляющих другие направления, но с тем же посылом: «Сундиев: Я прошу прощения, я вмешаюсь, тем не менее. Современная военная и вся остальная концепция заключается в чем: не надо танков для того, чтобы победить государство или общество, достаточно изменить смысл деятельности этих людей.

Агеев: Которые сидят в танках.

Сундиев: Которые сидят в танках, которые сидят здесь за другими столами.

Фурсов: То есть это психоинжиниринг.

Сундиев: Абсолютно верно. Вот это — концепция современной войны. Для этой концепции, я еще раз повторяю, авианосцы — давно прошедшее время».

В целом возникают разные подходы. Анисимов, например, предлагает разграничивать структурную и системную аналитику: «Можно ли управлять структурой? Мы говорим, что нет. К ней допустимо лишь воздействие, в том числе и сложное, комплексное и т.п. Воздействие не гарантирует реализацию замысла, если он имеет процессуальную и иную нормативную форму. Пробы и ошибки, возможные удачи и неизбежные неудачи, при наличии больших притязаниях — гарантирует. Вероятность удач увеличивается при наличии таланта, но зависимость от случайностей оставляет принципиальной. Управлять можно только системами и лишь при наличии управленческого проекта, путем движения объекта с точной фиксацией в проекте действий внешних и внутренних факторов. Тогда возможен контроль и коррекция движения объекта как "единого". Если внешние факторы, чаще неподконтрольные управленцу, вмешиваются в судьбу объекта управления, то управленцу помогает знание внутренних факторов и условий их сопротивляемости негативным воздействиям, возможности продолжить движение вопреки деструктивным влияниям среды. Менее драматичны сюжеты позитивных изменений в среде».

Козырев отмечает следующие плюсы российской аналитики в целом:

- контр-лефевровские, когнитивные возможности русского языка, соединенные с аналитикой. Это создает возможность передачи одновременно нескольких контентов поверх одного и того же потока данных и затрудняет их осмысление вероятным противником (Денисов А.А);

- открытое (в отличие от Запада) пространство поискового дискурса в России — возможность ставить проблемы широко и по всем аспектам, не натыкаясь на политическое табу. Это становится конкурентным преимуществом в выработке новых моделей управления в XXI веке (Денисов А.А);

- теоретические и методологические наработки в теории творчества (ТРИЗ, Альтшуллер Г.С), проектной мыследеятельности (Щедровицкий Г.П.), новой философии и проблематики Бытия (Дугин А.Г., Кизима В.В., Субетто А.И.);

- не до конца утерянные технологии СССР комплексного народно-хозяйственного планирования, которые являются более сильными, чем те манипулятивные наработки, за которые в последнее время дают нобелевские премии (Кара-Мурза С.Г.);

- русская ментальность — троично-парадоксальное сознание, объединенное лево-стороннее и право-стороннее мировосприятие, наиболее способное к образному мышлению и работе обоими полушариями мозга, как следствие, к креативу и нестандартному решению сложных задач (Девятов А.П., Бахтияров А.Р., Гагаев А.А., Румянцев А.А.).

Отрицательные черты, по его мнению, таковы:

- непонимание механизма порождения моделей поведения и выбора людей (Денисов АА). После распада СССР не осталось людей, способных генерировать такие модели (это было прерогативой ЦК КПСС);

- отсутствие постановки задачи аналитической безопасности страны и ее решения (Козырев И.А.);

- отсутствие встройки аналитического видения в облик Русского Проекта, проекта ЕвраЗЭС.

Отдельно нашего внимания заслуживает еще одно направление. Фамилия Денисова и его соавтора Денисовой, возникшие ранее, принадлежат проекту «Нетократия» (сайт — netocracy.us). Предлагаемое им понимание и развитие понятия информационной войны, во многом опирающееся на рефлексивный подход Лефевра, отличается от имеющихся на сегодня подходов.

Три их статьи были посвящены актуальной для российской стороны проблеме подавлению циклов Бойда, актуальность ее связана с тем, что каждый американский военный знает циклы Бойда в качестве модели принятия решений. Поэтому эта модель, вероятно, изучается всеми противниками США.

Цикл Бойда состоит из четырех шагов. По-английски — OODA: Observation — Orientation — Decision — Action.  По-русски — НОРД: Наблюдение — Ориентация — Решение — Действие. Основная идея такова, что если принимать решения быстрее своего противника, то тот будет принимать свои решения с запаздыванием, ориентируясь на старое представление о ситуации.

Например, среди прочего, предлагается и такой шаг: «Обязательная предпосылка к эффективному подавлению циклов Бойда — создание такой структуры управления, при которой противник будет наблюдать вместо самой этой системы лишь "ложные цели" — "тупых менеджеров". Противник при этом, исследуя нормативные, в том числе косвенные внешние признаки, такие, как горизонт официального планирования развития, должен потерять способность видеть/понимать настоящие критерии планирования и управления, которыми пользуется Сторона А, спрятавшая истинную систему управления в подполье».

Это дезинформационная игра, которая легко вытекает из представлений Лефевра про управления противником. Однако странным представляется общая отрицательная оценка цикла Бойда: «Армия, использующая теорию Бойда, неизбежно вынуждена вести очень короткую войну с немедленным уходом с захваченной территории и прекращением после этого всяких военных операций там , где воевала. Что равносильно поражению, так как согласно любой военной доктрине уход с оккупированной территории есть поражение в войне. При этом проводить локальные операции карательного или экспедиционного характера невозможно, так как армия неизбежно сталкивается с быстрым нарастанием неопределенности последствий своих действий, что ведет к подавлению циклов Бойда и поражению в войне. Вести долговременные операции также невозможно из-за тех же самых ограничений. Таким образом, противнику нужно лишь подождать некоторое время, осторожно провоцируя партизанскую войну и вынуждая армию проводить ответные контрпартизанские действия. А далее армия, побеждая практически в каждом отдельном боестолкновении, просто "захлебнется" в своих тактических успехах, сопровождаемых нарастающей неопределенности». Если она отрицательна, то зачем писать три статьи на тему подавления цикла Бойда.

В одной из них он говорит о психоинжиниринге, раскрывая его следующим образом: «В 90-е годы прошлого века была разработана совершенно новая система моделей и технологий, получившая рабочее название "психоинжиниринг". Психоинжиниринг позволяет создавать совершенно новые психические/ интеллектуальные свойства человека. В частности, с его помощью можно создавать особый "сегмент" в сознании человека, отвечающий за способности вести познавательные операции, основанные на первичности логической операции синтеза. Люди, обладающие таким "сегментом", способны "генерировать" поток новых картин мира (или позиций в терминологии задач позиционного осознания), что для нормального человека совершенно недоступно. Причем — что очень важно! — эта способность не является результатом применения некоторых интеллектуальных методик проектирования, которые они выучили в процессе обучения. Эта способность — внутреннее свойство сознания».

Денисов активно занят изучением того, что получило у него название психоинжиниринга. Это третий раздел его более объемной работы. Здесь он следующим образом раскрывает свои исследования: «Сперва была разработана модель абстрактной психогенной системы, описывающей закономерности формирования, развития и гибели сознаний безотносительно к их носителям. То есть была создана модель абстрактного сознания, существующего вне человека или коллектива, или даже машины. А затем уже в качестве двух различных, не связанных между собою частных случаев возникли две отдельные модели: индивидуального сознания человека и коллективного сознания группы, называемого "квазисознанием". Таким образом удалось преодолеть главное ограничение всех существовавших до сих пор моделей группового поведения, в которых коллективное поведение возникает как результат обобщения того, что имеется в поведении каждого отдельного человека, составляющего данную группу. В психоинжиниринге коллективное поведение рассматривается как абсолютная альтернатива поведению индивидуальному; коллективное сознание, или квазисознание, — как своего рода враг, конкурент, противник сознания индивидуального. Коллективное сознание борется с индивидуальным сознанием человека за контроль над неким психическим ресурсом, питающим любую форму психической активности».

В популярном виде Денисов раскрывает психоинжиниринг следующим образом: «Уже более 20 лет в России в условиях повышенной секретности ведутся разработки принципиально новой инженерной дисциплины — психоинжиниринга. Суть психоинжиниринга — конструирование искусственных сознаний, в том числе радикально отличающихся по свойствам от сознания человека и/или превосходящих его по совершенству. Основой психоинжиниринга является успешный перевод на язык современной математики концепций и представлений мексиканских шаманов о мире и сознании человека, описанных группой американских антропологов во главе с К. Кастанедой. Разработки в области психоинжиниринга были настолько успешными, что уже с 2008 г. некоторые из его технологических приложений используются в управлении реальными военными политическими конфликтами».

В главе 24 он рассказывает о результатах так называемого принстонского эксперимента Нельсона. Правда, до этого в очередной раз подчеркивается неинформационный характер постиндустриального общества: «Информационным было индустриальное общество, а постиндустриализм — общество не информационное. Это не означает, что в новом социальном обществе нет или не будет огромного информационного потока. Это значит лишь, что индустриальное общество использовало в практическом обороте только модели и технологии организаций, основанных на информационном обмене, а в процессе перехода к постиндустриальному обществу в практический оборот вовлекаются два совершенно новых типа безинформационных организаций. При этом не происходит отказа от информационного типа организаций, но они становятся вторичными. Так же, как с приходом индустриального века конвейерного машинного производства не произошло отказа от пищевой отрасли — людей по-прежнему нужно было кормить, но эта отрасль стала вторичной по отношению к крупным машинным производствам».

Что касается идеи глобального сознания Нельсона, то существование этого типа сознания Нельсон доказывал с помощью анализа результатов индивидуального порождения случайных чисел, поставленных в разных местах, и возникающей в них общей тенденции возмущений при приближении, например, атаки 11 сентября. Такой мониторинг велся с 1992 г. в рамках принстонского исследования инженерных аномалий. Нельсон видит начало таких разработок по поиску глобального сознания с исследований Вернадского и Тейяра де Шардена.

Определенные нотки гипотетичности этого предложения проступают от того, что Нельсон давно не работает в Принстоне, является членом ассоциации парапсихологов и некоторые свои статьи печатает в журнале этой ассоциации [см. тут и тут].

Одна из последних работ Денисова посвящена управляемой конфронтации. Здесь речь идет о том, что новые методы воздействия на сознание неотличимы от оружия. Например, речь идет об искусственных психологических эпидемиях. Они задаются следующим образом: «Искусственные психические эпидемии представляют собой целенаправленно инициируемое одновременное поражение части или всей человеческой популяции, проживающей на данной территории, общим типом психогенной травмы. Например, так называемым "синдромом повторного переживания родовой травмы", который является спусковым механизмом для саморазвивающейся последовательности коллективных и индивидуальных психотических состояний, с неизбежностью приводящих к войне или революции». Но вот пример такого искусственного события представляется нам не совсем убедительным. Это твиттерные революции в Тунисе и Египте.

Денисов также говорит в совершенно новом ключе о мягкой силе (далее ТВД — театр военных действий): «Вместе с тем конфликт на геоцентрическом ТВД тесно связан с понятием "мягкая сила". Обычно под "мягкой силой" подразумевают комплексные воздействия на противника "ненасильственными" средствами: технологиями скрытного управления поведением (включая информационные/психологические операции), различными формами гражданского неповиновения и "цветными революциями", организационными и финансовыми технологиями, и т. д., и т. п. Гораздо реже принимают во внимание, что "бэкграуднд" названных методов "мягкой силы" — это шантаж или убийства ключевых руководителей противника, применение сил специальных операций, в том числе с целью развертывания городской и/или партизанской войны, проведения диверсий на стратегических объектах и проч. Но и такое представление о "мягкой силе" далеко не полное. Сущностное (полное) содержание понятия "мягкая сила" — это конфликт, ведущийся силами и средствами, по своей технологической сути затрудняющими или делающими невозможным выявление факта целенаправленного применения военных и невоенных средств воздействия на противника, а также идентификацию нападающей стороны».

Можно не соглашаться с таким расширением понятия мягкой силы, но в результате нам придется признать, что это описание в сильной степени начинает смахивать именно на гибридную войну, хотя и в меньшей степени на собственно мягкую силу.

Денисов считает, что гонка вооружений сегодня оказалась перенесенной в психическую сферу. Россия же, по его мнению, переиграла США в этой области: «Сегодня можно точно назвать дату начала внедрения в практику военно-политического управления России технологии "скалярных машин": 31 марта 2010 г. Начиная с этого момента, можно ретроспективно восстановить весь ход событий и выявить скрытые причины того, как и почему были сломлены к пользе России основные политические и военные тренды, навязывавшиеся РФ ее внешнеполитическими оппонентами. И в первую очередь — политика "Перезагрузки". Причем произошло это в условиях почти критической "связанности" российских элит последствиями процессов 1990-2000 гг. Начиная от размещения семей, недвижимости и капиталов бизнеса и госбюрократии за рубежом и заканчивая огромными объемами компромата и массированной инфильтрацией агентов влияния глубокого элитного проникновения».

В более ранней статье на тему управления конфликтом Денисов говорит о необходимости генерации нуля, то есть: «Каждая страна нуждалась в собственном механизме генерации «нуля» времени, что было обусловлено не только различием географического расположения, но и проблемой обеспечения независимости и самостоятельности в проведении военной, научно — технологической и производственной политики. При переходе к Доктрине геоцентрического ТВД в этом плане ничего не меняется. Любая страна или сетевая надгосударственная система влияния, претендующая (по меньшей мере) на равноправное отношение к себе со стороны других акторов мировой политики, должна создать собственную генерацию "нуля". При этом всякая страна или система, которая начинает пользоваться уже созданной генерацией "нуля", автоматически и на самом глубоком технологическом уровне подпадает сперва под влияние, а затем и под контроль той системы, чьей генерацией она пользуется. Таким образом, генерация "нуля" для управления военным конфликтом на геоцентрическом ТВД является к тому же ключом к "мягкому" управлению независимостью своего собственного и чужого развития. Это означает необходимость оказывать максимальное содействие тому, чтобы другие системы влияния и/или страны как можно шире отказывались от генерации "нуля" собственного субъекта-источника и переходили к заимствованию генерации "нуля" той системы, которая распространяет на них свое влияние. С одной стороны, это обеспечивает для них все возрастающую зависимость в принятии собственных военных, экономических и политических решений. С другой стороны — непрерывное повышение оперативной ценности таких решений. В результате возникает своего рода петля положительной обратной связи, из которой невозможно вырваться, поскольку "отключение" от чужой генерации "нуля" вызывает катастрофический провал эффективности и результативности собственного управления и, как следствие, гибель в конфликтах с естественными противниками».

Правильность этого нам представляется вполне понятной для исторического объяснения, но трудно себе представить, что это возможно сегодня, когда эти международные «нули» существуют уже сотни лет.

Во второй статье на эту тематику возникает понятие «призрачного» субъекта, то есть скрытого от участников конфликта управляющего ситуацией: «Специалистам в области управления современными военными и политическими конфликтами хорошо известны так называемые скрытые субъекты управления. Обычно под ними подразумеваются источники управляющих воздействий, которые невозможно выявить и идентифицировать в настоящий момент времени, но эти источники оказывают влияние на управление конфликтом. Главная задач а при выявлении признаков наличия скрытого субъекта — "расшифровать" его, определить, что это за субъект, каковы его цели и матрица ценностей, какими силами и средствами он располагает, и т. д.».

Скрытый субъект действительно присутствует почти на всех конфликтах на постсоветской территории. Именно он ответственен за снайперов и в Киеве, и в Москве в 1993 г., и в более ранние периоды, например, в Риге. В этом случае снайперы работали на эскалацию конфликта, которой должна была воспользоваться одна из сторон.

Из «Краткого очерка основ теории управляемой конфронтации» можно вынести модель перехвата управления, для которой характерны два условия: «В развитие событий неожиданно для управляющей стороны вмешивается скрытый субъект управления, чью стратегию и матрицу ценностей невозможно своевременно идентифицировать (так называемый "призрачный субъект", "призрачный субъект" скрытно перехватывает инициативу, действуя на основе управления, по горизонту планирования намного превосходящего горизонт планирования управления, которым пользуется носитель лефевровской управляемой конфронтации».

Перехват власти — очень важная цель. Следует признать, что практически все значимые факты нашей истории были именно перехватом власти. Это делал Сталин, это делали Хрущев и Маленков, убирая Берию, это произошло при смене Хрущева.

Совершенно по-иному у Денисова формулируется цель информационной войны: «Целью информационной войны является полная или частичная десоциализация субъекта-мишени. Десоциализация проявляется, в частности, в полном или частичном, временном (обратимом) или необратимом остракизме субъекта-мишени со стороны его ближнего окружения или общества в целом. В развитом варианте такой остракизм (десоциализация) предоставляет политически приемлемый вариант, например, для его последующей физической ликвидации или использования правовых форм насилия/террора при полном одобрении со стороны общества».

Все же следует возразить, что не может быть такой единого типа цели. Их больше и их должно быть больше, поскольку технология не может быть рассчитана только на один тип целей. Для смены власти может работать данная технология, для других целей — иная. Но в любом случае концепция Денисова предполагает два уровня: военный и психический.

Интересно звучит и понимание того, почему западные системы слабо работают по отношению к китайцам: «Радикальное отличие фундаментальной основы китайского (магического) мировоззрения от религиозного в значительной мере объясняет, в частности, тот факт, почему США, Россия, ЕС или исламский мир не могут эффективно применять современные технологии управления поведением против китайских государственных, военных или экономических агентов. Китайское сознание просто не воспринимает процедур скрытого управления поведением выбора, которые используются против него, так как китайцы не пользуются разделением Добра и Зла при совершении выбора. Их выбор подчиняется логике совершено иной этической системы».

То ли для красоты, то ли для правды идут также ссылки на обучение практике шаманов: «При этом цель обучения таким практикам в конечном итоге состоит в том, чтобы неофит приобрел способность волевого контроля патологических психических состояний и научился осознанно использовать их в решении обыденно-практических задач. В практике обучения индейских шаманов эта цель носит название "остановка мира", достижение которой означает, что шаман научился способам практической деятельности, исключающим оперирование субъективными образами. Мы используем модифицированный термин "остановка сознания" для обозначения общих условий разрушения способностей сознания к оперированию субъективными образами, включая и психогенную смерть субъекта».

Бессубъектность характерна сегодня для всего мира. Тогда кто же управляет им? Отвечая на этот вопрос, Денисов, вслед за Гильбо, говорит, что власть перетекает от обладателей материальных капиталов к кураторам социально-информационных сетей (см. тут и тут). Однако нам представляется, что это слишком громкое заявление, требующее дополнительных подтверждений. Одним из доводов против может быть то, что сеть используется только в критических ситуациях, например, смены власти, а кураторы должны проявлять свою власть всегда.

Денисов считает, что сегодня трансформации подлежит все: «Если для внешнего наблюдателя, не слишком посвященного в тонкости организации постиндустриализма и власти нетократии, может показаться, что источником прогресса общества является гонка в сфере материальных технологий, то реальные источники власти нового правящего класса, безусловно, будет являться новая система технологий управления поведением. Причем совершенно точно, что эта система технологий не имеет и не будет иметь ничего общего ни к одной из гуманитарных наук, ни к какой-либо их комбинации. Однако в отличие от уже существующих технологий управления поведением новая система технологий будет очень глубоко переплетена с управлением стоимостью. Точнее будет являть собою гибрид из управления поведением и управления стоимостью. Отсюда и гудвил как количественный интегральный критерий для управления конкурентным столкновениям».

В статье «Постиндустриализм: проблемы и задачи новой кадровой политики» Денисов и Денисова как бы делают выводы из всего вышеизложенного, поскольку имеет место явная смена парадигмы, подчеркивая необычную характеристику, что постиндустриализм не является информационным обществом. Они считают, что сегодня есть человеческие организации, которые не основаны на информационном обмене: «Психоинжиниринг основывается на концепции многослойности сознания человека. Это его особенность, отличающая психоинжиниринг от всех других научных концепций и теорий, описывающих индивидуальное или коллективное поведение. В психоинжиниринге каждый слой сознания находит свое выражение в совершенно специфической системе интерпретаций данных органов чувств и образов реального мира. В этом смысле каждый слой можно условно представить как особую квазиличность, обладающую специфической картиной видения мира. Человек может как бы "переключаться" с одного слоя сознания на другой, становясь тем самым на время то одной квазиличностью, то другой, всякий раз изменяя используемые им системы интерпретации. В свою очередь, каждая из систем интерпретации находит свое выражение в формировании своей, особой матрицы ценностей. В этом смысле матрицы ценностей становятся производными от систем интерпретации. Уникальность психоинжиниринга по сравнению с другими подходами к описанию индивидуального и коллективного поведения состоит в разделении двух видов сознания: индивидуального сознания человека; коллективного сознания организации или территориальной популяции (квазисознания). При этом модели, разработанные в психоинжиниринге, основаны на том, что оба вида сознания — объективные, существующие самостоятельно и физически измеримые сущности».

Коллективное сознание является главной гипотезой Денисова, хотя он приводит не так много примеров для ее подтверждения. А они нужны, поскольку данный тип коллективного сознания постулируется им как в определенной степени независимый от сознаний индивидуальных.

Денисов приводит для иллюстрации два примера: «Первое "событие" — на Кавказе — показало исключительные преимущества новых операционных центров, то есть преимущества психоинжиниринга в области управления. А второе — нападение на Мумбаи — шокирующую эффективность новых воинских подразделений, также созданных на основе методов психоинжиниринга. Причем не вызывает сомнений, что оба события были четко связаны одним "планировщиком", логикой планирования и системой критериев оценки эффективности единых полевых испытаний».

В Мумбаи, как он считает, не было теракта: «Нападению подверглись только элитные группы населения. Уже одно это означает, что это был не террористический акт, то есть акт психологической войны, а полноценное военное нападение».

Атака в Мумбаи действительно привлекла серьезное внимания спецслужб всего мира, поскольку высокий уровень подготовки десяти террористов удивил всех [см. тут, тут, тут, тут, тут и тут] .Они разделились на пять групп, захватив пять отелей, убив в общей сложности почти 260 человек. Однако, даже будучи максимально подготовленными к своим действиям, все они имели связь со своими руководителями. Так что последнее немного расходится с представлениями Денисова, который подводит этот вариант под модель действия людей с единой матрицей ценностей, которые принимают единые решения в разрыве с коммуникациями.

Следует обратить внимание, что идея подобного коллективного разума развивалась ранее в ряде областей:

- на стыке научного и квазинаучного дискурсов, примером чего являются как работы Ратникова сегодня, так и работы мистического, эзотерического направления в прошлом;

- как действия коллективного разума (по крайней мере, безинформационного функционирования) можно трактовать работы Аркиллы по сетевой войне, включая его модель роения [см. тут и Arquilla J., Ronfeldt D. Swarming and the future of conflict. — Santa Monica, 2008];

- на базе анализа Арабской весны французскими исследователями предложено понятие «виртуального коллективного сознания» [см. тут и тут];

- сейчас ведутся интересные исследования, по-новому трактующие возникновение религии, где она рассматривается как фактор, способствующий с помощью удержания моральной рамки формированию больших обществ, поскольку в малых группах в этом нет нужды, так как все знают друг о друге все (см. обзор в журнале Science Wade L. Birth of the moralizing gods // Science. — 2015. — August 28). Такой тип морализаторских богов также можно трактовать как коллективное сознание, причем оно точно не зависит от имеющих возможность отклоняться в сторону неправильных поступков сознаний индивидуальных.

Вышеупомянутый Козырев также написал две статьи по анализу данного направления [см. тут и тут]. Они необходимы для более адекватного понимания данного направления.

Темы лекций, прочитанных участниками проекта «Нетократия», дают еще более яркое представление об их работе. Наиболее интересны такие, они относятся ко времени 2003–2009 годов: «Эсхатология шаманизма», «Внерациональные основы постиндустриального коллективного мифа», «Проект "Вандея": Схема управления развитием системы внутренних конфликтов и разрушения РФ на период 2008–2016 гг.», «Кризис в Южной Осетии (август 2008): технологическая революция в управлении конфликтом», «Применение технологий психинжиниринга в управлении современным военно-политическим конфликтом: Опыт войны в Южной Осетии и ее последствия для развития мирового финансового кризиса», «"Включение"» мирового финансового кризиса с точки зрения технологий управления конфликтом», «Новая реальность: управление коллективной иллюзией и тотальная замена сфер влияния».

Гибридная война не пришла из ниоткуда. Ее создают люди. Но если ведут ее военные, получая смерть и награды, то конструируют ее другие. И от них в сильной степени зависит, когда такая война закончится. Планируют войну военные, но конструируют потребность в ней гражданские.

Все это многообразие взглядов и подходов создают странный прогноз на будущее. Мир идет к ситуации, когда по окончании войны оба противника будут расходиться в уверенности в собственной победе. Все это становится возможным, если мы изымем из понятия победы территориальную составляющую. Первые признаки этого можно увидеть в войне в Афганистане и Ираке, когда министр обороны Рамсфельд просил своих подчиненных дать ему какую-то метрику войны, чтобы было понятно, США выигрывают или проигрывают. Отсюда внимание к символическим аспектам войны типа скидывания статуи Саддама Хуссейна, что позволяет создать ощущение выигрыша.

Сегодня война типа гибридной под тем или иным названием (прокси-война, нелинейная война и под.) стала реальностью достаточно жесткого порядка. Поэтому ее приходится признавать вне нашего желания. Но тогда следует искать как новые пути ее проявления, так и новые пути противодействия ей, чего пока нет.