Смыслы напрямую связаны с людьми, которые либо их порождают, либо транслируют. При этом можно нести и чужие смыслы, будучи агентом изменений в чужую пользу. В результате социосистема начнет двигаться в несвойственном ей направлении.

Смыслы не существуют сами по себе, мы получаем их в пакете с человеком, который их передает нам. И этот человек существенно влияет на восприятие нами данного смысла. Мы будем отвергать его, если у нас есть недоверие к данному человеку.

Перестройка, например, несла постепенный пересмотр всех смыслов. В этом процессе сакральные в начале слова «Ленин, партия, комсомол» превратились в негативные. Это было полной сменой картины мира, поскольку менялся весь пантеон «богов». Появлялась новая точка отсчета всей картины мира.

В случае перестройки все почему-то сходятся в констатации слабой роли Горбачева и сильной — Яковлева. Если это так, то Горбачев выступает как ширма, как глашатай чужих слов, а Яковлеву в этой гипотезе достается роль кукловода, который, правда, и сам является «куклой», только более высшего вида.

Кургинян, например, подчеркивает особый статус Яковлева даже при Суслове, когда тот поручал ему написать статью наперед о будущем снятии Хрущева (см. также тут). И еще: якобы Яковлеву Брежнев поручал попросить Британию развернуть кампанию против Шелепина, когда он туда прибудет c визитом, что в результате приведет к отставке Шелепина.

Яковлева часто вписывают в агента (прямого или косвенного) Запада, что он якобы был завербован во время стажировки в США. Черкашин, который был резидентом разведки в Вашингтоне, а потом работал в Институте США, в своих воспоминаниях упоминает, что сотрудник ЦРУ через него искал контактов с Яковлевым. Яковлев, конечно, все это опровергает. Но в целом об этом говорят все, начиная с Крючкова [см. тут, тут и тут]. Осложняет ситуацию и то, что второй стажер того времени, Калугин, также признается завербованным агентом [см. тут и тут]. Правда, Марчук не решается утверждать, подчеркивая, что для такого утверждения недостаточно данных. В любом случае именно Яковлев разворачивает весь пропагандистский аппарат на борьбу не за, а против СССР. То есть партийный аппарат стал порождать антикоммунистические смыслы.

Кстати, Кургинян отдает Яковлеву не только роль канала с Западом, но даже видит причины снятия Хрущева тоже в этом направлении. Он пишет: «Не исключено, что снятие Хрущёва было согласовано с американцами, так как те поняли, что Никита Сергеевич пытается сделать развал СССР через выход союзных республик невозможным (присоединение к России Карело-Финской ССР и готовящееся путём "освоения целины" присоединение Казахской ССР, а затем и других республик). Механизм самоликвидации Союза ни один советский лидер не решался тронуть, а Хрущёв решился, за что и был убран».

Сложные системы требуют сложных решений. Они используют для этого все виды пространств (физическое, информационное, виртуальное). И поскольку пропаганда базируется на двух из них — информационном и виртуальном — она оказывается максимально задействованной.

Павловский вспоминал, что социология на момент выбора Путина выдвигала в герои именно Штирлица: «Примаков породил всплеск массовых ожиданий и этим многое подсказал для кампании Путина. Стало ясно, где массовый нерв, каковы запросы. Нужен был тот, кто отыграет Чечню обратно, поскольку без этого Россия не верила в свое существование. Когда в 1999 году проводили социологическое исследование, кого из киногероев хотят в президенты, в первую тройку популярности попали Штирлиц с Жегловым. Была даже шуточная обложка "Коммерсанта-Власти" со Штирлицем: "Президент-2000"» (см. также тут, тут и тут).

Пропаганда чаще говорит именно то, что хотят услышать, а не то, чего услышать не хотят. При смене социального строя на авансцену выходят обиженные прошлым строем. Советских диссидентов как раз наказывали за то, что их смыслы были антисоветскими по своей направленности, а перестройка, наоборот, сразу дала им в руки микрофон.

Получается, что все, кто слабо связан с существующим социальным укладом, недоволен им, заинтересованы в том, чтобы присоединиться в самых разных формах к смене строя. Они хотят перемен, в том числе и избиратели Обамы, которые пошли на слоган «Change».

Это смыслы перемен, но после получения власти использование смыслов становится более простым. Германия и СССР работали двумя руками, двумя аппаратами: смыслопорождающим (СМИ, литература и искусство) и репрессивным. И как в модели стокгольмского синдрома, люди склонялись к принятию навязываемых смыслов, чтобы не подпасть под репрессии.

Сын Берии говорит об одном из объяснений репрессивности государственной модели Сталина. Он приводит такой разговор отца: «Уже после смерти Сталина отец рассказал, как однажды пришел к нему и говорит: "Иосиф Виссарионович, нельзя все время закручивать гайки, надо, чтобы вас любили, а не боялись". — "А я плевать хотел, — тот ответил, — на такую любовь. Дело не в любви, а во времени. У меня жизни осталось максимум десять лет. Если я не буду давить, не буду, как ты говоришь, зверем, ничего не достигну. Если любовью действовать, на это уйдет сто лет, а без меня вы ни хрена не сделаете».

Но это может быть также и просто объяснением, который Сталин давал себе. В этом интервью есть также информация и о том, Берия отправлял сына на месяц в архив почитать закрытые материалы о Ленине. Вот что он там читал: «Личные указания Владимира Ильича о создании концентрационных лагерей, его полная солидарность с Троцким, предлагавшим повсеместно организовать структуру комиссаров, описание ее задач. Ленин считал, что комиссар должен подслушивать, доносить, политически разоблачать... Одним словом, открылись неприглядные вещи, но больше всего потрясло, просто оглушило его отношение к церкви. Отец, кстати, очень терпимо относился к вере, и с его стороны я никогда антирелигиозных высказываний не слышал. Да и Иосиф Виссарионович, хотя и называл церковь опиумом для народа [...] У Владимира Ильича какая-то звериная злоба была к культам. Он писал, что наказывать попов надо таким образом, чтобы об этом десятилетиями, а лучше столетиями вспоминали со страхом. Все отобрать, храмы разграбить — таких указаний у него много. А в личном плане меня особенно покоробили материалы насчет действий Владимира Ильича против Плеханова».

То есть Берия не признавал правильности действий Ленина. А потом стал сомневаться и в Сталине. Все это создает очень сложные системы отложенных решений, которые можно начинать лишь после смерти человека.

В целом это была сильная эпоха, и делали ее люди весьма неоднозначные. Одним из них и был Берия, но был и Сталин, оставивший после себя память о репрессиях, но одновременно и память позитивного порядка, которая жива и сегодня. Правда, Дондурей считает, что этот позитив воспитывается современным телевидением. То есть является не случайным, а сознательным, поддерживаемым современной пропагандой.

Дондурей раскрывает причины сегодняшней популярности Сталина: «Сталин — лучший византийский император, чем Ленин. Намного лучший. У Ленина еще были какие-то отголоски той, российской культуры, что была ориентирована на европейские ценности, модели поведения, юриспруденцию, Конституцию. А у Сталина этого уже не было. Мне кажется, Россия — это бесконечный баланс двух культур: первой — европеизированной, которой, в частности, служили Столыпин, Александр Второй, Гайдар и многие другие. И второй — византийской, страшно неэффективной в экономическом смысле, но греющей душу большой части населения. Сталин — лучший выразитель второй культуры».

Он говорит об особой пиар-технологии сегодняшней подачи Сталина: «Всегда баланс должен держаться таким, чтобы негатив присутствовал, но его не было больше. То есть, это очень сложная — как за реостатом — туда-сюда, туда-сюда, главное сохраниться. Что происходит? У нас гигантское количество передач о Сталине, фильмов, — неважная оценка. “Эхо Москвы” тоже прекрасно в этом участвует, раздувает и сохраняет, транслирует и воспроизводит культ Сталина — как и почти все другие в этой большой пиар-технологии, не рефлексируемой, обществом не осознаваемой».

При этом следует признать, что такая ситуация имеет под собой серьезные фактологические основания, поскольку мы живем в обществе с засекреченным ближайшим прошлым. Реально никто не знает, как проходили самые важные события недавнего времени. Предложенная нам картинка не соответствует реальности. Это и снятие Хрущева, и перестройка, и ГКЧП.

Дондурей предлагает ряд правил, по которым, по его мнению, формируется миф Сталина в современном российском сознании. Запускается следующая идея: «... “но был и другой Сталин”, “давайте поспорим”, “главное — дискутировать”. Такой подход был немыслим при процессах денацификации в послевоенной Германии, в Испании, Италии, Португалии или Японии».

Практически такая же ситуация образовалась сегодня и по Берии. Полонский перечисляет «позитивы» предложений Берии: «Еще более последовательными были предложения Берия по вопросам национальной политики. Он советовал перейти от конфронтации к диалогу с национальными движениями в Прибалтике и на Западной Украине, выдвигать национальные кадры, привлекать к сотрудничеству интеллигенцию, в частности вступить в переговоры с западно-украинской эмиграцией. 26 мая 1953 г. ЦК принял постановление "Вопросы западных областей Украинской ССР в докладной записке тов. Берия Л. П. в ЦК КПСС". После ареста Берии, на июльском пленуме, его рекомендации были названы вредительскими. В опубликованных материалах официального обвинения Лаврентий Павлович был уличен в "огульном оправдании оуновщины". Трудно понять, почему такая формулировка не заинтересовала современных историков. Быть может, дело здесь в том, что "оуновщина" в постсоветской мифологии соотносится не с освободительным движением, а с "фашистскими недобитками", поэтому сочувствие злодея Берия злодеям-бендеровцам выглядит в чьих-то глазах вполне естественным. По существу, если выйти из-под влияния мифа, политику Берия в марте — июне 1953 г. легче всего определить модным нынче словцом "реалистичность". Так, прекрасно информированный шеф стратегической разведки СССР, во многом, кстати, решившей исход Второй мировой войны (об этой роли Берия предпочитают умалчивать), до последних дней отстаивал необходимость объединения Германии, возвращения к нормальным отношениям с Югославией, предлагал отказаться от авантюр на Западе и Востоке, в чем, собственно, и обвинялся своими противниками».

Странно, но эти смыслы оказались работающими. Только для них еще не настало время. То есть в мире существует весь набор смыслов, только некоторые из них еще ждут своего времени. У американцев в свое время была запущена автоматическая программа поисков «революционных» текстов. В преамбуле к ней говорилось, что Гитлер и Ленин, прежде чем реализовывать свои идеи в реальности, высказали их в своих книгах.

Лурье суммирует «плюсы» политики Берии: «У Берии был план действий, позже его назовут "оттепелью". Начинается реабилитация политических заключенных, запрещены пытки, прекращены славословия в адрес Сталина, освобождены из лагерей "бытовики" (те, кто сидел за прогулы, за сбор колосков с колхозного поля и т. д.). Берия предлагает "коренизацию" руководства советских республик: альтернативой партизанщине на Украине и в Литве должны стать социальные лифты для тамошней молодежи. Задумывались окончание войны в Корее и "финляндизация" Германии (объединение ГДР и ФРГ, вывод советских и натовских частей). Партия должна заниматься агитацией и пропагандой, важные решения принимает правительство. СССР из тоталитарной страны должен был превратиться в авторитарную».

Никто никогда не говорит, что, возможно, советские партийные бонзы, устранившие Берию, боялись не столько Берии, сколько его планов, отклоняющих траекторию советского государства в том направлении, которое их не устраивало. Им точно не было бы места в таком СССР. Но все вышеперечисленные «смыслы», которые мог запустить Берия, были потом все равно использованы.

Как перестройка, так и снятие Хрущева конструируются с созданием определенных физических трудностей (нехватка продуктов, сигарет, алкоголя и под.) для населения, чтобы потом после снятия население ощутило позитив. То есть моделью становится сознательно вводимый негатив, который затем легко снимается.

Такими же были планы у несостоявшегося военного переворота 1998-го, о котором было известно только по слухам. Это переворот, из-за которого погиб Рохлин, возглавлявший его. Детальное описание переворота есть в статье «Мы должны были арестовать президента» в «Русском репортере». Рохлин был убит при странных обстоятельствах. А советником Рохлина по перевороту был профессор Петр Хомяков, который впоследствии умрет в колонии [см. тут, тут и тут]. Но это был следующий виток борьбы, когда в 2011 его обвинили в подготовке «бархатной» революции.

В команде Рохлина Хомяков разрабатывал механизмы социально-экономической поддержки армейских выступлений, поскольку одновременно с созданием товарного дефицита планировались массовые выступления. Кстати, товарный дефицит является один в один механизмом перестроечного времени, когда перестали подвозить продукты, например, в Москву, а в России закрылись табачные фабрики.

Сам Хомяков так рассказывал о своем участии в этом проекте: «Это был добротный системный проект, отвечающий всем требованиям того, что в науке называется "системная инженерия проектов". Есть классические работы на этот счет. Того же Дженкинса. Ядро проекта в данном случае — это силовые акции армии. А среда осуществления — массовые протестные акции, информационные акции, политическая поддержка на местах, экономическая поддержка. И даже внешняя поддержка. Исходя из этого, мы проанализировали товарные потоки в столице. И наличие мощных, активных стачкомов в населенных пунктах вдоль этих маршрутов. Планировалось, что накануне выступления армии стачечники якобы стихийно перекрывают трассы, по которым в Москву доставлялись некоторые товары, отсутствие которых вызвало бы социальную напряженность. Например, сигареты. Отсутствие курева накалило бы обстановку в Москве, шел бы рост негативных настроений». В отсутствии же сигарет должны были обвинить Кремль, поскольку Лужков также прямо или косвенно должен был участвовать.

Кстати, понятно, почему он попал в поле зрения системы на следующем витке. Оказывается, он проповедовал вслед за Суворовым вариант борьбы, рассматривающий Россию как окруженную дивизию. Хомяков говорит: «Надо уходить из окружения малыми группами. В ситуации антифеодальной революции в России это означает вырываться из тисков чекистской феодальной клики отдельными регионами. Там, где это возможно. Это развал России? Да. Но сравнение Суворова очень точное. В целом “дивизия” обречена. А так есть шанс спастись многим. Более того, и тут мы выходим за рамки данного сравнения. Выход одного, двух, трех русских регионов из-под власти оккупированной чекистской феодальной кликой Москвы сразу вызовет цепную реакцию. Разом поднимется весь Северный Кавказ, Татарстан и Башкортостан. Москва будет бессильна что-то сделать в такой ситуации. И тогда эта цепная реакция дает шанс освободиться и другим».

Столь же радикален он и при взгляде в прошлое. Все это говорит о том, что как только он должен был выйти за пределы теоретических рассуждений в реальную практику, он должен был попасть в поле зрения спецслужб. Да он там и был, будучи участником попытки переворота 1998 г. Просто тогда, как можно понять сейчас, было принято решение не трактовать данную ситуацию как попытку переворота против Ельцина, чтобы не привлекать к ней ненужного внимания.

А Хомяков продолжал работать. Вот как он анализирует ситуацию с так называемыми приморскими партизанами: «Приморские партизаны показали возможность победы сопротивления на Дальнем Востоке. Провели ценою своих жизней и ценою своих жертв трагический, но успешный натурный эксперимент. Этот эксперимент показал, что с точки зрения критерия “затраты-эффективность”, критерия, разработанного именно для оценки проблем военного характера, победа сопротивления на Дальнем Востоке возможна. Против пяти партизан воевало около 2 тысяч при поддержке вертолетов и бронетехники. Против пятисот потребовалось бы двести тысяч. Армия, по оценкам знатоков, мягко выражаясь, как минимум “в случае чего” “власти не поддержала бы”. Это как минимум. А, “как максимум”? Подкрепления из России? Но их сложно и долго доставлять по единственной уязвимой дороге (практически не работающий БАМ не в счет, да и тоже уязвим). Короче, Дальний Восток к отделению готов. Готов ментально (приморскими патризанами восхищались все в России, но на Дальнем Востоке особенно). Готов с точки зрения военно-стратегической. Готов экономически, ибо ничего не получает от России, а только безвозмездно отдает. Готов политически. Ибо вся элита местная, и память о собственной государственности ДВР еще жива».

То есть он явно был настроен на весьма решительные действия, и его пересечение с Рохлиным не было случайным. Люди, принявшие близкие смыслы, могут легко объединяться.

В своей книге «Россия против Руси. Русь против России» Хомяков считает, что Русь и Россия являются разными государственными образованиями. Хомяков констатирует: «Русь была частью Европы. Русская знать была частью общеевропейской знати. Россия-Орда перестала быть частью Европы. Количество браков представителей российской знати и знати западноевропейской резко сократилось. Даже в самом обыденном смысле Русь и Россия совершенно разные государства. Русские имена в основном славянские —  Мстислав, Ярослав, Владимир, Вячеслав, Первослава, Светлана, Ярослава. Российские имена имеют церковное происхождение — Иван, Василий, Мария. И все эти изменения имиджа и менталитета страны произошли по историческим меркам почти в одночасье. После Батыева нашествия. Когда была убита Русь. И на ее месте стала строиться Россия, которая не может быть наследницей Руси. Ибо не может считаться законным наследником ограбленного и убитого его убийца».

Вот как описывает ситуацию возможного военного переворота один из тех, кто не пошел с Хомяковым к генералу Рохлину: «Он звал меня в команду к генералу Рохлину, "мозгами" которого он с какого-то момента стал, к несчастью последнего... На этот раз это уже была авантюра совсем другого уровня — с кровавым концом и многократно более кровавым потенциалом. Собственно, идея была проста — организация военного переворота под крышей Движения в поддержку армии, созданного под боевого генерала Рохлина. Движение начало стремительно обрастать отделениями по всей стране, причем, что характерно, в него вступали действующие офицеры, генералы. На август 1998 была запланирована общероссийская забастовка с походом на Москву, который должна была поддержать армия и взять в этих условиях власть, сформировав хунту. Хомяков тогда говорил, что Рохлина поддержал Лукашенко и через него была достигнута договоренность о поддержке со стороны Лужкова. На случай, если режим окажет сопротивление в Москве, им разрабатывались самые отмороженные меры, включая полную парализацию всех средств жизнеобеспечения столицы (вплоть до прорыва канализационных стоков, чтобы затопить ее дерьмом) с целью посеять в городе тотальный хаос».

Из всего этого понятно, почему власть России с большой опаской относится именно к русским националистам. Понятна не только смерть Рохлина, но и опала Лужкова. Вот мнение редакции журнала «Эксперт» о ситуации в это время: «Позволившая себя в очередной раз унизить в 1990-е годы армия в победители не годилась. Эту роль история отвела спецслужбам. Им как раз и удалось создать корпорацию, которой опасалась сама верхушка КПСС. Им также удалось с наименьшими потерями, по сравнению с другими советскими институтами, пережить август 1991 года. Готовиться к демократии и капитализму они начали заранее: именно спецслужбам приписывают поиск и выдвижение будущих "олигархов". Слабый конспиратор, генерал Рохлин был убит 3 июля 1998 года. 11 сентября премьер-министром стал бывший глава Службы внешней разведки (бывшее ПГУ КГБ СССР) Евгений Примаков. И хотя позднее он фигурировал в одном политическом блоке с мэром Москвы и главой Татарстана, его премьерство как явного "человека центра" лучше иллюстрирует реальный расклад сил. В 1998 году фирма жены Юрия Лужкова выиграла московский конкурс на поставку кресел для трибун стадиона "Лужники". В октябре того же года был образован Центр специального назначения Федеральной службы безопасности РФ (ЦСН ФСБ РФ), который объединил группы "Альфа" и "Вымпел", а вскоре был дополнен службой специальных операций (ныне — управление). Как видим, каждый готовился к выборам 1999–2000 годов и укреплял ряды по-своему».

Удивительный по прозорливости прогноз Хомяков дал в 2008 г. Вот часть из этого интервью: «Тогда, где же ждать подобной авантюры со стороны Кремля?

— П.Х.: Извините, так и хочется сказать словами Шерлока Холмса "Это элементарно, Ватсон". Об этом говорят уже чуть ли не в электричках. В Крыму, разумеется.

— Но Кремль уже давно действует в этом направлении. И пока безуспешно.

— П.Х.: Кремль давно действовал и на абхазском и юго-осетинском направлениях. Но, как видите, в августе повел себя гораздо решительнее, чем за все предыдущие годы.

— Так что, вторжение в Крым? Но это встретит серьезнейшее сопротивление.

— П.Х.: Со стороны кого? Украина лишится управляемости вследствие политического кризиса, развязанного сторонниками Тимошенко. При этом пик кризиса постараются приурочить как раз к моменту кремлевской авантюры в Крыму» (см. также интерпретацию его ареста тут и тут).

Или вот цитата из его фантастической книги, вышедшей в 2005 г., «Мироповорот»:

«Первое, — продолжил он, — российская верхушка и лично президент лишились поддержки Запада. Я, конечно, не знаю всех деталей, несколько отошел от аналитической работы. Но даже то, что узнал, общаясь с некоторыми деятелями в процессе нашей кампании, и анализ украинских событий свидетельствуют о том, что Запад заинтересован в смене нынешней власти.

— Как же Запад бросит таких своих холуев? — спросил Зигфрид.

— Так же, как бросил в Грузии и на Украине.

— Но нам то что с того? – спросил Юра.

— Забегаешь вперед, Алексеич. Итак, второе. Президент перестал быть неприкосновенной фигурой в общественном сознании. Скоро его не будет клясть только ленивый. И третье, политика в России закончилась. Смешно, но она закончилась даже не с отменой губернаторских выборов, а с нашей жалкой кампании. Теперь результаты всех более или менее значимых выборов будут “рисоваться” независимо от результатов голосования. Останутся только выборы местные».

Кстати, в книге речь идет о революционной смене власти в России. Сам Хомяков так объясняет, почему он использует фэнтези для распространения своих идей: «В фэнтези все самые скандальные факты можно объяснить выдумкой. И никто не придерется. Так что все свои самые смелые оценки я даю в своих художественных произведениях в виде политического фэнтези».

Революции активно используют физическое пространство, а не только информационное или виртуальное. И так было всегда. Человек на митинге всегда является более внушаемым, поскольку на него возбуждающе действуют стоящие рядом с ним люди. Он становится частью единого организма, где его индивидуальная воля уже не является столь значимой. Даже футбольные фаны, превращаясь в толпу, представляют определенную опасность для правоохранителей. По этой причине европейская полиция все время обменивается данными при проведении международных матчей, чтобы знать возможных зачинщиков беспорядков. И в Англии, к примеру, очень серьезно занимаются такой научной тематикой, как управление толпой.

Как мы видели, определенные физические ограничения жизни запускались во всех крупных переменах советской истории: от снятия Хрущева до перестройки. Все это было использованием физического пространства, которое существенным образом влияет на настроение населения, одновременно с информационным и виртуальным. Отсюда следует, что массовое сознание, будучи раздраженным, более благосклонно относится к смыслам смены власти.

Но это метод старый. Информационная цивилизация взяла на вооружение его аналог, только из другого пространства. Точно так же в современных условиях используют телевидение. Когда нельзя использовать негативацию физических контекстов, негативируют виртуальные и информационные. Дондурей говорит о войне с Грузией: «В августе 2007 года менее 13 % россиян негативно относились к Грузии и грузинам, но через пять дней после ареста четырех российских офицеров в Тбилиси в октябре того же года (уже после того, как их освободили) от 35 до 44 % граждан России, по данным всех социологических служб, испытывали к этой кавказской и православной стране чувство глубокой неприязни. Именно телевидение, безусловно, обеспечило безоговорочную поддержку российским населением действий своего правительства в Южной Осетии и Абхазии летом минувшего года, сохраняет чрезвычайно высокий уровень доверия к лидерам государства в условиях экономического кризиса».

Однотипно ситуация информационного контекста готовилась в случае Крыма и Донбасса. И по опросам «Левада-центра» можно видеть, что при снижении интенсивности телевизионного воздействия уменьшается и поддержка такого рода действий. Хотя за три года (август 2012-го — август 2015-го) выросло с 16 до 21 % число тех, кто считает, что телевидение дает в целом полную и объективную картину происходящих событий, правда, одновременно поднялось с 17 до 20 % и число тех, кто считает, что телевидение дает убогое и искаженное представление о событиях в мире.

Кстати, еще одним источником заполнения массового сознания мифами является конспирология, которая реализуется как в околонаучных трактатах, так и в художественной литературе. Она хороша тем, что может объяснить все или почти все. В кризисные периоды происходит расцвет такого рода литературы (см. анализ конспирологии на полках книжных магазинов). Однотипно на этой ниве работает и фантастика. Дмитрий Быков говорит: «Фантасты в сегодняшнем обществе играют огромную роль. Война в Украине — это их работа, их проект». Эту тему развивают Быков в России и Янг в США [см. тут, тут и тут].

Есть подобные же параллели о влиянии некоторых текстов на трансформацию поведения. Гумилева, например, связывают с психологическим типом воина-эстета, который выводят из творчества Ницше. Ницше также очень часто связывают с фашизмом из-за его концепции сверхчеловека. Но сегодняшние исследователи отходят от модели Ницше как «крестного отца фашизма», связывая такой подход с ролью, которую сыграла в довоенное время его сестра Форстер-Ницше, бывшая директором его музея и принимавшая там в 1934 г. Гитлера [см. тут и . Golomb J., Wistrich R.C. Introduction // Nietzsche, Godfather of Fascism? On the Uses and Abuses of a Philosophy. Ed. by J. Golomb & R. S. Wistrich. — Princeton, 2002]. Она вносила изменения в его тексты, чтобы приблизить их к нужному, с ее точки зрения, идеалу.

Эрнст Юнгер, еще один писатель, вернувшийся с Первой мировой войны и, как считается, способствовавший формированию нацизма, хотя он не примыкал к нацистам, отказывался печататься в «Фолькише Беобахтер», выступать у Геббельса. Однако его литература делала нацизм привлекательным [Huyssen A. Fortifying the heart — totally. Ernst Junger's armored texts // Huyssen A. Twilight memories. Marking time in a culture of amnesia. — New York etc., 1995]. После войны его признали милитаристом и запретили печататься в течение четырех лет. Кстати, всю жизнь он экспериментировал с разными наркотикам, в том числе пересекся с создателем ЛСД Хофманном. Они вдвоем принимали ЛСД несколько раз вместе, и Хофманн оставил об этом свои воспоминания. На работу Юнгера «Тотальная мобилизация» ссылаются сегодня в контексте войны с террором [Armitage J. On Ernst Jünger’s ‘Total mobilization’: a re-evaluation in the era of the war on terrorism // Body & Society. — 2003 — December].

В военных текстах от Гумилева до Юнгера перед нами происходит создание суровой фронтовой действительности при помощи слова. У Юнгера есть фраза: «Не так важно за что мы воюем, как то, как мы воюем». Ср. также с фразой Ницше: «Мужчина должен быть воспитан для войны». Это информационное и виртуальное погружение в нужную физическую реальность, которая, как следствие, порождает программирование нужного поведения.

ГКЧП также являлся подобным шоковым событием с серьезным физическим компонентом. Ездят танки, все в страхе, телевидение как главный интерпретатор молчит, а когда не молчит, то порождает то, что можно воспринять как антилозунг типа печально известной пресс-конференции деятелей ГКЧП, где все сфокусировалось на дрожащих руках Янаева. Кургинян считает следующее: «ГКЧП тоже был хитро срежиссирован, чтобы окончательно добить КПСС и не дать провести ревизию партийной кассы. Когда склад пустой, его поджигают».

Вся смена власти времен перестройки строится на эффектных визуальных сценах, которые проникают в наш мозг вне всякой оценки или переоценки. Сразу вводится истина последней инстанции, которую невозможно опровергнуть, поскольку профессионалы режиссеры всегда будут сильнее любителей-зрителей.

Гефтер, например, следующим образом оценивает технологию перестроечного фильма Говорухина: «Не так просто в отношении к антисоветской наглости. Наглость построена на известном рецепте — о лжи, достаточно невероятной, чтобы ее приняли за правду. Говорухин действует наугад. Фильм не останавливается перед прямой ложью. Зато он обладает техникой воздействия на вегетативную нервную систему, в обход коры больших полушарий. Вегетативная нервная система, в свою очередь, обладает ресурсом эмоциональной памяти. Образ задерживается в ней, претворяясь в рефлекс отношения. Рефлекс в данном случае один — ненависть. В чем сообщение фильма? Оказывается, тебя, зрителя, хотели убить, растерзать. И есть люди, которые несут в себе это нацеленное на тебя намерение — убивать. Собственно, тема "России, которую мы потеряли" не развернута, если не считать перечня деликатесов, которыми торговали в питерском Елисееве. Грубые, наглые, но очень эффективные приемы воздействия на вегетативную нервную систему. Я разгадал его технологию вызывания ненависти. Тебе показывают полумертвого Ленина, с обесчеловеченным лицом, затем его записку 1922 года о том, что "мы никогда не откажемся от террора". Возникает отталкивающий облик живого трупа, который еще и требует смерти других. Он отпечатывается в вегетативной системе и творит реакцию ненависти. А мелкие обманы либералов, какие у нас в ходу, нерезультативны и подпитывают Говорухина. Чем отвечать на такое воздействие, на такое свинство в обход коры больших полушарий?».

Все это определенные сложные бихевиористские операции, где подключены все виды воздействия на человека, не позволяющие, как следствие, ему принимать решение самостоятельно. Они программируют всю систему на задуманное конструктором поведение. У населения просто отключают самостоятельность мышления, предлагая взамен нужный вид решения.

Новые смыслы внедряются в массовое сознание, становясь единственно возможными, а потом под них начинают подводить саму действительность. И массовое сознание начинает действовать по плану конструкторов, поскольку уже сама действительность подталкивает всех к нужным смыслам.