Клей Ширки является довольно известной фигурой в мире интернета и пишущих о нем. Он также прозвучал в мире формулировкой наблюдения, получившей название принципа Ширки: «Институции будут стараться сохранять проблему, для разрешения которой они были созданы». И пока это правда: милиция и преступность, к примеру, как бы слиты воедино, борьба с преступностью — бесконечный процесс, который сама милиция в рамках своих правил и практик разрешить не способна.

В одном из выступлений, рассуждая на тему газеты и интернета, он говорит: «Революции создают интересную инверсию восприятия. В обычные времена люди, которые лишь описывают мир вокруг себя, рассматриваются как прагматики, в то время как те, которые рисуют невероятное альтернативное будущее, трактуются как радикалы. Однако последние десятилетия не были простыми. В газетах прагматиками были те, кто просто смотрел в окно и замечал, что реальный мир всё больше напоминал немыслимый вариант сценария. На этих людей смотрели как на сумасшедших. В то время как люди, повествующие об огороженных садах и энтузиазме принятия микроплатежей, то есть о видении, которое не поддерживалось реальностью, были не шарлатанами, а спасителями».

Вероятно, перед нами картинка не просто хаотического мира, а мира перехода, который потому является хаотическим, что в нем еще не действуют новые законы или закономерности, хотя уже перестают действовать старые.

В журнале Foreign Affairs в 2011 г. он выступает со статьей «Политическая сила социальных медиа». В ней он подчеркивает, что невозможно увидеть единую модель использования интернета в ситуации протестных акций. В одном случае они ведут к победе, в другом нет. Но общее замечание его таково: «Социальные медиа стали координирующим инструментарием почти для всех мировых политических движений, а большинство авторитарных правительств (и что особенно тревожно — все большее число демократических) пытаются ограничить доступ к ним».

Он подчеркивает, что хотя США в период холодной войны вкладывали много ресурсов именно в коммуникации, завершение холодной войны случилось по экономическим причинам. Он цитирует известную фразу, что любая страна находится от революции на расстоянии трех приемов пищи. Правда, он рассматривает Польшу и Чехословакию именно с точки зрения диссидентских коммуникаций, которые создали противопоставление гражданского общества и государства, что обеспечило мирный переход к другой системе.

Действительно, «Солидарность» тогда получала большое число копировальной техники, что давало возможность распространять протестную информацию в больших объемах. И это говорит о том, что в протесте важны не только смыслы, но и их доставка. Можно вспомнить точно такие же оттиражированные издания времен перестройки. Они читались не так хорошо, потому что на листок А4 пытались поместить как можно больше информации.

Достаточно известна книге Ширки «Когнитивный избыток. Креативность и щедрость в мире связности» [Shirky C. Cognitive surplus. Cognitivity and generosity in a connected age. — New York, 2010], российский перевод вышел под названием «Включи мозги. Свободное время в эпоху интернета». В ней он пишет, что за последние десятилетия у людей вырос объем свободного времени и они научились тратить его более креативно. Ширки начинает с известного факта, что потребление джина в Англии в 1700-х годах выросло существенно, хотя потребление вина и пива оставалось на том же уровне. Он, как и другие, трактует это как результат индустриализации, которая создала не только новое рабочее поведение, но и новое поведение вне работы. Собственно говоря, время для отдыха и появляется только с индустриализацией, поскольку сельский человек его не имел. Государство боролось с ростом потребления джина, хотя на самом деле это старые модели жизни не могли адаптироваться к новым условиям. Добавим к этому, что, вероятно, однотипно мы можем говорить о роли водки в адаптации к новым реалиям в советский и постсоветский период.

Всё это имеет серьезные последствия по всему миру. Англичане, к примеру, говорят, что и капитализм, и коммунизм атомизировали человека, чтобы облегчить управление им. Причем это слова философского советника правительства. Оказывается, есть и такие.

В ноябре 2002-го Ширки уже организовывал саммит по социальным software. Там он заявил, что мир вступает в золотой век социальных software, превосходящих возможности групп по самоорганизации. Под это понятие подвели разработку коммуникативных и интерактивных инструментов мнтернета (см. здесь и здесь).

Сам Ширки в статье 2003 года говорит, что речь идет не только о технологиях, но и о моделях использования, включая потребителя и бизнес. Он подчеркивает: для того чтобы понять социальные software, надо сначала понять электронную почту. И выделяет в ней три аспекта — локальный, социальный и глобальный.

Кстати, такую же идею новой эры волонтерства в современном мире отмечает и французский философ Бернар Стиглер. Он говорит об этой волне как о любителях, тех, кто не мотивирован экономическими интересами. И именно в них он видит залог будущего развития.

Выступая на конференции TED, Ширки отметил следующую особенность развития медиа: за последние 500 лет было только четыре периода, которые можно признать революциями. Первая революция — это печатный станок. Вторая — это инновация в области двусторонних коммуникаций в виде телеграфа, а затем телефона. Третьей революцией он считает изобретение фиксации медиа непечатного типа: сначала фото, потом запись звука, потом кино. И последняя — радио и телевидение. И таким был в результате медиаландшафт ХХ столетия.

В другом его выступлении о том, как интернет изменит правительство, говорится, что  печатный станок, как считалось, должен был усилить интеллектуальную гегемонию католической церкви в Европе. Но появился Лютер, протестантская реформация, тридцатилетняя война. Именно новые идеи, попав в общество, изменили его.

Идея научного журнала, который возникает в это время, требовала открытости. Надо было печатать не только мысли, но и результаты экспериментов, которые вели к вашим выводам. Без этого не могло быть доверия к ним. Поэтому именно печатный станок запустил научную революцию, создавшую в результате нашу модель мира.

Медиаландшафт ХХ столетия породил потребительскую революцию. Потребление — это хорошо. Но Ширки говорит, что у людей есть и другие потребности, например, создавать и делиться созданным с другими. Он считает, что акцент на этом приведет к невероятным экспериментам в научной, литературной, художественной и политической жизни людей.

Кстати, Ширки часто ссылается на работу Ури Гнизи с соавтором. Там задана простая модель человеческого поведения. Она базируется на реальном эксперименте, проведенном в Хайфе, где родители должны были забирать детей из детского центра в конце дня. Когда родители опаздывали, их начинали штрафовать. Но в результате оказалось, что этот метод лишь увеличил число опозданий. И новый уровень опозданий не уменьшился, когда штрафы отменили. То есть штрафы не уменьшили, а увеличили то, за что пытались наказать. Люди просто восприняли этот штраф как плату за опоздание, став рассматривать его как разрешенное опоздание. Они видят более широкую картинку в результате, действуя уже в рамках нее.

После промышленной революции у людей появилось много свободного времени. Но одновременно у людей исчезла возможность непосредственного общения друг с другом. И они переключились на телевизор. Получается, что любовь эта не случайна, ее подгадали и усилили. Американцы тратят на телевидение 200 миллиардов часов ежегодно. Как раз это время для Ширки и является когнитивным избытком, которое надо постараться использовать на что-то более полезное.

Он подчеркивает, что печать стала технологией, которая поддержала научную революцию, распространение газет, демократии. И считает, что в случае интернета любой информационный бизнес, к которому он прикасается (музыка, книги, газеты), рушит модель дефицита. Общество хорошо умело управлять дефицитом. Когда дефицит исчезает, начинаются настоящие социальные изменения.

Это важное замечание. По крайней мере, оно применимо и к модели Советского Союза, для которого дефицит был всегда, как закон природы. Вероятно, социальное управление облегчено в этом случае, поскольку в руках у государства оказывается дополнительный ресурс, который оно начинает распределять по своему устремлению. Государство в этом случае даже не хочет пользоваться универсальным измерителем деньгами, поскольку наличие дефицита всё равно предоставляет ему дополнительный ресурс, который оно не хочет терять.

Информационный ландшафт человека стремительно меняется. При этом Ширки считает, что индивиды не должны сами обеспечивать себя информацией. Тогда, по его мнению, будет узкое ядро хорошо информированных людей и большинство, которое вовсе не интересуется политикой. Сегодня потребители уходят от телевизоров на новые каналы распределения. YouTube, Hulu, Netflix и Amazon забирают себе новых пользователей.

Возникает интересная привязка по языкам. Англоязычные жители Азии от двух до четырех раз больше используют интернет, чем их неанглоговорящие сородичи. Ширки считает, что в результате интернет создает американскую версию Британской империи, где английский язык играет роль королевского флота. Он прогнозирует, что Германия из-за своего языка может остаться лингвистическим островом, несмотря на сильную экономику. Бельгия разделится на две части, которые уйдут во французскую или голландскую сети. Мусульманский мир усилит свою связь с арабскими странами и утратит связи с неарабоговорящими.

Ширки соединяет в себе характеристики и ученого, и практика. И тот, и другой всегда становятся интереснее и сильнее, когда владеют не только своей профессиональной картиной мира, но и возможностью посмотреть на мир с более высокой точки, увидеть не только его тактические, а и стратегические характеристики. Именно так и мыслит Ширки.