Трехсторонняя комиссия еще в семидесятые годы приходит к выводу, что демократии становятся неуправляемыми (высокую оценку этого исследования см., например, у Андрея Фурсова). Этот текст для Трехсторонней комиссии, которая является излюбленным объектом исследований в конспирологии, написали Самюэль Хантингтон, Мишель Крозье и Дж. Ватануки. Именно Британия становится основным примером для рассмотрения, в целом же Западная Европа, хотя это было и до создания ЕС, рассматривается как перенасыщенная разными участниками и их требованиями. Понятно, что сегодня ЕС ввело эти требования в ряд «тормозящих» общих структур, но это наверняка не снимает их значимость для каждой отдельной страны, внутренние требования которых заставляют порождать свой собственный взгляд на политику и ее правильность/неправильность. Кстати, Трехсторонняя комиссия очень быстро откликается на будущие вызовы. Например, заседание 2011 года в Вашингтоне имело секцию по кибербезопасности.

Мы попали в эпоху, когда гуманитарная (социальная) составляющая национальной безопасности начинает выстраиваться на новых основаниях. Социальные науки получили в свои руки более объективный инструментарий. Это, к примеру, нейронаука. И хотя магнитно-резонансная терапия и прочие объективные методы дают только проявления активности, например, оказалось, что лучшие бренды включают те же точки в мозгу, что и религиозные символы (крест или Дева Мария), все равно это возможность более объективного понимания более глубинных процессов.

Помимо усиления объективности анализа началось освоение иных компонентов сознания. С одной стороны, достигнув успехов в области освоения рационального, занялись эмоциональным. С другой – речь сегодня идет о более глубинных ментальных структурах, с которыми до этого не имели дела. В современном американском университете decision sciences стали привычным делом. И это понятно, поскольку принятие решений есть и в военном деле, и в политике, и в бизнесе.

Кстати, то старое исследование Трехсторонней комиссии также четко констатировало: «В то время как традиционная точка зрения утверждает, что сила государства зависит от числа решений, которое оно может принять, чем больше решений современное государство должно исполнять, тем более беспомощным оно оказывается. Решения приносят не только силу, но и уязвимость».

Приближающаяся эпоха Путина не оставляет сомнений – будут предприняты мощные реинтеграционные процессы на постсоветском пространстве. По подсчетам экономистовРоссия нуждается в рынке в 400 миллионов потребителей для того, чтобы экономика могла нормально функционировать, в прошлые исторические периоды достаточно было 40–50 миллионов. Так что в Русском мире есть не только виртуальные, но и чисто экономические потребности.

Одновременно существует вероятность появления других негативных механизмов, способных повлиять на внутренние процессы. Возможные сценарии будущего с негативными последствиями для постсоветского пространства, в первую очередь для Украины и стран Балтии на ближайшее десятилетие таковы:

– распространение искусственной реинтеграция со стороны России (возможно, сегментарная, когда разные части будут входить в интеграционные процессы по-разному),

– резкое экономическое ухудшение (на заседании Трехсторонней комиссии в Токио в 2009 г. Генри Киссинджер сказал, что сейчас хорошее время для введения новых правил игры, поскольку все правительства заняты внутренними проблемами),

– теоретически возможен распад ЕС или НАТО (к примеру, в ближайшее время страны ЕС не будут давать для НАТО достаточного количества солдат из-за демографических проблем, а зона евро вообще испытывает небывалые трудности),

– природные катаклизмы серьезных масштабов (например, Пентагон оплачивал Питеру Шварцу исследование последствий похолодания Гольфстрима),

– сегодня мы попали в период введения новых правил игры, новых правил устройства мировой системы (см. работы: Barnett T.P.M. The Pentagon's new map. War and peace in the twenty-first century.- New York, 2004; Barnett T.P.M. Great powers. America and the world afterBush. – New York, 2009), поскольку не мы будем писать эти правила, есть большая доля вероятности, что они не учтут наши интересы.

Все это принципиально невоенные сценарии, но последствия их будут такими же, как от военных сценариев – катастрофическими. А система национальной безопасности все еще предпочитает работу против возможных военных сценариев.

Любые действия являются возможными исключительно при сильном укреплении себя. Если Украина не готова, что вполне естественно, отказаться от российского газа, то ее риторика только до определенного периода может быть нацелена на ответные информационные агрессивные действия.

Слабые места, например, Эстонии видны в следующем виде: свое население должно получить коррекцию ожиданий и доставку предвыборных обещаний, без которых Эстонию вполне может ждать украинский 2004 год, когда власть не делала никакой коррекции ожиданий населения, что и позволило вывести на улицу нарождающийся средний класс, который почувствовал себя обиженным. Русскоязычное население является следующим пунктом уязвимости для Эстонии, поскольку наличие сегментов с автономным поведением может представлять опасность в случае кризисной ситуации. За ним следуют возможные события в Латвии, которая первой может пойти не в том направлении с точки зрения двух других балтийских стран. И лишь потом назовем Россию как объект активности, события в которой могут пойти в негативном направлении.

То есть имеем следующий набор таких точек уязвимости для Эстонии:

– эстоноязычное население в рамках ухудшения экономического положения,

– русскоязычное население в связи с подверженностью чужим информационным воздействиям,

– Латвия со своими возможными событиями,

– Россия со своими возможными последствиями.

Негатив как новая опасная ситуация возникает при сочетании трех составляющих: Человек + Идея + Кресло. Кто является главным по отношению к стране? Кто решает и порождает негатив? Где он готовится и формируется? Одно время Россия даже ввела отдельную магистерскую специальность – политическое проектирование на постсоветском пространстве. Но нам всем известно, что на постсоветском пространстве ни образование, ни наука не являются движущими силами для власти или политики. Они призваны лишь подтверждать и аргументировать то, что решают другие.

На данный момент выращен большой объем креативных людей, например политтехнологов, у которых реально рынок забрала административная система. Их всегда могут собрать и направить на креативные цели, поскольку идея Русского мира вышла как раз отсюда, а не из административной системы. Русский мир, писали создатели этой концепции, там, где есть русский язык. Один из двухтомников с анонимным авторством повествует, например, о захвате фешн-индустрии мира с помощью российских креативных агентств (см. работы: Воины креатива. Главная книга 2008 – 2012. – М., 2008; Воины креатива. Праведный меч. – М., 2008). То есть тут креативность, а не русский язык предопределяет расширение Русского мира.

Андрей Окара выводит идею Русского мира из более ранних подходов методологов Сергея Железко и Ирины Жежко. Ирина Жежко в своей «интеллектуальной биографии» вообще об этом не упоминает. Вторичное вхождение этой идеи, которое для всех и стало первичным, связано с именами Петра Щедровицкого и Ефима Островского.

В свое время Ефим Островский выступил со статьей «Реванш в холодной войне». Это его доклад 1995 г., где он говорит как раз о проблематике влияния, осуществляемой с помощью инструментария гуманитарных технологий: «Еще позавчера виртуальное оружие было столь же невероятно, как и атомная бомба в начале 1940-х: тогда уже появился опыт уничтожения целых городов с воздуха, но это никак не вязалось с тем, что для уничтожения городов достаточно одного хорошего самолета, одного пилота и одной бомбы. Вчера виртуальное оружие массового действия было применено по целям на территории Советского Союза. Сегодняшняя ситуация бросает учению о глобальных стратегиях вызов, аналог которому можно найти лишь в середине XX века, когда потребовалось переосмысление всего, что стратеги от войны и политики знали о глобальном противоборстве и тотальных войнах: “Холодная война” породила Добрую Бомбу — это даже не нейтронная бомба, которая убивает людей, но оставляет нетронутыми предметы материальной культуры; Добрая Бомба не лишает людей жизни. Добрая Бомба не уничтожает человека, полностью соблюдая заповедь “Не убий” — а вытесняет его волю и смысл, замещая их чужими волей и смыслом. Это — войны в ином измерении, сквозь которое вы наносите удар — и получаете работающие на вас командные пункты и танки, стройными колоннами сами направляющиеся на переплавку».

Это и есть операция влияния, способная менять цели. Советский Союз с его перестройкой, вероятно, был первым масштабным проектом такого рода. Новый терроризм, по сути, является таким же проектом, только если перестройка велась в информационном пространстве, то терроризм основные свои действия ведет в физическом пространстве, надеясь «собрать урожай» в пространстве виртуальном.

Гейдар Джемаль в беседе с Ефимом Островским увидел такую особенность взаимовлияния/взаимозависимости языка и человека: «Тем более что при отборе — исторически так сложилось — тех кадров, которые этот русский язык воспринимали и использовали, был применен некий критерий отбора (с вариациями, конечно). Все эти люди пассионарно ангажированы в радикальной политике, или сознают возможность такового ангажирования, или общаются в тех кругах, не ангажированные сами и, может быть, даже политически чуждые, но волей своего жизненного пути имеют такую причастность». И далее: «По-русски во всем мире говорят пассионарии, открытые социальным инновациям. В то время как на английском языке говорит всякая сволочь». Последнее свое замечание он раскрывает примерами языка торговцев в любой точке мира, пытающихся всучить какой-нибудь товар туристу.

Мнение Островского на тему применения такого инструментария таково: «Та Страна, которая первой осознает, что такое виртуальное оружие — будет первой, нарушившей равновесие в этой области. Потом оно будет восстановлено — но именно на этом поле Россия может дать и выиграть решающую битву Холодной войны». Заметим также, что Ефима Островского даже в биографии подают как ведущего гуманитарного технолога Русского мира. См. также его рождественские лекции на сайте журнала «Сообщение».

Управление нематериальным является прерогативой религии и идеологии, именно поэтому тут первыми были идеологические государства типа Советского Союза. Это давало возможность выполнять следующие задачи:

– направлять потоки населения в нужном направлении (БАМ, целина, война),

– запускать массовые профессии и массовые биографии,

– удерживать модус социального оптимизма,

– управлять врагами так, чтобы они помогали строить социализм.

Управление нематериальным было очень сильным в эпоху Рузвельта. Складывается впечатление, что именно тогда впервые было достигнуто взаимопонимание между властью и представителями социальных наук. Ученые изучали опыт разного рода конструирования нематериального, например, на базе распада Австро-Венгерской империи и последующего выстраивания государств в роли независимых (Чехословакия и др.). Тогда было издано до двух десятков монографий по разным странам.

Эпоха Рузвельта не только сконструировала послевоенную систему мира, кстати, США уже занимались оккупационными войсками и другими проблемами еще до того, как сами вступили в войну. Там были конкретные интересные результаты – например, за всю войну не было межрасовых столкновений. Один из антропологов, советник Рузвельта, Ф. Неш занимался предупреждением межрасовых столкновений, поскольку власть понимала, что это с неизбежностью будет приводить к остановке работы заводов, и это было совершенно неприемлемым в военное время (см. работу: Price D.H. Anthropological intelligence. The deployment and neglect of American anthropology in the second world war. – Durham – London, 2008). Для этого советника вся информация с мест шла по военным, а не по гражданским каналам. И в ряде случаев просто проявление внимания из Белого дома останавливало нарождающийся конфликт. Другой антрополог разрабатывал послевоенное переселение народов, для чего собирались осваивать Латинскую Америку. Но смерть Рузвельта остановила этот проект.

Кстати, советские проекты переселения народов практически все были насильственными. То есть идея та же, но принципиально другой инструментарий. Интересно, что одной из версий выселения крымских татар, хотя и отвергнутой, является еврейская. Гульнара Бакирова пишет: «Идея создания автономии евреев в Крыму возникла при подготовке пропагандистской и деловой поездки членов Еврейского Антифашистского комитета Михоэлса и Фефера в США летом 1943 года. Предполагалось, что американские евреи воспримут ее с энтузиазмом и согласятся финансировать все связанные с ней расходы. Задача специального разведывательного зондажа – установление под руководством нашей резидентуры в США контактов с американским сионистским движением в 1943-1944 годах – была успешно выполнена. В январе 1944 года Эпштейном и Фефером был составлен проект докладной записки Сталину, где излагалась идея создания еврейской автономии в Крыму. Фефер, по свидетельству П. Судоплатова, несколько раз обсуждал крымский проект с Берией». Однако потом и сами деятели Еврейского Антифашистского Комитета были осуждены в 1948–1952, так что эта версия как истинная причина произошедших событий не может быть принята.

Не менее интересно во время войны проявились идеи известного антрополога Грегори Бейтсона во время его работы в Управлении стратегических служб в конце войны. Он считал, например, что Америка должна заимствовать не английский, а советский опыт взаимодействия с местными культурами. Британцы стремились привить местному населению идеал белого человека, поэтому любое проявление национального искусства почти автоматически воспринималось как протестное. Советский Союз, наоборот, поддерживал фестивали местного искусства, поэтому они не были протестами. Единственным исключением следует, наверное, признать эстонские певческие праздники, которые местным населением все равно воспринимались как протест.

Кстати, уровень управления американским общественным мнением демонстрирует и тот факт, что ни разу не было фотографии в печати Рузвельта на коляске, американцы были убеждены, что он нормально передвигается (см. работу: Levin L.L. The making of FDR. The story of Stephen T. Early, America's first modern press-secretary. – Amherst, 2008). Единственным случаем появления чего-то похожего на правду был снимок издалека, но он, как выяснилось в результате расследования, был сделан не представителями журналистского пула.

Сегодня Пентагон оплачивает даже изучение сакрального, что парадоксально для военного ведомства (работы Скотта Атрана), хотя в свое время мобильная разведывательная группа, вошедшая даже раньше передовых воинских частей, искала в здании разведки Ирака... древний талмуд. Правда, они нашли только футляр от него на одном из подземных этажей, но сама задача военных представляется интересной.

В целом вообще возникла отдельная область human terrain systems, то есть человек перестал рассматриваться военными как чисто физический объект. Характерным для развития современных социальных наук стало использование инструментария «со стороны»: экономисты изучают своими принципиально более объективными методами религию (Родни Старк и др., см. Работы: Stark R. The rise of christianity. - San Francisco, 1996; Stark R. Discovering God. – San Francisco, 2007), усиленное развитие получили когнитивные подходы к религии (Паскаль Бойер, Скотт Атран, см. работы: Boyer P. Religion explained. – New York, 2002; Atran S. In God we trust. - Oxford, 2002), использование томографии для изучения брендов (Мартин Линдстром, см. работу: Lindstrom M. Buy-ology. – New York, 2008).

На наших глазах происходит переключение с модели рационального выбора (Кеннет Эрроу и РЕНД, см. Работу: Abella A. Soldiers of reason. The RAND corporation and the rise of the American empire. – Orlando etc., 2008; есть русский перевод, из которого изъят интересный подзаголовок книги – «Корпорация РЕНД и рост американской империи»: Абелла А. Солдаты разума. – М., 2009), на которой держалась вся аналитика холодной войны, к тому, что можно обозначить как модель иррационального выбора, где наиболее ярким в плане продвинутости в государственное управление оказался Р. Талер с его теорией подталкивания и архитектуры выбора (см. работу: Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth, and happiness. – New York etc., 2009). И сегодня правительства Великобритании и Франции взяли на вооружение этот принципиально новый инструментарий управления.

Нематериальное стало базой нового поколения войны, когда ставится задача атаки на чужие центры принятия решений и защиту своих центров. Для справки: первые три поколения были сугубо материальными, в них центрами поочередно становились людская масса, масса огня и маневр.

Есть три пространства: физическое, информационное и виртуальное. Успешно освоив первые два, человечество начало освоение третьего в качестве создания новой интенсивной технологии.

В прошлом это делалось веками (например, продвижение христианства), сегодня требуются более быстрые результаты. Кстати, когда появилась идея информационных войн, вспомнили приход авиации: воздушное пространство заметили только тогда, когда появилась возможность его эксплуатации. До этого его как бы и не было.

Как самый близкий и легкий пример операций влияния можно рассмотреть романы Дэна Брауна. Они, как и последовавшие за ними фильмы по этим романам, можно трактовать как операцию влияния, хотя бы потому, что следовало обеспечить продажу миллионов книг и приходы в кинотеатры миллионов зрителей. Содержательно были активированы следующие идеологемы/мифологемы:

– борьба добра и зла,

– важность религии, но и эзотерики и оккультизма и для современного мира,

– Ватикан как духовный центр,

– роль тайных обществ в прошлом и в современности (масоны, иллюминаты, ассасины).

Каждая данная идеологема была активирована и поднята в своем статусе в современном порядке дня.

Причем был порожден большой поток вторичных коммуникаций, которые были бы невозможны без первичной коммуникации – книг Брауна. Это обсуждение, критика, ответы упомянутых в книге реальных людей типа Л. МакТаггерт, директора института ноэтических исследований (см. работы: Абелла А. Солдаты разума. – М., 2009; Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. Improving decisions about health, wealth, and happiness. – New York etc., 2009).

Это все мы можем трактовать как операцию влияния, которая хотя и не поменяла структуру мира читателей/зрителей, но активировала маргинальные структурности, подняв их статус. Этот же пример дает возможность увидеть, как операции влияния могут легко менять среду своего воздействия: от книг к фильмам.

И главная особенность, с нашей точки зрения, операций влияния лежит в том, что они не позволяют осуществлять симметричные ответы. Тогда, например, в ответ на Дэна Брауна нужно снять фильм с теми же героями и противоположным содержанием, что в принципе невозможно.

Возможным остается только асимметричный ответ. А его проведение чревато тем, что не удастся достичь нужного результата, поскольку нужная информация уже была внедрена в массовое сознание.

Другой характеристикой операций влияния следует признать то, что их основное содержание не является главным для влияния, таковым является как бы фон, дополнительное содержание. Это фоновые коммуникации, которые не вызывают противодействия, поскольку мы следим только за основным содержанием. Это как вьетнамская арифметическая задача: три вьетнамца сбили один американский самолет, сколько американских самолетов собьют девять вьетнамских солдат.

Таким образом, мы можем различать информационные операции и операции влияния в зависимости от того, где расположена основная информация – в главном сообщении или в фоновом. Фон задает «решетку», в рамках которой протекает действие. Пример – фильм о современных Ромео и Джульетте времен Оранжевой революции. Он был сыном губернатора, Она – девушкой с майдана. По сюжету Он уговаривал Ее уехать учиться в Англию, а она хотела делать революцию. Соответственно, мы можем представить себе подобный сюжет с сыном секретаря обкома, а Она теперь окажется дочерью диссидента.

Украина сейчас получила начало очередной газовой войны в рамках чего сразу можно увидеть такие факторы, позволяющие классифицировать данное воздействие как системное, а не как случайное:

– Россия задействовала все три основных канала (ОРТ, РТР, НТВ), именно они в свое время активно громили Лужкова, НТВ также выдало на-гора несколько негативных фильмов в связи с удалением Прохорова из «Правого дела» (фильмы о Ройзмане – очень жесткий и о Пугачевой – более мягкий),

– аналитические сюжеты, требующие больше времени и ресурсов на подготовку,

– переход данной тематики в ток-шоу,

– подключение важных комментаторов типа Леонтьева,

– включение комментариев первых лиц,

– вербальная атака на чужих первых лиц (например, употребление обозначения «бацька» по отношению к Лукашенко),

– распространение новых примеров, иллюстрирующих обычный фиксированный негатив о стране,

– информационная поддержка оппонентов правящего режима.

Несколько комментариев к этим проявлениям войны:

– один из аналитиков сказал об этом подходе не как о войне, приведя пример татаро-монгольского ига, которое тоже не называли войной, поскольку ответных действий не было,

– россияне ставят в своих новостях рассказ об Украине (например, о суде над Тимошенко в конце). В это время заканчиваются украинские новости и все переключаются на российские,

– Даниил Дондурей привел социологические данные изменения отношения к Грузии после ряда новостных сюжетов по поводу ареста четырех российских офицеров. Это он сделал в доказательство того, что телевидение действует вполне эффективно, переводя страну в восприятии населения на уровень вражеской,

– все это, по сути, является попыткой дать системам принятия решений массового сознания те факты, которые должны привести его к нужным решениям.

Сегодня именно принятие решений стало основной «болевой» точкой социосистем. Принятие решений является базой в военном деле, в политике, в бизнесе.

При этом даже контролируемая информационная среда не является полностью контролируемой, в связи с чем можно вспомнить советское умение читать между строк. Дондурей как-то упомянул о вкраплении в передачу фразы, что ФСБ крышует рейдерство в России. Поскольку передача шла в записи, он трактует эту «обмолвку» как специальную технологию по созданию достоверности, иллюзии свободы слова.

Если Путин пишет «Известиях» о едином экономическом пространстве, то Хакамада там же ядовито отзывается о будущих выборах: «Федеральные выборы парламента и президента воспринимаются всегда правящей элитой в России в качестве катастрофы. Как не допустить смены фигур и при этом создать видимость национального выбора?! Тут уж не до веселья. Скучненько, но без потрясений, как говорится». Первая статья рекламируется во всех выпусках новостей, о второй никто не вспоминает. Это является основным инструментарием власти: способствовать тиражированию «правильных» мыслей и всеми силами препятствовать распространению «неправильных».

При этом Беларусь, будучи участницей этого самого единого экономического пространства, одновременно вошла в топ-5 врагов России по данным опроса общественного мнения ФОМ 10 июля 2011 г.. В 2000 г. ее там не было, а США за эти годы перешагнули ступеньку с 21% населения, видящего в них врага, до 26%. Путин говорит о свободе передвижения и о том, что даже советский институт прописки не давал таких возможностей, а 56% россиян запретили бы въезд в свою область представителям некоторых национальностей. Отвечая на вопрос, какое настроение преобладает в стране, 63% считают, что тревожное, и только 23% говорят о спокойном.

Косвенно мы можем увидеть это и в списке внешних врагов России. 1% считает таковой Украину, 5% – Грузию. Страны Прибалтики с одного процента в двухтысячном году в 2011 г. уже исчезли в этом списке. Интересно, что и НАТО перешло с 2% на 1%, Чечня – с 4% тоже на 1%. А США, Китай, Япония увеличили свои проценты с 2000 г.

Социосистемы оказываются гораздо более уязвимыми, чем это нам представляется. На них существенное влияние оказывает не только жесткая, но и мягкая сила. Даже удержание имеющейся модели мира притом, что активно продвигается новая, представляет существенную задачу, поскольку требует ежедневного и ежечасного реагирования. Стабильные системы прошлого находились в этом плане в более выгодном отношении. Операции влияния являются наиболее интересным инструментарием, поскольку вызывают наименьшее сопротивление проводимому воздействию.

Читайте прежние статьи Георгия Почепцова:

Інформаційні складові виборчої кампанії

Глобальне проектування за допомогою медіакомунікацій

Забезпечення комунікативних операцій держави

Чому і як відбувається викривлення реальності в інформаційному просторі

ҐКЧП як особливий комунікативний проект

Другие публикации этого автора вы можете найти тут.