Виртуальные войны как продвижение собственной мягкой силы ведут практически все страны мира. Они создают сегодня свои виртуальные империи вместо бывших империй физического толка. 

Силы империй лежат сегодня не только в области физического оружия, они ложатся на информационное и виртуальное оружие, способные внести изменения в сознание аудитории. Фильм «Чапаев» форматировал сознание советского человека. Но точно также фильмы российские или американские форматируют сознание украинца.  В любом случае они сближают сознание одно с сознанием зрителя другой страны, для которого этот фильмы и был произведен. До тех пор, пока такие сближения не разрушают национальные структуры сознания, в этом нет опасности. Однако реальных последствий в долговременной перспективе мы не знаем.

Переговоры об ассоциации с Евросоюзом и последующая за этим реакция России заставили многих говорить о торговой и информационной войне соседней страны против Украины. Однако если торговая война действительно была, то назвать войной информационное то далекое на сегодня давление можно лишь с большой натяжкой. Все эти заявления были естественной реакцией на то, что не нравится Москве. Просто когда это «не нравится» начинает реализовываться системно, мы начинаем задумываться: а не информационная ли это война? Но поскольку решение принимается узкой группой людей, то это просто создание определенного информационного контекста, что можно лишь условно признать информационным давлением.

Информационные войны на постсоветском пространстве ведутся в преддверии войн настоящих. Так было, например, с Грузией. Украина часто мелькала в негативных российских телесюжетах и до Майдана и Крыма, поскольку надо было объяснить российскому массовому сознанию, что правильный путь только один.

Самый яркий пример — период газовых войн. Вот тогда, хотя реальных боевых действий не планировалось, велась и всегда ведется настоящая информационная война. Она тянулась долго во времени, была более интенсивной — с «фронтов» почти ежедневно поступали новости, в процесс включались европейские соседи. То есть активность была на порядок выше, чем всегда. Другое дело, что потом добавился экономический инструментарий воздействия.

Торговая война началась с фактического запрета импорта продукции корпорации Roshen. После этого россияне блокировали весь импорт из Украины. И внятного информационного сопровождения таких действий со стороны таможни не было. Каждый из участников говорил то, на что он имел право. Причем так до конца и непонятно, стояли эшелоны на российской границе или нет? Сам факт был скорее информационным, а не реальным. Действия украинской стороны были максимально замедленными и выжидающими. Так ни торговые, ни информационные войны не ведутся. Так они проигрываются. Однако и не  было телесюжета, где бы Roshen демонстрировал свои фабрики журналистам и экспертам. А если корпорация решила помолчать, то остальные и подавно молчали. Кстати, это могло быть «подверстано» и нами, чтобы обосновать свой отказ от Таможенного союза. Реальные кукловоды каждый раз оказываются спрятанными. В этом и есть высшее искусство.

В ходе этой ситуации «ни войны - ни мира» появилась информация о готовящейся кампании против украинской гривны и обличающие статьи в западной прессе. В случае информационной кампании снова неясен заказчик — свой или чужой. Если чужой, то это одна история. А если свой — то совсем другая. И эта неоднозначность как раз и объясняет нереагирование официальной стороны. Никого, кроме журналистов, эта кампания не заинтересовала. Украина попадает  в более сложную ситуацию, когда «кто-то» начинает говорить за других игроков. Но именно поэтому на нее и нет того реагирования, которое планировали организаторы кампании. Плюс к этому следует добавить, что если бы такой план реально был, неужели бы он просочился в руки журналистов страны, на которых ведется это воздействие? Такие вещи не выходят наружу.

Как всегда, подобные события ничем не заканчиваются. Сегодня мы не можем вспомнить даже ежедневные яростные атаки времен прошлой газовой войны. Это информационная составляющая, которая всегда будет сопровождать политику. Но точно так же быстро забываться, как это происходит с новостями, поскольку одни из них вытесняют другие.

Украина и Россия находятся в варианте исторической войны, когда перестают быть одинаковыми и герои, и враги, когда известные исторические события получают новые интерпретации. Россия достаточно четко видит базисность такого рода войны. А. Фурсов, например, пишет: «Цель психоисторической войны – разрушить организацию психосферы противника, посадив его на ложный информпоток, внедрив свои концепции его самости в пространстве и, главное, во времени и лишив его собственных смыслов и ценностей и навязав чуждые – разрушительные и парализующую волю к борьбе. Наиболее важное направление психоисторической войны – история. Битва за историю – это по сути главная битва оргвойны в психосфере, поскольку она подрывает эту последнюю сразу по нескольким направлениям, включая психоудары по исторической памяти (наиболее важные события, наиболее значимые и знаковые фигуры – отсюда поливание грязью нашей Победы, воинской славы, конкретных лиц, прежде всего Сталина, схема «миф о Гагарине» и т.п.), по идентичности, по традиционным для данной цивилизации ценностям».

История становится ареной битв, как и современность, по единой схеме, когда сходятся на том, что событие было, но интерпретации произошедшего могут быть разные, разными могут быть причины и следствия. Исторические войны – это те же интерпретационные войны, которые характерны для войны смысловой.

А. Фурсов дает прямые рекомендации действовать на упреждение: «Мораль из всего сказанного выше: в психоисторической войне в целом и в информационной в частности, особенно в такой сфере как история, не следует ждать, пока противник нанесет удар, нужно бить первыми. Нам нужны свои работы по истории событий, юбилеи которых приближаются, но и вообще по истории России и – обязательно – по истории Запада, с которым и в пользу которого сравнивают Россию. При этом в ходе сравнения у России выпячивается негатив, а то ей и просто приписывается нечто в реальности не существовавшее, а у Запада ретушируются темные пятна. Вообще, нужно сказать, что умение табуировать неприятные для Запада темы и неприглядные преступные страницы его истории – характерная черта западной культуры, в том числе и научной».

Проблема сегодняшней информационной войны Украины и России состоит еще и в определенной усталости населения от повествования подобного рода. Рано или поздно это должно было произойти, поскольку наше сознание не может держаться на одном наборе эмоций.

Один из участников этой войны со стороны России К. Эрнст писал: «Главным образом это происходит из-за того, что наше время очень спрессованное, информационное воздействие — колоссальное, и аудитория довольно быстро от чего-то устает, перестает интересоваться и переключается на другое. Вот одна из причин кризиса в сериальном производстве: срок производства длиннее, чем реальный срок действия твоего прогноза. Ты начинаешь проект с одним знанием — а когда он будет закончен, аудитория уже может хотеть совершенно другое. На сериальном рынке сейчас произойдет то же самое, что уже произошло на книжном. Я слежу за книжным рынком — там все случается сначала. Потом — в сериалах, а потом уже — в кино».

Украина прошла через экономическую, торговую, историческую войны, пока не получила настоящую информационную и смысловую войну, которые обеспечили проведение действий в физическом пространстве, которые вполне можно назвать уже квази-войной.

Более того, часть окружения Путина и сегодня требует усиления войны. Например, С. Глазьев: «У нас еще есть возможность это сделать, через полгода такой возможности уже не будет. Посмотрите динамику - если в декабре нацистов было 2 тыс. человек в Киеве, в феврале - 20 тыс., в мае их уже 50 тыс. вместе с военнослужащими, в середине лета их будет 100 тыс., в сентябре их будет 200 тыс., к концу года они поставят под ружье 500 тыс. человек. Мы получаем мощнейшую военную машину, ориентированную против нас, нашпигованную нацистами, идеологически заряженными против России... Конечной целью этого всего действия является война с Россией. Мы не сможем, потеряв Донбасс, сохранить мир, так как следующая цель, которая декларируется – Крым». А Дугин винит персонально Суркова в том, что война приостановлена.

И только Проханов, под крылом которого оказались выпестованными основные руководители донецких событий от Бородая до Стрелкова, продолжает радоваться войне: «Донецк, Луганск, Славянск — это лучшие города мира, самые восхитительные и прекрасные, не сравнимые в своей красоте и величии с Парижем, Римом и Лондоном. Города-герои, города русской святости. Ополченцы этих городов сражаются за право быть русскими. Это самые прекрасные русские на земле. Они среди огней и взрывов строят новый русский мир, воюют с чудовищем НАТО, подрывают гранатомётами мерзкие БТРы и танки. Они бьются с фашистским косматым пауком, который внезапно вылез из преисподней в центре Киева, набросился на Юго-Восток, жалит и убивает». Даже в названии этой своей статьи он пытается соединить мир сталинский и мир сегодняшний: "За Родину! За Новороссию!"».

И сегодня можно понять, что бесчисленные приходы А. Проханова на эфиры к В. Соловьеву, которые начались достаточно давно, а не только в период противостояния, имели целью активировать и удержать эту воинственную модель мира. Проханов или более академически ориентированный Дугин по сути являются «ястребами» и востребованы тогда, когда на подобные позиции переходит руководство России.

Однако такая война виднеется и на более абстрактном уровне, там также Россия хочет противопоставить себя миру. Например, В. Аверьянов пишет следующее: «Актуальным геополитическим проектом Русской идеи является, таким образом, альтернативная глобализация. Противопоставляя обществу потребления общество Духа, обществу эксплуатации — общество радости, Россия ставит перед собой задачу провести глобализацию по альтернативному сценарию. Цель русской глобализации — не эскалация потребления "золотым миллиардом" за счёт обнищания всех остальных, но воссоздание общества традиционных ценностей во имя всеобщего блага. В этом обществе принадлежность к элите будет определяться не объёмом или качеством потребления, а мерой духовного превосходства, объёмом знаний и готовностью посвятить себя бескорыстному служению Русской идее. Альтернативная глобализация — конкретный проект, а не метафора».

Это один из проектов похода против всех. Он никогда не будет реализован. Но он может будоражить умы, удерживая их в нужной модели мира. Военные ситуации как показывает опыт (американский — Буш-мл. или российский — Путин) облегчают процессы управления и выборов, поскольку избиратель группируется вокруг сильного лидера. Возможно, это было косвенной, если не прямой причиной создание модели постоянного врага в СССР или в довоенной Германии. Не только в мобилизационной экономике, но и в мобилизационной политике всегда будут приглушены голоса оппозиционеров, поскольку в этой ситуации приоритет отдается голосам не оппозиционеров, а патриотов.

Информационной особенностью этого периода является то, что слова теперь никто не выбирает. Стрельба из автоматов и танков, как правило, повторяется стрельбой из телеканалов. Все хорошее забывается, а все плохое выпячивается. Невозможное сразу становится возможным. А ничтожное — важным.

Легче войти в войну, чем выйти из нее. Поэтому первые лица всегда на порядок осторожнее, чем политики, которые могут кричать все, что их душе угодно.  Они отвечают за день сегодняшний, а государственные деятели — за день завтрашний. И это всегда сложнее.