Медиакоммуникации становятся предельно важными в случае, когда они становятся площадкой для информационных и смысловых войн. Обычный человек не имеет защиты от этого инструментария. Информационные войны оперируют значениями, смысловые – смыслами. Разграничение значений и смыслов в свое время ввел логик Г. Фреге.

Медиакоммуникации можно разделить на имеющие долговременные (стратегические) цели и интересы и кратковременные (тактические). Демократическое государство старается участвовать в контроле стратегических, но не тактических интересов и целей. Тоталитарное государство контролирует всё, к тому же в наказание за нарушение применяет не только информационные, но и чисто физические средства в виде цензуры или в крайнем случае лишения свободы.

Информационные войны также ориентированы на тактические цели, в то время как смысловые войны имеют цели стратегические. По этой причине можно сказать, что для информационных войн важен акцент на начале информационного процесса, а для смысловых – на окончании. Информационную операцию рано или поздно детектируют, смысловую – почти никогда. Ее видят тогда, когда уже ничего изменить нельзя.

Сегодня Украина и Россия пребывают в состоянии смысловой войны. Ее главной характеристикой является несовпадение в толковании дальнейшего развития между двумя возможными направлениями – Европейским и Таможенным союзами. Каждая из сторон толкует свой выбор как наилучший, а выбор противоположной стороны – как неудачный.

Информационные войны оперируют отсылками на объекты реальности, смысловые войны работают с объектами виртуальности. Виртуальность открывает совершенно иные горизонты для работы, поскольку позволяет генерировать нужные объекты в бесконечном количестве. Однако все революции, к примеру, совершаются в поиске справедливости (лозунг «свобода, равенство, братство» функционирует со времен французской революции).

Глобализация также была смысловой войной. В результате сегодня, будучи коммерчески поддержанным, любой продукт попадает в каждую точку земного шара: от Гарри Поттера до последней марки автомобиля. Мы стали более похожи в потреблении сначала виртуального продукта (книги, кино, новости), а потом и физического (еда, косметика, одежда).

Глобализация стала результатом перестройки. Произошла замена смыслов. Но новая система ценностей в нашем случае всё равно наталкивается на старую, порождая войну смыслов в головах. Ельцин со свечкой в храме является символом такого наложения двух матриц.

В результате Россия, например, попадает сегодня в конфликтное положение. Вот несколько примеров первой декады октября 2013-го. Фильм Федора Бондарчука «Сталинград», который попал в срочный прокат, чтобы быть выставленным на «Оскар», рекламируется по телевидению как фильм, попавший в лонглист «Оскара». То есть главным достоинством патриотического фильма становится нахождение в чужой «очереди». Или другой пример: журналисты канала «Россия24» в курточках, где с одной стороны на груди написано «Россия24», а с другой – Columbia, рассказывают об эстафете по несению олимпийского огня. Оба эти примера говорят о пребывании в чужой ценностной системе.

Перестройка была облегчена тем, что советский народ уже ментально признал чужую систему лучшей. Мы смотрели чужие фильмы, носили чужую одежду, читали чужие тексты. Сменились и детские, и взрослые герои. У Запада свои детские тексты, которые окружают и создают комфортное детство. СССР имел свои, но потом они пропали.

Такая же модель частично присутствует и в сегодняшней смысловой войне, которую ведет Россия, подчеркивая экономическую провальность политики Украины. Валентин Бадрак, к примеру, отмечает, что в этом направлении работают и комедийные передачи, и даже детские фильмы. Например, мультипликационный фильм «Добрыня Никитич и Змей Горыныч» показывает киевского князя как неадекватного героя. Кстати, это касается и других фильмов о богатырях.

Г. Малинецкий говорит о возможных последствиях отказа заниматься культурой (Малинецкий Г.Г. Сколько стоит культура? // Информационные войны. – 2011. – № 3). Компьютерные модели в Институте прикладной математики РАН показали следующие результаты для 2030 года, если чужие войска не будут даже введены на территорию России, а соперничество будет идти в области культуры, экономики, демографии: Сахалин и Курилы отходят к Японии, возникает марионеточное государство и китайская зона влияния на Дальнем Востоке, Камчатка, Чукотка, Восточная и часть Западной Сибири отходят к США, появляется мусульманский анклав в Поволжье, ряд государств на Кавказе. То есть речь идет об интервенции не физических, а символических сил.

Информационные войны работают в безальтернативном пространстве, поэтому введение данной информации призвано отменить другую. Смысловые войны облегчают свое существование тем, что они протекают в альтернативной среде. Поэтому вхождение новых объектов здесь не встречает того уровня сопротивления, которое имеется в других средах (информационной и физической). В этом отличие виртуального пространства, где реализуется религия, идеология, литература и искусство. Они становятся единственными и безальтернативными только в случае поддержки этого со стороны информационной или физической среды (цензура, аресты или сжигание еретика на костре в более давние времена).

Интерпретация или реинтерпретация сохраняет физический набор объектов события, однако придает ему другое значение, вводит другой сюжет. Например, Россия и Грузия не спорили о том, была ли война. Речь шла о приписывании позиции агрессора разным сторонам. Украина и Россия не спорят о событии подписания договора об ассоциации, они предлагают различные концепции последствий этого подписания.

Любое отдаленное во времени событие уже невозможно истолковать единственным образом. Даже специалисты-историки имеют разные взгляды на одно и то же. Однако образование тиражирует всегда только один вариант. Массовая культура очень сильно стирает всякую возможность альтернативы вообще, а стандартный человек имеет реальный доступ только к массовой культуре.

В целом, вероятно, можно сказать, что информационные войны – это смена обоев, а смысловые войны направлены на смену фундамента. Конечно, обои могут выглядеть как окно, а настоящее окно – как стул, на который вы сядете и упадете. Но всё равно это смена сегмента картины мира, которая, несомненно, может иметь фундаментальные последствия. Смысловая война всегда направлена на подобные фундаментальные последствия.

Этот переход к смысловым войнам следует освоить как можно скорее. Ведь технологическое отставание на первых этапах ведет к еще большему отставанию на последующих. Примеров море: ни Украина, ни Россия же не в состоянии сегодня выпустить ни мобильный телефон, ни телевизор, ни компьютер. Еще в 1962 г. советник Дж. Кеннеди А. Шлезинджер писал своему президенту, что если США не обратят внимания на кибернетику, как это делает СССР, то они проиграют всё. Есть исследование на тему, почему СССР не сделал интернет, где в заголовке встречается слово Inter-nyet (Gerovich S. Inter-nyet: why the Soviet Union did not build a nationwide computer network // History and Technology. – 2008. – Vol. 24. – N 4). Хотя интернет придумывался как инструментарий для совместного пользования ресурсами, а превратился в канал коммуникации.

Смысловые войны в большой степени незаметны с точки зрения получателя информации, и в этом их сила. Более того, они идут как бы в русле сохранения имеющейся модели мира, не противореча ей, хотя на самом деле конечные их цели иные. Так, перестройку Михаил Горбачев задавал как возвращение к ленинской модели, но в конце ее Ленина вслед за Сталиным списывают в архив.

Следует также помнить, что смысловые и информационные войны характерны для кризисных ситуаций. Поэтому предварительная подготовка к защите, а не только собственной атаке имеет существенное значение. И здесь уже накоплен достаточно большой опыт в сфере паблик рилейшнз. Например, А. Чумиков продвигает международно признанные десять тезисов по работе в кризисных ситуациях, один из которых звучит так: «быстрая реакция – ключевой момент в стратегии кризисных коммуникаций». А быстрая реакция всегда является результатом предварительной тренировки в реагировании, что особенно важно для выработки реакции государственных структур, где требуется почти бесконечное согласование действий разных ведомств.

При этом нам следует помнить, что кибератаки проходят только в систематике информационных войн, которые делятся по этой причине на действия в киберпространстве и информационном пространстве. Однако кибератака также может нести последствия для информационного пространства. Например, 27 августа 2013 г. на три часа был отключен в результате такой атаки веб-сайт газеты New York Times. Здесь, как видим, кибератака имела четкие информационные последствия.

Медиакоммуникации несут на себе политическую, экономическую, развлекательную нагрузки. Они стали частью жизни любого человека. Они наполняют пространство вокруг нас информацией и смыслами. И очень часто наша жизнь понимается и интерпретируется нами исходя из того, что мы получаем по этим потокам, а не непосредственно из физического пространства. Человек зависит от медиапространства точно так, как он зависит от пространства физического.