Есть определенные параллели между пропагандами Германии и СССР, поскольку в обоих случаях она была главнейшим механизмом построения государства. И это вполне объяснимо: их пропаганде приходилось быть максимально сильной, поскольку, по сути, они строили свои государства с нуля, что требовало изменения картины мира не только на уровне школы и школьников, а всего населения. Они полностью переписывали свою историю, чтобы из прошлого можно было вывести настоящее. Это надо было делать, так как прошлое глазами веймарской Германии или царской России вступало в противоречие с настоящим.

Пропагандистские структуры усиливают символичность окружающего нас мира, придавая особую значимость тем или иным событиям и людям. Но это приводит и к существенной трансформации действительности. Ведь когда Сталин вписывал себя на место Троцкого в революции 1917 года, это было правильно только пропагандистски, поскольку сегодняшний вождь должен быть на лидерских позициях и в самом главном событии истории, но абсолютно не соответствовало действительности.

Пропаганда трансформировала все. К примеру, Сталин вмешивался в фильмы Эйзенштейна или Довженко, разворачивая сюжет в нужную, по его мне нию, сторону. Он в определенном смысле ценил и понимал их гениальность, но хотел поставить ее на службу идеологии и пропаганды. Лени Рифеншталь как любимый режиссер фюрера также порождала пропагандистские фильмы.

В 1939 году Германия имела самую большую радиоаудиторию в мире. Но это была вербальная цивилизация, каким являлся и Советский Союз. За период их существования происходил постепенный переход мира с вербальных на визуальные рельсы. К примеру, Брежнев уже не годился на лидера телевизионного времени, хотя Горбачев еще мог быть таким. Однако визуальная цивилизация перешла на другой тип пропаганды, более невидимой и потому не встречающей сопротивления. Ее носителями стали кино- и телесериалы, телевизионные новости, где пропаганда оказывается спрятанной глубоко внутри. Экранная цивилизация привела к тому, что каждая квартира теперь имеет несколько экранов, то есть пропаганда перестала быть внешней и стала внутренней.

Тоталитарная пропаганда из-за своей тотальности вполне способна заменить жизнь. Люди живут в ней и живут ею, поэтому и самые яркие события их жизни также напрямую связаны с теми символическими событиями, которые выделила для них в окружающем мире именно пропаганда.

Можно даже говорить, что пропаганда, будучи инструментарием виртуального пространства, в сильной степени способна компенсировать ощущаемые недостатки физического пространства. Немцы, проигрывая войну и получив провольственные ограничения, все равно поддерживали Гитлера. Советские граждане компенсировали недостатки в материальном мире успехами в мире виртуальном.

Вообще, и та, и другая страна вела своих граждан к положению главной нации мира, по которой и будет определяться будущее остальных государств. То есть им предоставлялось место виртуально первых, за которыми потянутся все. Однако существенной разницей было то, что идеология нацизма строилась на этнической составляющей, и это не только вылилось в антисемитизм, но и в поиски арийских корней по всему миру, то есть этнического взгляда в историю. Советская идеология не эксплуатировала этничность, а наоборот, строилась на модели «братской семьи народов». А немцы в 1941 году запретили готический шрифт, поскольку Гитлеру показалось, что его буквы напоминают еврейские (см. письмо М. Бормана по этому поводу). Интересно, что этот текст Бормана напечатан на бланке, где «шапка» набрана как раз готическими буквами.

А вел великую нацию к победе вождь.

Интересно, что по сути протестная модель революции (модель дестабилизации) смогла стать моделью советского государства, то есть выполнять функции стабилизации социосистемы.

Главными героями двух стран были представители военных профессий. Летчик гражданский легко переквалифицировался в военного. Герои советского фильма «Трактористы» легко могли становиться танкистами. Поэтому в финале кинокартины герои поют марш советских танкистов «Броня крепка, и танки наши быстры». При словах «когда нас в бой пошлет товарищ Сталин» все поднимают бокалы к портрету Сталина. Только сценарист фильма Аркадий Добровольский после ареста в 1937 году на свободе оказался только в 1958-м. За это время его еще несколько раз сажали, в том числе и за стихотворение «Мудрый кролик», в котором увидели намек на культ личности вождя.

Искусство также было проникнуто духом современности. Причем и в прошлом ценилось то, что могло сыграть если не политическую, то идеологическую роль. Русские писатели были интересны их борьбой с царизмом, а Рихард Вагнер — своими арийскими сюжетами (см. подробнее тут, тут, тут, тут и тут). Журналист Й. Келер выпустил в 1997 году книгу «Гитлер Вагнера: пророк и его ученик», где показал Гитлера как создание Вагнера. Когда Гитлер услышал оперу «Риенци», ему впервые пришло в голову, что он тоже может стать трибуном или политиком. А первой оперой, которую вообще услышал Гитлер (к слову, в 12-летнем возрасте), была опера «Лоэнгрин» Вагнера.

Вагнер проповедовал антисемитизм, причем считается, что он присутствовал не только в его статьях, но и в операх. Есть фраза Геббельса: «Рихард Вагнер научил нас тому, кем является еврей». В последнем документальном фильме «Семья Вагнеров» утверждается, что Вагнеры сознательно пришли к нацистскому движению в самом начале его появления.

Управление стратегических служб в свое время составило описание привычек Гитлера на основании интервьюирования внучки Вагнера. Например, там можно прочесть, что вся семья Вагнеров обращалась к нему на «ты». Разведка фиксирует и гастрономические предпочтения Гитлера: «Завтрак Гитлера обычно состоит из стакана молока и пары кусочков сухого хлеба. Иногда он ел ланч через полчаса. Это никак не мешало ему». Она сообщает: то, что якобы Гитлер являлся строгим вегетарианцем — неправда, он часто ел мясо в ее доме. «В общем, он предпочитает овощи, но иногда, когда мясо подается другим членам семьи, может взять немного и скажет, что он хочет просто почувствовать его вкус», — рассказала внучка Вагнера. Есть конспирологическая версия, что Гитлера чуть ли не с детства вели британские секретные службы. Контекст, в котором возникла статья Вагнера против еврейства в музыке, можно видеть в книге Хааса «Запрещенная музыка» о еврейских композиторах, запрещенных нацистами [см. тут и Haas M. Forbidden music. The Jewish composers banned by the Nazis. — New Haven, 2013]. Кстати, особенно Вагнер не любил Мендельсона.

Если на Гитлера формирующее воздействие оказал Вагнер, то мы не знаем, что или кто повлиял столь же сильно на Сталина. Хотя, если присмотреться, возникает один претендент — иезуиты. Это может показаться странным. Но определенные паралели можно найти.

В беседе с писателем Эмилем Людвигом, отвечая на вопрос «Разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?», Сталин говорит: «Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод – это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, – что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в девять часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?».

Сталин высказывает возмущение, но, по сути, он выстроил СССР именно по такому образу и подобию, где нужный ему порядок как раз и удерживался благодаря спецслужбам и репрессиям. Хотя и роль пропаганды была в этом немалой.

Откуда у Сталина такое четкое ощущение, что же делают иезуиты? Считается, что Сталин обучался в Александропольском (Ленинаканском) иезуитском колледже. Там он познакомился с мистиком Георгием Гурджиевым. Как это ни удивительно, но там раньше учились и Елена Блаватская, и Анастас Микоян. То есть это какой-то неслучайный тип обучения.

Сегодняшнее представление о иезуитах сохраняется таким же, как его описал Сталин. Например, О. Четверикова из МГИМО акцентирует следующее: «В своей практической деятельности иезуиты выработали уникальный метод культурной адаптации и мимикрии, превративший его членов в лучших миссионеров и разведчиков в различных частях мира. Недаром в нашей стране слово «иезуитство» стало синонимом к таким понятиям, как двуличие, коварство и лицемерие. Члены этого ордена легко втираются в доверие: они умеют казаться своими и в хижине бедняка, и в мастерской художника, и во дворце падишаха» (см. тут).

Есть еще один феномен, который повлиял на многие страны, создав из разнородных компонентов единство. В той роли выступает либо негативное, либо позитивное мегасобытие. Наиболее известными из них стали Холокост для евреев, геноцид для армян и... Голодомор для украинцев, который стал рассматриваться как фактор только после 1991 года.

Много говорится об искусственном характере Голодомора. Мне встретилось письмо Сталина из архива Микояна, где он говорит, что нет другого выбора, кроме продажи на Запад зерна, поскольку Запад за машины для индустриализации требует только реальной оплаты, не давая кредитов.

Есть и другие мнения. Интересно, что работая в архивах Ватикана, отец МакВей описал ситуацию того времени в Украине в следующих словах: «Советская экономика провалилась, особенно из-за идеологических экономических схем, таких как колхозы. Распространенный голод, случившийся в России и в Украине в конце двадцатых, сделал Советский Союз политически ослабленным и подпитал украинское движение к независимости. Сталин решил убить сразу двух зайцев, с одной стороны, ослабив украинское этническое население, с другой — процветающего крестьянского класса, известного как кулаки». Его вывод: «Политически мотивированный голод был направлен сознательно против украинского народа».

Кстати, он говорит, что слово «secretum», употребляемое Ватиканом по отношению к папским архивам, значит вовсе не «тайные», а «частные».

Все подобные задачи всегда решаются за счет физического принуждения для одних и пропагандистского обоснования — для других. Вспомним появление Павлика Морозова как пропагандистское обоснование для борьбы с кулаками (см. реальные факты, которые стояли за этим событием тут и тут). И шире — это было порождением культуры доноса: «Культ Павлика Морозова породил культ доносчиков, ставший жизненной основой полицейского государства. Павлик стал любимцем советской пропагандистской машины, величавшей его председателем деревенской ячейки юных пионеров и официально присвоившей ему звание пионера-героя номер один. О нем были сложены поэмы, написаны книги и даже опера».

Г. Бейтсон (см. о нем тут) увидел развитие истории из точек массовых обид. Он писал об этом в своей статье «От Версаля к кибернетике». Бейтсон акцентирует, что Версаль (в плане Версальского мирного договора) является главным событием ХХ века, поскольку именно он привел ко Второй мировой войне. Немцы были обмануты и унижены этим договором, что привело к власти Гитлера для «исправления» ситуации.

Но нас в этой идее может заинтересовать еще и то, что именно пропаганда может создавать подобного рода виртуальные события из неоднозначного понимания реальности. В принципе, в истории может быть все. Но любое событие может быть раздуто до вселенских масштабов или, наоборот, пригашено силой пропаганды.

Пропаганда усиливает слабые места, закрывая их пропагандистским щитом. Пропаганда может трубить о победах даже тогда, когда их нет. Она создает искривление действительности в нужную для пропагандиста сторону. Тоталитарная пропаганда строится на мощном повторе основных месседжей и символов, чем добивается признания их как достоверных, поскольку их некому опровергнуть.

Мы можем приписать к списку пропагандистски ориентированных стран и Италию времени Муссолини. Вот как Умберто Эко описываетего: «Итальянский фашизм (Муссолини) складывался из культа харизмаического вождя, из корпоративности, из утопической идеи о судьбоносности Рима, из империалистической воли к завоеванию новых земель, из насадного национализма, из выстраивания страны в колонну по два, одевания всех в черные рубашки, из отрицания парламентской демократии, из антисемитизма». Все это те же характеристики, о которых мы уже говорили, только к ним добавился определенный «местный» колорит.

В этом наборе отсутствует понятие «врага», а без него тоталитарная пропаганда не была бы столь тотальной и столь агрессивной. Ведь пропагандистский враг был очень нужен и политически, и экономически. Политически категория врага заставляет замолчать недовольных, чтобы самим не оказаться в «расстрельных списках». Экономическими последствиями становится не только построение мобилизационной экономики, работающей на пределе человеческих сил, но и использование дешевой рабочей силы: от зеков до простых граждан. Мобилизационную экономику, как и статус врага должна как раз обеспечивать пропаганда.

Б. Гройс более пристально посмотрел на конспирологию, придя к следующему выводу: «Официальная теология — это тоже система подозрений. И любая официальная идеология — тоже система подозрений. Это всегда совокупность ответов на конспирологические вопросы. Даже если вам говорят о том, что не надо смотреть на внешние проявления русского народа, а надо смотреть на его сущность, и что хотя внешние проявления могут быть неприятны, но его сущность всегда прекрасна. Это и есть конспирологический ответ — ответ, который разделяет явление и сущность. Действия выглядят не очень приятно, но причина прекрасна. Не существует никакой идеологии или теологии, которые по своей структуре не были бы ответами на конспирологические вопросы. Иначе идеологию просто невозможно сформулировать, сама потребность в ней возникает только потому, что есть конспирологические вопросы».

Это, несомненно, некоторое преувеличение, но в принципе идеология и должна отвечать на вопросы, поскольку, принимая ее, мы получаем более системный, более внятный мир. Идеология отвечает на вопросы, а не ставит их, тем самым уводя нас от хаоса к порядку.

Мы живем в мире, который создают для нас другие. Даже сегодня в периоды внутриполитических конфликтов хорошо видно, что мы все повторяем те версии, которые озвучивает для нас телевизор. Книга, по сути, не имела такой силы, поскольку требовала определенного напряжения для получения информации. Телевидение предоставляет все на блюдечке. Оно меняет наше отношение к прошлому и будущему, не говоря уже о настоящем.