Существует еще одна тема, о которой мы мало знаем, но которая напрямую связана с пропагандой. Это программа денацификации Германии с помощью образования, цензуры и под. типа инструментария (см., например,  тут, тут и тут). После окончания войны державы-союзницы принялись за свои собственные процессы денацификакции в Германии и Австрии, существенной составляющей которых было изменение системы образования в стране.

И здесь главным объектом изменений стала история, поскольку потребовалось изменить как интерпретацию всей довоенной истории, так и внести изменения в далекое прошлое, поскольку оно всегда служит фундаментом настоящего. К примеру, последняя глава исследования о денацификации в системе образования называется «Кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее». Здесь подчеркивается, что до 1949 г. оценивали и сначала массово отвергали книги, подготовленные немцами в качестве учебников. Но в ходе цифрры менялись: в 1947 г. число отвергнутых рукописей упало с 19% до 6%, а в области учебников истории с 50% до 17 %. В истории вводилась новая символическая картина со сменой оценок не только довоенного прошлого, но и более отдаленных событий. Например, Крестьянская война 1524 - 1525 гг. стала впервые трактоваться в качестве первых шагов Германии в борьбе за демократию. Два других события-символа в этом демократическом движении была конституция 1848 г. и Веймарская республика. Завершением этого демократического процесса и стал 1945 г. То есть 1945 год был встроен в историю демократии в Германии, опирающейся на три символических события прошлого.

Была и подобная денацификация по отношению к живым людям, определявшая, насколько они были задействованы в преступлениях нацистского режима.  Но это все же была мягкая денацификация, поскольку из 13,2 миллионов проверенных немцев только 613 тыс. чел. были признаны в той или иной степени виновными в причастности к преступлениям нацизма.

Есть определенный набор исследований по денацификации и на русском, хотя это не столь детальные анализы [см. тут, тут, тут, тут и Taylor F. Exorcising Hitler. The occupation and denazification of Germany. - New York, 2011]. Г. Гуссейнов, например, говорит о роли травмы в этом контексте: «Травматичный опыт откладывается в языке. Вот почему, как только ключевые слова неотрефлектированных эпох вбрасываются в игру нового времени, они неизбежно вытаскивают, как неудачно заброшенный крючок старую калошу, весь казавшийся навеки погребенным на историческом дне материал. Тот, кто заговорил о бандеровских фашистах 1940-х и киевской хунте 2010-х, должен понимать, что ему припомнят голодомор 1930-х и Эмский указ 1870-х. Актуализация прошлых обид усиливает боль и переводит травму на новый уровень, в будущее, ведь следующий шаг – это месть всем, кто предположительно несет ответственность за твою обиду. А раз это не можешь быть ты сам, стало быть, виноваты все остальные. Особенность современной практики мщения – в высокой сохранности эфемерных проклятий и оскорблений».

Мы снова встречаемся здесь с ролью не только информационного, но и виртуального пространства. Массовое сознание обрабатывает информационные потоки, опираясь на виртуальный инструментарий, который и задает базовые дихотомии: свой/чужой, добро/зло и под.

Интересное замечание о психологической роли нюренбергского процесса нам встретилось у Г. Куна: «Нюрнбергский процесс снизил накал мстительных чувств, господствовавших по понятным причинам в войсках союзников, и укротил антинемецкие настроения, проведя черту между горсткой главарей режима и подавляющим большинством населения, их пассивными соучастниками».

Кто-то явно придумал этот инструментарий, чтобы снизить накал страстей в послевоенном мире.

Денацификация Германии стала «индустриальным» способом переформатирования целой страны, причем сделанного в очень сжатые сроки. Параллельно такое же переформатирование было проведено и в случае Японии (см. анализ этого опыта тут, тут, и  Dobbins J. a.o.  America's role in nation-building. From Germany to Iraq. - Santa Monica, 2003; Dobbins J. a.o. The RAND history of nation-building. - Santa Monica, 2005; Dobbins J. a.p. After the war. Nation-building from FDR to George W. Bush.  - Santa Monica, 2008]. Причем в Японии это не затронуло по рекомендации антропологов фигуру японского императора, только генералы были признаны военными преступниками. Антропологи считали, что в противном случае будет разрушена система японских ценностей [Бенедикт Р. Хризантема и меч. Модели японской культуры. - М., 2004]. Однако этот опыт перформатирования массового сознания не удалось столь же успешно перенести на послевоенный Ирак.

Первые выборы прошли в западной зоне уже в 1949. Это позволило в анализе уже сегодняшнего дня написать, что демократия может быть перенесена, а общество можно подтолкнуть к изменниям. Кстати, еще один вывод звучит как констатация того, что побежденное население может сотрудничать с победителями даже сильнее, чем ожидается.

В случае Японии были поставлены две задачи:

- реформа политической системы, начиная с конституции,

- реформа образовательной системы.

В декабре 1945 г. в Японии были изменены избирательные законы. Женщины получили право голосовать, что рассматривалось как определенный заслон для милитаризма. Был также понижен возраст начального голосования: с 25 до 20 лет. И это тоже понятно. На арену голосования выходили люди, которые уже прошли обработку новой пропагандой.

Из учебников убрали прославление императора и милитаризм. В школьной системе запретили приветствие флага, пение национального гимна и поклон императору. Это можно трактовать как борьбу с опорными символами прошлой Японии.

Некоторые выводы из сегодняшнего дня по анализу этих процессов были таковыми:

- демократию можно переносить в незападные страны,

- приписывание ответственности за войну влияет на последующую внутреннюю политическую динамику,

- трансформация существующих институтов лучше строительства новых,

- одностороннее строительство нации лучше многостороннего,

- концентрация власти для принятия экономических решений в одних руках облегчает экономическое возрождение.

И это только часть выводов из сегодняшнего анализа тех прошлых процессов, которые были сделаны исследователями РЕНД, чтобы нащупать возможные варианты подобной же трансформации Ирака.

Советская денацификация в зоне ответственности СССР делала акцент на классовом сознании немецкого рабочего класса [см. тут и Voigt T.R. Denazification in Soviet-occupied Germany. Brandenburg, 1945-1948. - Cambridge, 2000]. Планирование этих процессов у американцев началось уже в декабре 1943 [Adams B. J. From to crusade to hazzard. The nazification of Bremen Germany. - Lanham, 2009].

Есть отдельные исследования по денацификации отдельных университетов, например, Гетингена или всей университетской системы [см. тут и тут]. Прошли денацификацию и отдельные личности, например, Лени Рифеншталь [см. здесь и здесь]. Ее даже несколько раз арестовывали, поскольку она была достаточно известной фигурой, но 3 июня 1945 г. она была признана невиновной. Она умирает на 101 году жизни в 2003.

Интересна и роль церкви в процессах денацификации, поскольку нацизм был ее противником. В 1933 г., когда Гитлер стал канцлером, Германия имела 65 миллионов жителей, из которых 41 миллион являлся протестантами, а 21 миллион - католиками. Немцы после войны не принимали на себя вину. Опросы общественного мнения показывали, что почти семьдесят процентов отрицали общую ответственность немцев за войну. Когда Гитлер пришел к власти, выделилась Немецкая христианская церковь, которая стала сотрудничать с нацистами. После войны многие из ее руководителей были арестованы, что создало определенный вакуум в лидерстве.

Денацификация во всех четырех зонах оккупации проводилась по-разному. Американская зона имела то отличие, что была населена преимущественно католиками. Британцы имели самое большое число жителей и самую разрушенную инфраструктуру. Они предпочитали денацификацию путем переобучения. Франция, поскольку сама пережила оккупацию, не делила немцев на хороших и плохих,  плохо относясь ко всем. Это была самая коррумпированная зона. В советской зоне верили в коллективную вину всех немцев. Здесь денацификация завершилась раньше других в августе 1947 г., поскольку имела четкие цели в виде избавления от социальных групп землевладельцев и промышленников, которые привели Гитлера к власти.

Процессы «денацификации» вполне можно считать успешными. Хотя достаточно часто к этому могло приводить не новое пропагандистское воздействие, а, например, успешность плана Маршалла [см. тут и тут]. Он, среди прочего, принес в этот регион инвестиции. На эти деньги закупались товары из США, в первую очередь продукты и горючее, создавая в результате финансы для возрождения промышленности.

Г. Киссинджер смотрит на план Маршалла как на новый этап американской внешней политики, подчеркивая следующее: «Предпосылки Маршалла были понятны: экономический кризис, который он видел, порождал социальную неудовлетворенность, а социальная неудовлетворенность вела к политической нестабильности. Неурядицы Второй мировой войны сделали эти вызовы масштабными. Европейские национальные долги достигли астрономических цифр, валюта и банки были слабыми. Железные дороги и судостроение едва функционировали. Шахты и заводы хирели. Обычный фермер, который не мог поставлять продукты на продажу, отказывался от возделывания полей, создавая в результате нехватку продуктов в европейских городах».

Все это говорит и о том, что никакая денацификация не сработала бы при умирающей экономике. Предварительно обсуждался также жесткий план Моргентау, который не предусматривал восстановления немецкой экономики. Рур, например, должен был вообще перестать быть промышленным. В результате должна была возникнуть «пасторальная Германия». Кстати, в предложениях так и говорилось: «превращение Германии в страну, принципиально сельскохозяйственную и пасторальную по своему характеру». Но возникшая критика этого плана заставила Рузвельта от него отказаться.

Есть книга критика Рузвельта Дж. Флинна, которая называется «Миф Рузвельта» [Flynn J.T. The Roosevelt plan. - New York, 1948]. В ней говорится, что другие политики возражали, говоря, что 70 миллионов немцев должны одеваться и кормить себя сами, или это придется делать Соединенным Штатам. Черчилль, наоборот, согласился с этим планом. Но как выяснилось, это было связано с выделением Британии большой финансовой помощи от США. Планы деиндустриализаци по Моргентау пытались объяснить тем, что он происходил из богатой американской еврейской семьи.

 Существуют полярные оценки денацификации: от полного провала денацификации до ее полного успеха. Или такое мнение, демонстрирующее, что результат пришел совсем по другой линии: «Строительство нации в Австрии было успешным, даже если оно было более результатом структурных изменений, чем психологических факторов, относящихся к изменениям в самооценке или к новому чувству национальной идентичности».

Однако новое поколение в результате образовательных реформ несомненно шло в мир с новой картиной мира. Тем более, что психологически каждое новое поколение является более демократическим, чем поколение их отцов.

В Австрии в рамках денацификации был применен еще один интересный инструментарий. После 1948 г. в стране исчезли публичные дискуссии о нацизме. И за счет этого совершилась замена: «Все перестали говорить о прошлом. Личное и историческое прошлое исчезло под покровом незнания, отделяя эту темную историю от попытки создания цветущего будущего, ментальной стуктуры, которая позже вошла в идею Wirtschaftswunder, экономического чуда. Возник новый австрийский путь, который контрастировал с классовой и партийной борьбой межвоенного периода. Место классового и партийного соперничества заняли молчание и кооперация».

Кстати, вспомним, как в СССР в период перестройки все вдруг стали призывать к покаянию. Это по сути было непонятным для большинства населения, почему они должны каяться, а те, кто должен был каяться, включая Горбачева, Яковлева или Ельцина, которые были советскими партийными бонзами, конечно, не собирались этого делать. Сам процесс этот подтолкнул фильм Абуладзе «Покаяние» (см. его сценарий).

Это был фильм 1984 г. Но и через двадцать лет в 2004 г., отталкиваясь от 20-летия фильма, вновь заговорили публично о покаянии [см. тут и тут]. То есть Австрия наложила мораторий на свое прошлое, а в СССР предлагали каяться за чужие грехи.

А. Шпагин говорит в одном из таких обсуждений очень жесткие слова: «История создания «Покаяния» наводит меня на мысль, требующую сейчас своего объяснения, привлечения нового документального материала. Я имею в виду огромную роль КГБ в подготовке перестройки. Шеварднадзе был с этой организацией связан напрямую, и, думаю, это была непростая акция. За этот фильм, за его выход на экраны, конечно, боролись, но отчасти это было игрой. Картина вышла бы в прокат в любом случае, и не случайно она стала первой. Стала символом обновления. Думаю, что все это готовилось заранее как специальная акция. И ее эзопов язык, ее рыхловатость, недоделанность, невнятность, отсутствие состояния и многое другое как раз и говорят об определенной торопливости авторов. Не сравнить же «Покаяние» по энергетике, по уровню мысли и силе воздействия с предыдущими картинами Абуладзе, особенно с «Мольбой», с «Древом желания». В конце перестройки появилось немало картин, замечательно и очень точно осмысляющих взаимоотношения человека и НКВД, но их никто не заметил. Я могу их назвать: «Западня», «Кончина», «Птицам крылья не в тягость», «Коршун добычей не делится». Хотя не все из них были художественно глубоки, но все они были значительны по уровню анализа материала. А были и блистательные работы, общество получило возможность вглядеться в 1937 год, но только опять же достаточно эклектически и хаотически».

Интересно, что в Германии с публичными лекциями на тему «Является ли немецкий народ виновным?» выступал Карл Ясперс. Он считал, что вина - это не то, что считают другие, вина - это то, что сами  немцы должны признать. Сам Ясперс потерял в 1937 г. работу за то, что критиковал расизм и национализм, а также за то, что у  него была еврейская жена. Ясперс выделяет несколько видов вины: уголовная, политическая, моральная, метафизическая. Параллельно есть проблема «германофобии» в других странах.

Введенная в массовое сознание нацистами картина мира была интенсивно разрушена в процессе денацификации. Правда, два момента задают специфические условиях проведения этих пропагандистских кампаний. Это «закрытость» информационных и знаниевых потоков, куда попадала только заранее отобранная и разрешенная для циркуляции информация. А также то, что и в довоенное, и в послевоенное время все это происходило под контролем людей с автоматами. То есть информационная и виртуальные системы успешно трансформировались под контролем системы физической. Говоря современными словами, можно сказать, что в этих гуманитарных операциях одновременно было принуждение к выполнению задаваемых трансформаций, в чем также было существенное подталкивание к их эффективности.