История и медиа во многом близнецы-братья. В военном деле есть одна закономерность: побеждает тот полководец, который пользуется инструментарием из арсенала войны следующего поколения.

Если мы посмотрим на холодную войну, то поймем, что она была как раз войной такого типа. СССР выступал как представитель индустриальной цивилизации. Всё, что относилось к ней, мы делали хорошо или очень хорошо. Но тот мир, в котором мы живем сегодня, окружен множеством объектов, который Советский Союз не сумел воспроизвести. Это и компьютеры, и мобильные телефоны, и телевизоры, которые мы и делали, но по чужим лекалам, а сегодня и вовсе не умеем. Это всё делала информационная цивилизация, которая вышла на другой уровень работы с информацией, поэтому и пропаганда у нее получалась другой.

Хоть пропаганда стала сегодня не столь любимым термином, что отражается и в нежелании ее изучать и преподавать, всё же следует признать, что она просто «перекрасилась» в современном обществе в новые формы. Результаты пропаганды у СССР и Германии имелись потому, что она была тотальной, когда альтернативная точка зрения не допускалась, а ее носители наказывались физически. Сегодняшняя пропаганда разошлась по всему спектру современных государств. Это реклама и паблик рилейшнз в бизнесе, это политтехнологии в политике, это информационные и психологические операции у военных. Все эти виды воздействия гораздо более мощные, потому что они действуют в рамках таких же мощных конкурентных потоков. Сегодня мы имеем пропаганду в квадрате и в кубе, сравнивая с довоенным периодом. Просто она, как змея, сбросила свою «кожу» и предстает теперь в новом обличье.

Жак Эллюль увидел в США не только вертикальную пропаганду, как и у нас, идущую сверху вниз, но и пропаганду горизонтальную, идущую от окружающей среды (см. Ellul J. Propaganda. The formation of men's attitude. — New York, 1973). Когда Брежнев увидел супермаркет в Нью-Йорке, он решил, что это изобилие туда специально положили ради него. Когда Хрущев на выставке в Москве увидел американскую кухню, это произвело на него столь же неизгладимое впечатление. А это были люди, которых удивить было гораздо сложнее, чем простого советского человека, поскольку жили они, конечно, не так, как современные олигархи, но всё равно лучше обыкновенных людей.

Виртуальная пропаганда именовалась Эллюлем политической, а горизонтальная — социологической. Получается, что горизонтальная пропаганда замыкается на символы, которые имеют четкое физическое выражение: западные автомашина, дом, холодильник, стиральная машина для периода холодной войны были таким же оружием, как и тексты. Все они в этом случае функционируют не как реальные объекты, а как объекты престижа внутри страны и «зависти» для других.

В определенный момент Советский Союз стал отставать именно в этой сфере — «виртуальной пропаганды». Возможно, это было связано с появлением на наших экранах западного кино, которое принесло не только символы автомобиля или дома, но и символ голливудской красавицы.

Дмитрий Быков увидел точку невозврата, после которой, вероятно, и началось отставание в 60–70 гг. СССР. Он говорит: «Мы провалились очень глубоко. Если посмотреть на средний уровень советской культуры, советской науки, советской философской мысли 70-х годов, то всё-таки там были такие фигуры, как Ильенков, Мамлеев и "Южинский кружок". Александр Мень — тоже человек 70-х годов. И очень многие. Я как раз настаиваю на том, что 1960–1970-е годы были самым интересным временем в советской истории и самым обещающим. На доске стояла комбинация с неочевидными продолжениями. А потом эту комбинацию просто смахнули с доски — и жизнь колоссально упростилась. Иное дело, что для того, чтобы получить 60–70-е годы, надо было пройти и 30-е, и 40-е — довольно ужасные времена».

Я сам, к примеру, учился в университете с 1966 по 1971 гг., и могу подтвердить бывшее тогда ощущение движения вперед. Нужно было создать факультет кибернетики, в Киеве сделали первый в стране факультет кибернетики.

Нельзя отрицать и наличие запретов разного рода. Меня самого дважды не пускали во Францию без объяснения причин. Один раз это был съезд сказочников, и Москва меня вписала туда, даже не знаю по сегодняшний день, кто это сделал и почему. Но Киев не пустил. Может быть, потому что сначала по тем неписанным законам надо было съездить в соцстрану.

Наверное, главным отличием информационной цивилизации следует признать то, что она, будучи на порядок сложнее, уже не борется с альтернативными мнениями так, как это делает физическая цивилизация своими методами, в основном физического порядка, среди которых можно назвать: цензура, арест, лагеря, психлечебницы. Всё это можно считать чисто физическим способом — ограничить возможности для циркуляции либо человека, либо текста. Кстати, негатив действий России еще и в том, что она повторяет этот опыт физических запретов, в том числе удерживая от альтернативы и телеинформацию.

При этом следует подчеркнуть, что парадоксальным образом цензура не помешала большому числу советских писателей, композиторов, режиссеров, художников. Вероятным ответом на это может быть не только то, что у авторов заранее включена самоцензура, а и то, что конфликт с идеологией не является для таких произведений центральным компонентом. У них достаточно и художественной ценности для получения признания.

Виртуальная цивилизация переселяет своих граждан уже в другой мир, где нет особенных границ физического порядка. И когда США закрывают 85% европейского кино своими фильмами, то они переселяют Европу в свой виртуальный мир. Я не знаю статистики видеоигр, но думаю, что она близка к этому же.

Виртуальная цивилизация начинает зарабатывать на производстве виртуального продукта. К примеру, киноиндустрия США приносит такие же прибыли, как и автомобильная. А если есть финансы, то подобная сфера начнет развиваться и быстро, и качественно, подстраиваясь максимально под пожелания потребителя. Примером этого быстрого развития стали социальные сети, где люди сами производят контент, а деньги за это получают другие.

Недаром в США возникло и понятие мягкой силы в противовес силе физической из физической цивилизации. Конечно, они тоже стреляют и воюют, но по сути это происходит против тех, кто сам пользуется физическими методами воздействия.

Как следствие, возникает и интерес к креативному классу, поскольку именно он смещается на позиции главного производителя (см., например, книгу или статьиРичарда Флориды Florida R. The rise of the creative class. — New York, 2002). Разнообразие и креативность как порождающие инновации он привязывает к городам. Экономический успех стран связан с человеческим капиталом, который измеряется уровнем образования.

Нам всем известно, что такое физическое оружие. Сегодня также всем понятно, каково информационное оружие. Что же такое виртуальное оружие? Мы сразу видим, что все три вида оружия различаются по степени своей заметности для объекта воздействия. Физическое заметно сразу, информационное — через некоторое время, виртуальное — вообще не воспринимается как оружие. И по этой же причине результат воздействия также распространяется по-разному. Физическое — сегодня, информационное — завтра, а вот виртуальное — через годы, а может, и через поколения.

Вероятно, следует также обратить внимание на то, что даже если все три вида оружия имеют одну цель, они всё равно «стреляют» в разные точки. Физическое оружие целится в тело, информационное — в разум, виртуальное — в эмоции. Но все они направлены на модификацию поведения в нужную для создателя сторону.

Виртуальные войны можно определить как захват виртуального пространства. Есть и противодействие этому захвату: либо путем создания собственного конкурентного продукта, либо путем запрета чужого. Украина, запрещая российские телесериалы, пошла по второму пути.

Виртуальная цивилизация форматирует наше поведение мягкими методами. К примеру, Джулиан Ассанж обвинилв этом... Гугл, сказав, что «люди, использующие Гугл, становятся сами продуктом».

И несколько фраз Ассанжа, которые четко фиксируют точки, над которыми мы думаем мало: «Никто также не понимал ядерного оружия вначале, но, как и интернет, оно формирует геополитику»; «Каждый раз, кода вы идете на вечеринку, фотографируете и размещаете эту фотографию в Фейсбуке, вы поступаете как крыса. Вы работаете агентом спецслужб»; «Сопоставьте формулировки миссий Гугла и Агентства национальной безопасности. АНБ реально говорит: “Мы хотим собрать всю частную информацию, объединить ее, хранить ее, индексировать и использовать”. В то время как Гугл говорит: “Мы хотим собрать всю частную информацию, объединить ее, хранить ее, сортировать и продавать эти профили рекламодателям”. Они действительно полностью идентичны».

Реальная и максимально полная информация о нас нужна бизнесу, спецслужбам и, добавим, политтехнологам, на чем построен современный метод выхода на отдельного избирателя — microtargeting (см. подробнее Issenberg S. The victory lab. The secret scince of winning campaigns. — New York, 2012). И тут следует обратить внимание на самый важный момент — речь идет о влиянии на свое собственное население.

По сути, мы подошли к еще одному отличию виртуальной войны от войны информационной — это разная степень участия в качестве объекта своего населения. В физической войне стопроцентно объект — это противная сторона. Единственным исключением являются тоталитарные государства, которые также заняты уничтожением собственных граждан в борьбе с альтернативными мнениями, поскольку мягких методов им недостаточно, то ли из-за интенсивности выполнения поставленных задач (см. пример человека, дважды попадавшего за решетку для выполнения научно-техничеcких задач, описанного Александром Акоповым), то ли для упрощения проблем управления социосистемой.

Получается, что если Запад также упрощал своего гражданина, достигая его единообразия, но делая это методами горизонтальной пропаганды, то Советский Союз, не имея возможности влиять горизонтально, усиливал не только виртуальную пропаганду, но и в помощь к ней подключал и чисто физический аппарат репрессий, который был взят из прошлой физической цивилизации.

В целом мы тогда должны говорить не о виртуальном оружии, а о виртуальном воздействии. Его целью, как правило, является изменение картины мира. Самым ярким примером, через который мы все прошли, является перестройка. И тогда певцов перестройки обозначили ярким термином «соловьи перестройки».

Второй пример уже сегодняшнего дня «Крымнаш», «Русский мир» и «Новороссия». Ведь, по сути, за всеми этими виртуальными объектами последовала реальная физическая война. И хоть не прямыми, но косвенными игроками были виртуальные «соловьи», к примеру, Александр Проханов (певцы гнезда которого по имени «Завтра» были наиболее активны на Донбассе) и Александр Дугин (о последнем см. недавнюю статью).

Сам Александр Дугин достаточно четко описывает свой собственный опыт распространения идей. В его случае это выглядит следующим образом: «Издается книга в “Амфоре”. Народу она безразлична, власти тоже. Ее покупает где-то триста-четыреста экспертов-аналитиков. Прочитанное они переработают, причём не творчески. То есть, выбросив основное, добавят своей ерунды. Потом эти триста-четыреста “источников” получат еще более ничего не соображающие плагиаторы и перескажут в конечном итоге Путину. Может, в качестве анекдота, может, в качестве проектов подачи на гранты. В любом случае, содержимое моей книги обязательно дойдет до власти. Так что косвенное опыление через клиптократические лабиринты даст свой эффект. Это уже проверено на практике и это прекрасно действует. Фактически, это единственное, что действует — потому что убеждать в чем-то бессмысленно, интеллектуальных предпочтений у власти попросту нет».

Это о книге «Геополитика постмодерна», а об «Основах геополитики» он рассказывает следующее: «Свой первый учебник по геополитике, который назывался “Основы геополитики”, я писал в закрытом, секретном режиме, работая в Академии Генштаба. Он был составлен из документов, передававшихся руководству страны и различным политическим деятелям. Никакого действия они тогда не возымели. Поэтому в качестве своеобразного шантажа, в ответ на бездействие властей я издал этот секретный учебник открытым тиражом, после чего игнорировать геополитику стало невозможно. Ни тем людям, которые занимались этим профессионально, ни близким к власти, вообще кому бы то ни было».

Но если бы мы сказали, то идеи руководят миром, это было бы неправильно. Миром руководят люди, которые используют имеющиеся идеи для решения своих проблем.

Пропаганда как механизм виртуальной реальности создает то, что не может создать физическая реальность. С другой стороны, человек проживает множество иных жизней с помощью видеоигр, кино, литературы, а также наркотических веществ. То есть это какая-то принципиальная потребность побывать в чужой шкуре. Ведь сегодня и о туризме говорят как о варианте получения другого опыта.

Даже смена языка дает возможность по-иному взглянуть на мир и, что самое важное, получить иной результат уже в физическом мире. Вот одноиз таких предложений по поводу трансформации как бы нетрансформируемого — языка: «Оказалось, что при определенных условиях речевой жанр “коммунальной ссоры” может стать не только основой диалога, но и основой того самого публичного языка, который позволит решать общие для всех горожан проблемы. Создание таких условий (т. е. структурных возможностей, которые позволили бы горожанам и администрации выработать публичный, общий язык) требует немногого: а) желания и готовности городских администраций экспериментировать с разными формами участия горожан в решении городских проблем и б) понимания, что этот язык должен быть где-то между языком официальных отчетов мэрии и языком коммунальной кухни или ЖЖ, когда «переходят на личности». Жанр ссоры может быть основой для появления публичного языка. Для этого нужен отказ от неумеренных эмоций и лексического накала. Столкновение различных интересов должно приобрести институционализированный характер. Публичный язык — это язык неконфликтного и быстрого прихода группы, обсуждающей проблему, к мнению о том, что можно эффективно сделать в связи с данной проблемой. Пока у нас такого языка, как правило, нет. Но это не значит, что его появление невозможно».

В этих рассуждениях есть достаточная доля правды. Когда против этого слышатся возражения, то на них можно ответить и так: нельзя на ботаническом языке тычинок и пестиков обсуждать, к примеру, то, как починить компьютер. О смене бюрократического языка описания объектов см. материалы конференции, раскрывающие опыт совместной работы юристов и лингвистов над законами.

И в этом случае мы снова скорее говорим об организации контента, а не о самом контенте. Удержание внимания может строиться на самом контенте, если его не будет ни у кого другого, например, передача радио «Голос Америки» в период СССР могла рассказать о том, чего не было в советских газетах. Или такой пример: журнал Advertising Age отметил пятидесятилетие президентской рекламы Линдона Джонсона, которая появилась на свет 7 сентября 1964 г. [Wheaton K. Fifty years ago, 'Daisy' ushered in new age of political ads // Advertising Age. — 2014. — September 15]. Это реклама с девочкой, отрывающей лепестки, и закадровым голосом, одновременно отсчитывающим время, оставшееся до запуска ракеты. Это была реклама против Барри Голдуотера. Эта реклама, получившая название «Маргаритка», по имени цветка, лепестки которого отрывает девочка, среди прочего, конечно, и принесла победу Джонсону. Интересно, что хотя за ее показ заплатили только студии NBC, ее прокрутили в своих новостях студии ABC и CBS. Рекламу больше не показывали, что и не нужно было делать, поскольку вся страна ее сразу узнала. Таким образом принципиально новый тип контента захватывает внимание целой страны. А реклама длилась всего шестьдесят секунд.

Удержание внимания может также строиться на той или иной организации контента, чем в большей степени занимается искусство. В этом лежало и различие сюжета и фабулы у русских формалистов, когда фабулой был естественный порядок событий, а сюжет отражал порядок, избранный в художественном произведении (Борис Томашевский). То есть сюжет призван более серьезно удерживать внимание, чем фабула.

Виртуальное пространство более легко принимает чужие интервенции, поскольку является более многомерным. Физическое пространство разрешает в своей точке только один объект, информационное — конечное число, а виртуальное — бесконечное число. Поэтому войны физического типа будут кровавыми, или ты, или я, а войны информационные уже обходятся без физических жертв.

Глобализация штампует одинаковых людей по всему миру. Ее критикуют за то, что это в основном вестернизация. И да, и нет. Ведь есть же и ориентализация, хотя, конечно, не в таких объемах. Самый яркий пример — самый простой. Это суши. Можно было себе представить когда-то, как во всех странах сидят люди и едят сырую рыбу да еще палочками. В виртуальную копилку всего человечества Япония дала еще и сакуру, и якудза.

Дореволюционная Россия, когда еще была Европой, тоже дала и Чайковского, и Толстого, и Чехова. Просто сегодня надо делать конкурентный продукт под свою нишу. Вот Япония дала суши, создав для них нишу, которой не было. И это совпало со всеобщим желанием получения нового опыта, который у людей и ассоциируется с понятием жизни.

Объемы времени нахождения людей в виртуальном мире всё растут. Так что можно говорить о постепенном переселении людей из мира физического в мир виртуальный. Люди постепенно не только теряют интерес к реальному миру, но и забывают слова, отражающие детализацию этого мира. Птицей для нового поколения сегодня остались только курица и голубь, другие названия им просто неизвестны.

Виртуальные империи действуют мягкими методами, физические — жесткими. В одном случае — это войны в головах, в другом — с помощью тел.