Современные коммуникативные технологии позволяют решать задачи развития и существования социосистем гораздо эффективнее, чем раньше. Сегодня даже видеоигры позволяют вводить нужную информацию без всякого сопротивления со стороны аудитории. В свое время Жак Эллюль разделил пропаганду на политическую и социологическую. Первая ‒ вертикальная ‒ соответствует нашим стандартным представлениям о пропаганде, идущей сверху вниз. Вторая ‒ горизонтальная ‒ как раз является таким незаметным вариантом влияния, встроенным во всё вокруг, что мы даже не воспринимаем как пропаганду. К примеру, таким институтом пропаганды сегодня является образование.

Современные государства активно пользуются тем, что создают виртуальные экраны между реальной действительностью и гражданами. Граждане лицезреют экраны, думая, что перед ними действительность. Основными генераторами квазидействительности являются телевидение и кино для взрослых, школа для несовершеннолетних и пропаганда для всех сразу.

СССР активно моделировал таким образом и будущее, помещая в то счастливое будущее только себя без загнивающего капитализма. Тем самым «наше» будущее становилось пропагандистки сильнее чем «их» будущее.

Историки также активно участвуют в создании новой действительности. Постсоветское пространство строило свои идентичности на базе погружения в прошлое, при этом прошлое было не реальным, а реконструированным. Россия попыталась совместить советское прошлое с дореволюционным, которое всегда отрицалось советской моделью.

Перестройка была первым таким примером ретромоделирования действительности, когда на головы граждан обрушились горы проверяемых и непроверяемых воспоминаний. Смену стереотипов вокруг разных фигур можно проследить на примере фигуры Троцкого (или Бухарина, или любого другого действующего лица).

Троцкий проходит до нашего времени ряд трансформаций: то он герой революции, то английский шпион, потом перестройка вновь делает его героем революции, а сегодня заговорили, что он-таки английский шпион. Троцкий один и тот же, только описания его личности каждый раз разные. Причем строятся они на базе самых объективных исторических данных.

Таким же образом работают пропагандисты в российско-украинской информационной войне, создавая действительность или квазидействительность, которая должна оправдывать их действия. Отталкиваясь от примера с Троцким, можно увидеть практически ту же ситуацию, когда осуществлен переход от точки «Украина и Россия ‒ братские страны» к точке «Украина и Россия ‒ страны-враги».

Что дает возможность совершать такие сложные переходы? Массове сознание носит инерционный характер, поэтому переводить его в новое состояние не так просто. Рассмотрим некоторые механизмы такого перехода.

Первый вариант ‒ это полное лишение противоположной стороны адекватности. Например, Игорь Ашманов считает, что украинцы заражены мозговыми вирусами. Или украинские публицисты могут спокойно писать, что Путин сошел с ума. Это высказывание можно встретить и у российских оппозиционеров. Подобные подходы объясняют сразу всё, не нуждаясь ни в какой детализации, поэтому оказываются столь популярными у массового сознания.

Второй вариант выстраивания экрана состоит в переосмыслении ключевых точек действительности, которые теперь получают новые обозначения, удерживающие новую картину мира.

Сергей Марков, к примеру, считает, что «ополченцами» тех, кто воюет на Донбассе, называть не следует, поскольку неясно, за что они воюют идеологически, это просто позитивный аналог термина «боевик». Плох для него и следующий употребляемый термин: «Западные СМИ и прозападные российские называют борцов против Киева "пророссийские сепаратисты". Это ближе к правде, ведь они хотят отделиться и поднимают российские флаги. Но здесь есть невыгодные России грани смысла, подчеркивающие внешний, а не внутренний корень конфликта. Ведь Донбасс поднялся не из-за России, а потому что в Киеве власть захватили ультранационалисты, среди которых есть и неонацисты».

Третий вариант ‒ прийти к нужному умозаключению, отталкиваясь от другого ложно введенного правила, которое в этом случае уже не обсуждается, поскольку рассматривается как истина. Дмитрий Быков приводит такой пример: «Язык современной государственной пропаганды – это язык ложных отождествлений, искусственных связей. Например, все противники войны при такой пропаганде выходят защитниками еды. Ах, вы против тайной российской войны с Украиной? Вы, значит, сторонники жратвы, вы против Родины и за бездуховный американский фастфуд, протестуете исключительно потому, что хотите жрать фуа-гра. Которую, если что, готовы в рекордных количествах производить российские фермеры».

Четвертый вариант состоит в закрытии обсуждения ситуации выигрышным вербальным обозначением, которое заранее снимает все вопросы. Примеры из ситуации в Крыму: «Крым ‒ наш», «воссоединение», «зеленые человечки», «вежливые человечки». Никто не может возражать против «вежливых человечков», но данное упоминание прячет тот факт, что «вежливые человечеки» стояли с автоматами.

Пятый вариант ‒ введение отсылок на фиктивную действительность, делая ее тем самым вполне реальной в глазах читателей и зрителей. Наиболее известным примером стал сюжет Первого канала о распятом на доске объявлений мальчике в Славянске. Правда, сегодня автор сюжета скрывается в прямом и переносном понимании.

Всё это ведет к установке и закреплению новой картины мира, оправдывающей любые военные действия. В этой картине мира важную роль играет понятие врага. Вот социологические данные «Левады Центра», демонстрирующие возрастание роли врага в модели мира россиянина:

Как вы считаете, России сейчас действительно угрожают многочисленные внешние и внутренние враги ‒ или эти разговоры о врагах ведутся для того, чтобы запугать население и сделать его послушной марионеткой в руках у власти?

Соответственно, роль врага становится системной, объясняя уже практически всё. 52% россиян объясняет стремление Украины к Европе тем, что «Украина стала марионеткой в руках Запада и США, проводящих антироссийскую политику». 77% считает, что АТО является инициативой США.

При этом эйфория от присоединения Крыма продолжает сохраняться, независимо от вводимых санкций, что демонстрирует в очередной раз свежая социология.

Какое из этих мнений ближе к вашей точке зрения?

Человек не может быть свидетелем всех событий. Большая часть информации приходит к нему через специально сконструированные для этого информационные потоки. Однако за время этого перехода исходный «факт» незаметным образом превращается в «мнение», причем делается это так, чтобы потребитель информации не обнаружил подмены.