Империя — это, говоря современными языком, принуждение к однородности. В результате такого принуждения возрастает связность и ускоряются коммуникации, что способствует созданию нужной идентичности или ее трансформационных изменений, когда это требуется для империй.

Империи порождают единое прошлое и единое будущее, что, в свою очередь, создает единое настоящее. Эта матрица обязательна для создания виртуальных механизмов империи, которые реализуются в истории, литературе, искусстве. Если сегодня массовость искусства существует в кино и на телевидении, то раньше это были картины и скульптуры. И те и другие лежат в области визуального инструментария, который порождает более однотипные интерпретации, чем вербальный инструментарий.

Империи — это в первую очередь коммуникации, поскольку репрессии, также свойственные империям, лишь создают примеры наказания носителей неправильного поведения для последующей трансляции их теми же коммуникациями. При этом империи больше базируются на трансляции позитивных образцов, чем негативных.

Империи требуют время от времени активации или «гашения» пассионарности населения. СССР поднимал молодежный сегмент на БАМ или на целину. Перестройка также разбудила население таким образом, чтобы оно могло успокоиться благодаря смене власти. И всё это сделано с помощью коммуникаций. Все советские герои созданы коммуникациями, поскольку многое из того, что им приписывается, не вполне соответствует действительности.

Империи базируются на своем прошлом. Его монументальность служит залогом силы империй в настоящем и будущем. Тоталитарные государства базировались на своем будущем, которого не было, но которое вот-вот должно наступить, если перетерпеть сегодняшние неурядицы. Современные государства базируются на своем настоящем. Его проверенная временем позитивность призвана обеспечить такое же позитивное прошлое и будущее.

Владимир Каганский, например, следующим образом высказывается о функционировании империи: «При упорядочивании имперского пространства нередко действует образец-прототип, безотносительно к тому, привязан ли он к территории внутри империи или вне нее. Империя — это трансляции некоторого образца на все пространство. Еще шире проблема разворачивается при понимании империи как машины трансформации ландшафтного разнообразия (не только ландшафтного) в ландшафтное однообразие, свертывания и усечения разнообразия».

И еще: «Всякая империя — пространство линий коммуникации, замыкающихся на центр, приобретающий особую роль и уникальную функцию. Империя — пространство центростремительное: "Все дороги ведут в Рим". Пространство империи задано двумя основными особыми областями — Центром и Границей; их роль, в том числе сакрально-символическая, хорошо известна».

Любовь к центру является характерной чертой любой империи. Этому посвящены ее песни, романы и фильмы. Последствием этого становится массовое тиражирование одних и тех же текстов, авторов, певцов, фильмов. Это не говорит о том, что они обязательно плохи. Они могут быть прекрасны, но эта модель не пускает в широкий оборот других, оставляя их на периферии внимания.

Любовь к централизации ведет империи к обожествлению своих лидеров. О них, как о покойниках, можно говорить только хорошее. Под процессы сакрализации подпадают и герои империй. Всё это является ее виртуальным аппаратом, который может быть достаточно изощренным.

Сегодня империи не ушли из нашей жизни, просто они поменяли формы существования. Ведь за это время вместо индустриальной цивилизации появилась информационная, однако постсоветское пространство в нее опоздало. Сегодня происходит подготовка перехода в следующую цивилизацию, именно этим объясняется внимание к креативному классу, созданию особых условий именно для него, поскольку именно он становится новой производительной силой.

Империи физического пространства действуют физическими методами, захватывая и расширяя свое пространство. Они эксплуатируют тело. Хотя они могут пугать тело противника будущими невзгодами, то есть используют нефизические методы принуждения.

Империи информационного пространства действуют информационными методами, они эксплуатируют разум. Нехватка информации, которая была доминирующим фактором до появления интернета, обеспечивала нужный уровень внимания к информации. Глушение «Голоса Америки» в СССР, будучи попыткой решить проблему информационного противостояния физическими методами, показало несостоятельность физического инструментария. В информационном противоборстве требуется информационный инструментарий.

Империи виртуального пространства эксплуатируют чувство удовольствия, они подчиняют себе душу. Когда 85% фильмов в любой стране мира являются американскими, можно сказать, что империя уже установлена. Вот что говорит режиссер Андрей Кончаловсвкий: «Голливуд практически владеет российским кинопрокатом. У каждой прокатной компании контракт либо с Fox, либо с Warner Bros., либо с Sony Pictures, все они уже на крючке. Голливуд дает картины практически бесплатно, копии бесплатно, реклама великолепная бесплатно. Зритель смотрит телевидение, а там говорят, например, что "Трон" собрал в США 380 млн руб. за одно воскресенье. Зритель настроен смотреть американское кино. Проблема гораздо более серьезная, чем производство фильмов. Чтобы серьезный классический фильм себя отбил, нужно много денег на его продвижение».

Виртуальную интервенцию нельзя остановить в другом пространстве, например, используя рациональные доводы. Ее нельзя остановить запретами физического порядка, просто запрещая фильмы. Единственной возможностью является производство своего собственного качественного виртуального продукта. Это не так просто, поскольку культура — это множество взаимоподпитывающих виртуальных продуктов, а не одно только кино. Параллельно нужна литература, театр, драма соответствующего уровня.

Удовольствие возникает по той причине, что некоторые сюжеты способствуют выделению в нашем мозгу вещества, сходного по воздействию с малой дозой кокаина. Сегодня даже военные принялись изучать нарративы, поскольку некоторые тексты лучше воздействуют на массовой сознание, чем другие. При этом военные пытаются подойти к этому традиционному гуманитарному объекту со стороны объективных методов, которых не знала гуманитарная наука раньше (см., например, тут, тут, тут, тут, тут и тут). Причем делается всё это не только на военные деньги, поскольку конфликты и насилие имеют более широкое распространение (см. тут, тут и тут). Последняя работа вообще анализирует, как создается человечность в образах инопланетных пришельцев, на материале фантастических фильмов.

Роль тоталитарной цензуры также не столь однозначно плоха. Цензура создает в результате не менее сильный текст, когда против нее играет не менее сильный писатель. Александр Неклесса пишет о творчестве Стругацких: «Парадоксально, что цензура сыграла здесь в некоторых ситуациях позитивную роль. Цензура принуждала активировать потенции эзопова языка, расшивая одномерность политологических схем».

Холодная война была остановлена в физическом пространстве и продолжена в информационном и виртуальном. Перестройка двигалась так же, имея в запасе и физические приемы в виде нехватки продуктов, нехватки сигарет, часто создаваемых искусственно, что позволяло активировать протестность населения.

Есть соответствующее обоснование шоковой терапии, через которую прошли многие страны, включая постсоветское пространство, что без шока социосистемы через некоторое время возвращаются в исходное состояние.

Перестройка сменила портреты, однако она же усилила экономическое расслоение населения, создав сверхбогатых и сверхбедных. Разговоры о справедливости оказались только разговорами.

Что же есть сейчас? Что заменило отсутствие идеологии? С одной стороны, это развлекательность как погружение населения страны в поп-культуру, телесериалы, массовый юмор. С другой, каждое приходящее поколение имеет свой временной лаг, в рамках которого оно верит власти и готово поддержать ее хорошие слова.

Кстати, главным изменением на постсоветском пространстве как раз стало гораздо лучшее говорение власти. Брежнев с бумажками сейчас невозможен. Но говорение является лишь намерением, а не результатом. В крайнем случае на следующих перевыборах приходят всё новые, более качественные «говоруны», которые опять получают кредит доверия. И это также является очередным фактором ожидания со стороны обманутого населения. И еще: дауншифтинг может быть и политическим, когда каждый выживает по одиночке, уже не ожидая от власти помощи. При этом такой человек отворачивается и от выборов, и от телевизора.

Империя разрешает многообразие только в тех точках, которые ей нужны. К примеру, в советское время был набор писателей, поэтов, артистов, режиссеров, которым были дозволены «отклонения». СССР поддерживал в определенных пределах национальное искусство. Как в свое время написал один из американских антропологов, работавших во время войны в разведке, что США в отношении работы в Азии должны взять пример не с Британии, а с СССР. Британия навязывает свои культурные стереотипы, а СССР поддерживает национальное искусство. Поэтому когда на территории британских колоний появляется национальное искусство, оно всегда протестно по отношению к Британии, чего не бывает в СССР.

Имперские коммуникации и их культурный продукт всегда были качественными, поскольку в них вкладывался более серьезный людской и материальный ресурс. Это касается и физических империй, поскольку они должны были создавать свой замкнутый мир не только в физическом, но в информационном и виртуальном пространстве. Ярким примером этого являются СССР и Германия в тоталитарные времена. Советский Союз имел качественное кино, качественную литературу, балет, но не имел качественного автомобиля или компьютера, поскольку в материальной сфере он отдавал предпочтение западным аналогам.

В результате вся советская среда обитания стала западной. А это то, что Жак Эллюль рассматривал как горизонтальную пропаганду, в отличие от привычной нам вертикальной пропаганды, идущей сверху вниз. Советская вертикальная пропаганда вступила в конфликт с пропагандой горизонтальной и проиграла. Когда сегодня Россия однотипно пытается удержать население исключительно вертикальной пропагандой с телеэкрана, это с неизбежностью придет к противоречию с горизонтальной пропагандой.

Глобализация — это вестернизация или новый тип империи с новыми коммуникациями? Глобализация с точки зрения интересного американского миллиардера Питера Тиля — это вариант горизонтального прогресса, когда Китай, к примеру, копирует то, что получило распространение в XIX и XX веке в других странах: «Представьте, каким будет Китай через пятьдесят лет. Можно поспорить, что он будет во многом таким, как Соединенные Штаты сегодня. Города будут скопированы, машины скопированы, железные дороги повторены. Возможно, некоторые шаги будут пропущены. Но это всё равно копирование».

В своих лекциях, прочитанных в Стенфордском университете в 2012 г., он рассуждает, что есть еще и вертикальный прогресс. В случае горизонтального прогресса вместо одной пишущей машинки ставят сто, в случае вертикального изобретается текстовый процессор, что дает в результате переход на иной уровень. Кстати, в его концепции речь и идет о переходе от нулевого уровня на первый, а возможно, и последующие.

Об образовании он говорит не очень приятные вещи: «Мы наблюдаем, имитируем и повторяем. Дети не изобретают новых языков, они учат уже существующие. С самого раннего возраста мы учимся копировать то, что работало раньше».

Понятно, что такая ориентация образования неинтересна сегодня. Поэтому такие страны, как Япония, пытаются создать нечто новое в этой достаточно консервативной отрасли. И им это удается (см. планы Японии по этому направлению — тут и тут). Причем делать такое может только страна со своим четким видением будущего (см. идеи Японии и в этой области).

Современный глобальный мир предоставил новый статус его гражданам. Сегодня нельзя расстрелять протестующих, как это было в начале ХХ века в США, что привело в числе прочего к созданию паблик рилейшнз, поскольку владелец шахт, совершивший это, для исправления созданной им ситуации обратился к специалистам этой будущей и науки, и искусства. Кстати, и проспекты Парижа созданы такими широкими, чтобы можно было разместить там цепь солдат с оружием, которые могут стрелять в толпу. Можем вспомнить расстрел демонстрации с попом Гапоном, приведший к революции 1905 года. Правда, поп Гапон потом оказался японским шпионом с задачей оттянуть от театра войны с Японией боеспособные соединения.

Сегодняшний гражданин становится равным с государством, чего не было никогда раньше. И одной из причин этого является приход интернета как независимого от государства информационного потока, породившего социальные сети, которые также функционируют вне государства.

В результате создана сверхсвязная реальность вокруг нас. И то, что раньше было разными реальностями, теперь стало единой: наша работа, наша почта, наши игры, музыка все теперь ходит с нами. Но одновременно, как пишет Д. Буррус, это привело и к негативным последствиям: «Нахождение постоянно на связи сделало нас не такими результативными в решении проблем, не такими сильными в инновации и креативности, не такими хорошими с друзьями и семьей».

Возможно, этому найдется множество объяснений и другого порядка. Но факт остается фактом — мы другие. И это явно не самый лучший вариант из тех, что были возможны.

Исследователи сопоставили нашу жизнь с еще более давними временами и пришли к интересным выводам. Они считают, что мы живем в мире с обедненными ощущениями. Выживание людей прошлого зависело от каждого звука, вкуса или запаха, поэтому их надо было слышать, знать, помнить и различать. Всё могло представлять опасность, которую надо было распознать вовремя. А мы вообще едим перед телевизором, не уделяя внимания вкусу. У нас стало больше выбора, но в этом нет большого смысла, поскольку мы потеряли способность уделять внимание чему бы то ни было.

Отсюда можно сделать вывод, что резко усилившиеся коммуникации стали самодовлеть над всем. Они «уничтожают» статус и своего источника, и своего получателя. Они становятся единственными и центральными в этом процессе. В то время как в прошлом религиозные коммуникации завышали свой источник, делая его сакральным. Потом появились массовые коммуникации и желтая пресса, которые стали «завышать» своего получателя информации, подделываясь под его интересы. И только интернет сделал поистине массовыми коммуникации.

Интернет также способствовал тому, что человек сегодня имеет дело не с информацией, а с ее переизбытком. Согласно Эрику Шмидту из компании «Гугл», каждые два дня человечество создает столько информации, сколько производилось от начала цивилизации до 2003 года. А интернет обеспечивает доступ к этим объемам.

Новое поколение, которое вступает на арену и как покупатель, и как избиратель, активно изучается сегодня бизнесом и политтехнологами, хотя в полную силу оно вступит только в 2020 г. Это люди, которым сейчас от 20 до 30. Акцентируется интерес этого поколения к интерактивным технологиям. Подчеркивается, что они, может, и смогут починить вышедший из строя прибор, но они не будут тратить на это время. Сегодня Apple привлекает их, потому что они могут получить то, что хотят, достаточно легко. Сейчас представителей этого поколения только в США 80 миллионов, и они тратят в год 600 миллиардов долларов. Это двадцати- и тридцатилетние люди, покупки которых в 2020 г. дойдут до трети продаж.

Их требования к дизайну технологий таковы:

- они выбирают мобильные платформы,

- плохо относятся к неудачному опыту использования техники,

- предпочитают самостоятельно контролировать ситуации,

- будут говорить о вашем бренде в социальных медиа.

Исследователи считают, что системы продаж за следующие пять лет изменятся кардинальнее, чем за предыдущие 50. Речь идет о резкой смене коммуникативных технологий. В случае радио прошло 30 лет, чтобы его приняло 50% аудитории. Мобильным телефонам для достижения этого же уровня потребовалось 15 лет. Социальные медиа достигли его за 3,5 года. Будущим технологиям потребуется только год, что накладывает свой отпечаток на возможные маркетинговые стратегии.

Вероятно также, что это поколение найдет и свои собственные символы и ценности, существенно трансформировав то, что на сегодня имеется. В 2020-м 40% избирателей будут принадлежать этому поколению.

Например, 42% из них предпочитают социализм, правда, только 16% смогли определить его государственную собственность на средства производства. С другой стороны, 64% за свободный рынок и только 32% хотят управления со стороны правительства. 55% хотят когда-то начать свой собственный бизнес. Две трети согласны с мнением о неэффективности правительства. 22% считают себя республиканцами, в то же время в старшем возрасте таких 40%. В 2004, 2008, 2012-м они голосовали за демократических кандидатов.

Исследовательский центр Пью дает еще такие данные. Они не спешат жениться или выходить замуж — только 26% сделали этот шаг. Предыдущие поколения давали в таком возрасте гораздо большие цифры. Они более других поколений отстранены от политических и религиозных институтов. Но они лидируют по освоению всего нового в области коммуникативных технологий — интернета, мобильных технологий, социальных медиа. К примеру, 55% разместили «селфи» в своих социальных медиа, никакое другое поколение и близко не подошло к этой цифре.

Это самое разнообразное в расовом отношении поколение. 43% являются небелыми, что больше, чем в любом поколении. Сегодня половина рождающихся в Америке являются небелыми, а к 2043 году большинство населения будет небелым. Уровень доверия к окружающих у них ниже — 19%, тогда как в прошлых поколениях он был от 31 до 40%. 49% из них считает, что лучшие годы для страны впереди, в то время как в других поколениях так считали от 39 до 44%.

В то же время они опережают предыдущие поколения по долгам за обучение, по бедности и безработице; также они имеют меньшие уровни достатка и личного дохода, чем два предыдущих поколения. Они считают себя политически независимыми, но голосуют за демократов. Они другие в религиозном отношении: 58% абсолютно уверены в существовании Бога, что значительно меньше уровня старшего поколения.

В целом они более либеральны, что отражается на их взглядах на однополые браки, межрасовые семьи, легализацию марихуаны. Но их мнение по вопросам абортов и продажи оружия не отличаются от старшего поколения. Кстати, к ним серьезно присматриваются не только демократы, но и республиканцы. Другие исследователи подчеркивают определенное несоответствие в системе их политических взглядов.

Свободные коммуникации нужны новой экономике. Страны, которые ужесточают свободу интернета, не принадлежат к числу экономически привлекательных. Акцент на необходимости в креативном классе одновременно является вниманием к свободе интернета.

Можно легко предсказать, что поскольку это поколение уже принципиально иное, оно получит и принципиально иные типы коммуникации. Технология придет им на помощь, поскольку они любят технологии.

Материальное поможет оформиться нематериальному, хотя чаще бывает наоборот. Нематериальное всегда требует определенной поддержки от материального. Книга как новая материальная технология создает национализм, поддержав и укрепив национальные языки. Как следствие, возникает современная карта мира в виде разделения на национальные государства. Интернет разрушает государства, создавая и поддерживая сети, которые оказываются сильнее иерархического устройства государственных структур.

Пьер Бурдье серьезным образом «превращает» символическое в материальное: «Наука о произведениях искусства должна рассматривать в качестве своего объекта не только материальное, но и символическое производство — т. е. производство ценности произведения, — или, иными словами, производство веры в ценность произведения. Эта наука должна учитывать не только непосредственных изготовителей произведения в его материальности (художников, писателей и т. п.), но также и целый ансамбль агентов и институтов, участвующих в производстве ценности произведения посредством производства веры в ценность искусства вообще и веры в отличительную ценность того или иного шедевра. Сюда входят критики, историки искусства, издатели, арт-дилеры, владельцы галерей, музейные кураторы, покровители, коллекционеры, канонизующие инстанции (салоны, академии, жюри конкурсов и т. п.)».

Эти же слова, вероятно, можно повторить и для коммуникации. Она еще сильнее зависима от материальных составляющих. Но также и от институциональных, поскольку коммуникации империи отличны от коммуникаций в демократии, где нет необходимости в резком ограничении образцов для тиражирования.

Переход от коммуникации империй к коммуникации граждан начался с момента основания империй. Просто диссиденты прошлого не имели такого коммуникативного инструментария, который есть у диссидентов сегодня. Интернет стал таким ярким инструментарием из будущего, куда он пытается перетаскивать страны, застрявшие в прошлом, а они пытаются отчаянно сопротивляться этому.

У империй есть то, чего нет у граждан. Это сакральность, которая позволяет видеть им, правда, исключительно своими глазами, а не глазами других империй, свое прошлое и свое будущее, которое является единственно правильным для каждой из империй. И именно это представляет сложность для граждан в их борьбе против империй.

Империи не любят иных мнений, активно борясь с ними. Карл Поппер в своем последнем интервью сказал: «Хотя монотеизм философски и эмоционально выше политеизма, многое может быть сказано в пользу последнего. По своей структуре, он с большей вероятностью примет другие религии и с меньшей приведет к фанатизму. Внутри монотеизма гораздо труднее найти место для истин другой религии. Все это ведет к мифам, которые, хотя и могут содержать зерно истины, неистинны. Почему бы иудейские мифы были истинны, а индийские и египетские — нет?».

Рост коммуникации граждан ведет к уничтожению сначала коммуникаций империй, а затем и самих империй. Распад Австро-Венгрии или России демонстрирует, что сначала появились аналоги современных социальных сетей — народные митинги, где граждане получили возможность высказаться. Однотипно была выстроена и перестройка сквозь моделирование коммуникации граждан.

И сегодня государство должно оказывать качественные услуги своим гражданам, а не бороться с интернетом. Иначе граждане будут покидать такое государство. Вышеупомянутый Питер Тиль, к примеру, финансирует создание плавучих городов, которые были бы вообще независимы от государств. Иерархические коммуникации государств сегодня сломались, потеряв свою конкурентность, столкнувшись с новостными потоками интернета. И это постоянный процесс ослабления одного и усиления другого.

При этом все мы всегда моделируем государство странным образом как противопоставленное гражданам. Государство нуждается в однородности, граждане — в разнородности. Но государства будущего, которые есть в зачаточном виде уже сегодня, поняли, что они не менее граждан заинтересованы в разнородности, поскольку на стыке разного и возможно проявление креативности. Коммуникации могут порождать как однородность, так и разнородность. Слабые государства покоятся на однородности, стараясь таким путем сохранить управляемость. Сильные государства пытаются управлять страной в ситуации разнородности.