Смысловое оружие направлено на смену интерпретаций происходящего в случае имеющихся конфликтов. Сам факт при этом не подвергается сомнению, тем более что он подтверждается телевизионной картинкой. Спор ведется о том, что именно перед нами. Например, неизвестный человек с оружием получает в результате российское обозначение «вежливые люди», если он свой, или отрицательное – «фашист, неонацист», если он чужой. Эти смыслы не придуманы сегодня, их берут готовыми из арсеналов смыслового оружия, всё это расположено вокруг двух полюсов: Добра и Зла. «Наше» всегда будет приближено к Добру, а «чужое» — ко Злу. «Злобный оскал американского империализма» времен холодной войны советского времени из этого же противопоставления.

Крым был встроен в смысловую систему России как место, где жили все писатели: от Чехова и Волошина до Аксенова. Соответственно, «аннексия» Крыма с точки зрения Украины становится «воссоединением» с точки зрения России. Если бы Украина в свое время сделала автономию крымскотатарской, усилив именно этот тип смыслообразования, это стало бы противодействием в области столкновения смыслов.

Информационные операции разделяются на три типа. Кибервойны, или информационно-технические войны, — это атака на киберресурсы. Такие атаки развитые страны типа США или Великобритании получают в количестве до ста в день. Мы тоже время от времени имеем атаки на сайты госорганизаций от разного рода анонимных хакеров. Информационно-психологическая война направлена на то, чтобы оппонент/противник принял нужное для атакующей стороны решение.

Информационно-смысловая война является долговременной и занята не столько фактами, сколько изменением интерпретаций фактов. Пример: холодная война или перестройка, которые меняли наше понимание действительности, причем достаточно интенсивно.

И операции в информационном пространстве, и в физическом являются следствием того, что происходит в пространстве виртуальном (картины мира, идеология, литература, кино). Путин был «обижен», если пошел на такой шаг, как переформатирование Крыма. То есть, вероятно, какая-то «конфедерация с Россией» была в его постепенно реализуемых планах на 2015 г. В подтверждение можно вспомнить и министров силового блока, имевших российское происхождение, и российских кураторов новостных блоков украинских новостей. Несомненно, что такое возможное развитие событий начало беспокоить и Запад. Сумма всех этих влияний реализовалась на Майдане.

Н. Маломуж, экс-директор Службы внешней разведки Украины, очень четко обрисовал исходно планируемое развитие ситуации: «Изначально, до Майдана, российский сценарий был другой. Планировалось поэтапное установление контроля над всей Украиной – экономическими, финансовыми, информационными методами. Этот сценарий не удался окончательно, хотя и начал реализовываться, особенно с декабря 2013-го. Но когда Майдан победил Януковича, Россия открыла карты и перешла к силовым действиям».

С другой стороны, Путин, вероятно, является перфекционистом, он идет на военную операцию при сверхвысокой вероятности победы. Кстати, вероятность, при которой лидеры вступают в войну, высчитывают специалисты по составлению психологических портретов, сидящие в разведке. Значит, в данном случае или была высока вероятность сдачи Крыма, или это был «договорный матч», сторонником последней версии является Тарас Черновил (см. тут, тут, а также тут и тут). Правда, в передаче «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» (РТР, 30 марта 2014 г.) прозвучала еще одна версия: военные не могли стрелять друг в друга, поскольку их удерживало от этого общее прошлое, то есть, по сути, общие ценности, то есть вновь имела место опора именно на смысловое оружие.

Базовым инструментарием экспансии всегда остается продвижение той или иной системы ценностей. Ярким примером этого являются религиозные войны. Но и все революции также начинаются с продвижения иных базовых ценностей. «Свобода, равенство, справедливость» повела вперед французскую революцию, «война дворцам» вела русскую революцию. Но и два киевских майдана (2004-го и 2014-го) – это тоже борьба за справедливость. Продвижение демократии стало целью американской политики.

При иных ценностях уже не может быть старых структур. Холодная война тоже оказалась ценностным противостоянием, то есть, по сути, смысловой войной. Ценности – это не само содержание информационных потоков, это более глубинный уровень. Содержание лишь иллюстрирует ценности, а не создает их.

Холодная война была двусторонним потоком продвижения ценностей: СССР также продвигал свои, а не только Запад – свои. Именно под продвижение ценностей хорошо подходили литература, искусство и даже наука как инструментарий. Кстати, Запад тоже хорошо понимал, что в области идеологии – «граница на замке», чего нет в такой сильной степени в области культуры. Соответственно, от ценностей отталкивались и типажи героев: они должны были либо создавать новые ценности, либо защищать свои ценности от вторжения чужих. Например, герои довоенного фильма «Трактористы» создавали свои ценности, а герои фильма «Танкисты» уже защищали их.

Сталин создал из страны одну большую фабрику, где всё работало на оборону. Именно по этой причине было разрушено индивидуальное сельское хозяйство. Сталин так и аргументирует эту трансформацию сельского хозяйства при обсуждении книги А. Довженко «Украина в огне»: «Довженко отрицает ту простую и очевидную истину, что колхозный строй укрепил советское государство как экономически, так и морально-политически, что без колхозов мы не могли бы успешно вести войну. Представьте себе, что у нас в деревне сохранился кулак, а колхозы отсутствуют. Каждому понятно, что хлеб и сельскохозяйственное сырье для промышленности в значительной мере находились бы у кулака. Он диктовал бы нам любые спекулятивные цены на продукты и сырье и оставил бы армию и рабочие центры без хлеба, без продовольствия. Кулак постарался бы задушить народ голодом и ударил бы Советскую власть в спину. И если всего этого не случилось, то только потому, что кулаков, к которым, видимо, Довженко испытывает такое сильное тяготение, мы ликвидировали как класс и успешно построили колхозы».

Советский Союз унифицировал управление, создав однотипный типаж человека. Но точно так поступил и Запад, руководствуясь не только политическими, но скорее экономическими мотивами, строя общество потребления. И тем и другим для этого потребовался унифицированный набор ценностей. Только в шестидесятые и семидесятые годы единая матрица ценностей стала расшатываться. Сегодняшняя возросшая потенциальная альтернативность является результатом этого расшатывания.

В шестидесятые-семидесятые годы Запад первым допустил уход молодежи в неполитические ценности (движение «наркотики, рок и секс»), что в свою очередь позволило ему сбить накал протестных движений. «Битлз», к примеру, также стали такой неполитической ценностью для советской молодежи, то есть СССР получил отголосок этой мощной западной антипротестной волны. Получается, что Битлз также формировали систему идентичности советской молодежи того периода, а не только ВЛКСМ и «Комсомольская правда».

Информационное общество, по сути, базируется на новой матрице: «В прошлом главной ценностью считалось владение землёй, сегодня обладание информацией». Однако это скорее отражает человека работающего. Человек вне работы живет в системе виртуальных ценностей, его обслуживают не информацией, а развлечениями. Однако все сюжеты строятся именно на действиях в виртуальном пространстве. То есть имеем соотношение: человек на работе – информационные интересы, человек дома – интересы виртуальные.

Политика – это тоже или удержание ценностей, или смена ценностей. В. Иванов говорит о сроке эволюционного изменения ценностей в 40–50 лет. Это время взросления двух новых поколений. Однако это срок «медленного» изменения, интенсивные трансформации, понятно, могут проходить гораздо быстрее.

СССР все время «ковал» новых людей, поскольку его не удовлетворяли люди прошлого. Отсюда такой интерес власти к литературе и искусству, поскольку они как раз и отражают нужные образы героев. В довоенное время люди по нескольку раз смотрели один и тот же фильм, например, «Чапаев». Сегодня этот же феномен имеет место на телевидении, но в принципе мы все время находимся в повторе, поскольку все фильмы базируются на той же системе ценностей, только их проявляют для нас разные герои.

Одним из смыслопорождающих и смыслоудерживающих механизмов является также образование и наука. Это рациональный инструментарий для порождения и трансляции смыслов, в то время как литература и искусство делали это с помощью эмоциональных механизмов.

Советское образование оказалось очень сильным компонентом. Возможно, что оно стало таким эффективным из-за того, что СССР увидел в нем поддержку в области модернизации страны и обороны. Но фактом является сильный характер этого образования именно в области фундаментальных наук, поскольку гуманитарные науки, не имея объективных методов исследования, все равно находились на периферии у власти.

Исследование советской научно-технической интеллигенции, проведенное недавно, подтвердило эту высокую роль образования для развития СССР: «Когда в 1955 году директор секретной Лаборатории "В" Блохинцев представлял на Женевской конференции макет первой в мире АЭС, иностранные специалисты были не слишком впечатлены станцией, нечто подобное они уже видели в США. Фурор вызвала способность Советов в рекордно сжатые сроки наладить массовую подготовку высококлассных кадров. Один из членов американской делегации в отчете отмечал, что "ничего подобного у нас на данный момент не существует". Образование, которое один из наших собеседников назвал "образованием лицейского типа", имея в виду плотный человеческий контакт между студентами и преподавателями, идущими в аудиторию прямо из лаборатории или с полигона, было образованием будущего. Застывших учебников не существовало. Это создавало принципиально неповторимую атмосферу».

Это вариант образования, который наиболее ярко воплотился в системе московского физтеха. Когда сегодня с экрана телевизора директор киностудии им. Горького, являющийся выпускником физтеха, объясняет, что это произошло потому, что нас учили решать нерешаемые задачи, мы это прекрасно понимаем. Правда, и британский МИД утверждает, что они скорее возьмут на работу не выпускника Лондонской школы экономики, а выпускника Оксфорда, который занимался дешифровкой неизвестной письменности, потому что им также нужны специалисты по нерешаемым задачам.

Последующая смена поколений в СССР, а по сути и смена ценностей, которая происходит параллельно, уничтожила этот феномен. Сначала «угасла» школа, потом университеты, а за ними «погасли» и академические институты. Наука перестала быть захватывающей и интересной. Эту роль перехватил бизнес. К тому же его социальный лифт, по крайней мере в то время, действовал куда честнее.

Массовая культура больше транслирует, чем порождает. Она действует негативно – своим усиленным тиражированием одних смыслов она блокирует для распространения другие. А для тиражирования нужных смыслов у государства есть множество путей. Тем самым создаются образцы нужных смыслов. Под эти смысловые «лекала» начинают подводиться все остальные образцы. Таким мастер-образцом был соцреализм. Он был «населен» положительными героями с борьбой хороших героев с очень хорошими. То есть невозможно в этой системе представить себе отрицательный образ секретаря обкома.

С. Белковский, к примеру, видит империю именно как генератор образцов: «Империя – это понятие в основе своей не географическое и даже не силовое. Империя – это источник / поставщик образцов. Интеллектуальных, культурных, политических, технологических. Какая бы часть Украины ни была присоединена к России, источником образцов от этого Россия не становится. СССР же таким источником был».

Виртуальное пространство живет по своим законам. С одной стороны, мы всегда ценим реализацию конкретных образов. С другой – конкретика и означает, что за ним стоят более абстрактные истины, которые нас и привлекают. И в виртуальном пространстве нет места чужим смыслам. К тому же, смыслы системны, вводя один, мы автоматически подготавливаем площадку для других, которые с ним связаны.

Наиболее четко эту опасность чувствуют представители творческих профессий, поскольку и сами работают на поле смыслов. О. Забужко, например, говорит в интервью: «Вы с изумлением обнаружите, по скольким украинским каналам просто нон-стоп валят российские сериалы исключительной тупости – о ментах, о доблестных чекистах, о ком там только нет. В сегодняшнем контексте это уже просто пропаганда ценностей оккупационной армии. Хорошо, никто этого не смотрит из – как это у вас называется – креативного класса. Но два десятилетия идет массированная информационная война, информационная лоботомизация посредством именно российского материала, не своими силами. Идет захват площадок».

Главным инструментарием производства смыслов является телевидение и кино. Это такие себе если не фабрики, то колхозы смыслов, где во многом полностью отсутствует индивидуальное творчество, поскольку это принципиально коллективный труд, а как известно, интеллектуальный не производится коллективами.

К тому же, коллективное производство дополняется коллективным потреблением. Александр Богданов в свое время точно подметил, что толпу можно выровнять только по низшим реакциям, поскольку высшие реакции у всех индивидуальны, то есть разные.

Д. Дондурей называет основным потребителем кино в России девочек 12–17 лет. И это соответствует мировым тенденциям, то есть таковой является ситуация во всем мире, где потреблением кино «правят» тинейджеры. Они же хотят от кино следующих образцов: «Сколько бы кинопродюсеры ни взывали: "Победа любой ценой! Готовься жертвовать собой ради Родины", для них эти материи сегодня не являются смыслом жизни. Зрительницы хотят понять, как им жить в мирное время. Как устраиваться на работу? Нужно ли всегда подлизываться к начальнику, предавать свою подругу? Как познакомиться с приличным парнем и стоит ли ложиться в койку прямо на первом свидании? Как вести себя с родителями, которые тебя достали? Как тратить свой бюджет? И ещё великое множество жизненных "как". Эти юные создания хотят, чтобы кинематограф увлекательно учил их правилам жизни».

В российском кино отсутствуют фильмы с политическим сюжетом, в то же время они существуют в американском. Дондурей подчеркивает, что сериалы учат только двум вещам — как разбираться с любовными и семейными отношениями и как побыстрее стать бандитом.

Дондурей очень четко формулирует, что же именно производит телевидение: «В профессиональное общественное сознание сфера телевидения не попадает в качестве системного медиаформатирования взглядов людей на жизнь, на осуществление ее правил, предписаний морали, стереотипов, ментальных кодов, ценностных систем – всего того, что можно назвать "картиной мира" буквально каждого человека. Телевидение по какой-то старой традиции относят к журналистике, но это не совсем так. Этот род медиа – не только коммуникации и информация, но и компенсаторные механизмы, и производство смыслов, их трансляция сквозь время и разные сообщества, приоритетов, ментальных установок, и многого другого».

Именно поэтому он считает, что это и есть главное производство в стране: «Создание смыслов, представлений миллионов о жизни. Нет ничего более значимого при переходе к информационному постиндустриальному обществу – никакие нефтянка или финансовый рынок с этим не сравнятся». И далее: «По крайней мере со времен второй медийной революции (речь о телевидении, которое последовало за первой – станком Гутенберга; третья революция – интернет) люди перестали жить только в физическом мире. Все перешли в третью, виртуальную, реальность. Это когда первая, эмпирическая, соединяется со второй, придуманной авторами. Теперь мы существуем в пространстве интерпретаций. Опасно, если они ложные, а мы этого не замечаем».

Дондурей даже написал доклад президенту Путину о влиянии телевидения на стоимость человеческого капитала в России, где подчеркнул основную функцию, выполняемую ТВ: «За предоставление гражданам информационных и иных "услуг" стоит их наделение картинами мира, ценностями, нормами, пониманием того, как устроена жизнь. Что важно, а что – нет». Как видим, телевидение порождает определенный путеводитель по жизни.

Получается, что не люди создают этот мир, а телевидение. Телевидение создает образцы, которые потом мы начинаем воплощать в жизнь. Без образцов не возникало бы повторяющегося поведения. Образцы несомненно облегчают жизнь, поскольку не заставляют думать. Вероятно, прошло такое усложнение мира, что его уже трудно осмыслить без чьей-то помощи.

Такие образцы единого поведения необходимы в первую очередь для массового сознания, поскольку миллионы людей в принципе не могут жить без такой унификации. Маклюен увидел первый такой глобальный унификационный процесс человечества в связи с наступлением эры книгопечатания. Потом прошла эра кино, завершился процесс эрой телевидения. Но по сути и более индивидуальное потребление информации в случае интернета все равно несет такую же унификацию, поскольку процесс тиражирования смыслов вновь резко ускорился.

Телевидение формирует идентичность людей. Именно по этой причине телевидение не впускает в себя радикальные смыслы и радикальных людей. Оно скорее не делает революции, а удерживает статус-кво. Когда телевидение не удерживает имеющуюся модель мира, а у нас это было в период двух майданов, тогда происходит смена власти.

Нам следует признать, что идентичность формируется в динамических сюжетах. Золушка – это переход от одного состояния к принципиально другому, как и self-made man. К примеру, эти сюжеты ведут человека от нуля к единице в двухзначной системе. Как и фраза, описывающая русскую революцию: кто был никем, тот станет всем.

Бандитский сериал демонстрирует то же самое движение, но по неправильной траектории. Однако точка-цель та же. Все хотят шикарной жизни, и ради этого совершаются революции. Советский Союз был разрушен кинофильмами про западную жизнь. Показав цель и не дав легального инструментария для ее достижения, пришлось искать инструментарий путем смены всей системы. Советский Союз эпохи Сталина удерживал от подобных изменений путем мощной работы по созданию целей в виртуальном пространстве. Там было два мощных символических образа: Счастливое будущее и Враг, который затруднял переход к нему. Тем самым становится понятной роль Врага и его «представителей» в настоящем.

Вероятно, именно по этой причине столь значимы ситуации «массовых обид», на которые обратил внимание Г. Бейтсон как на пружины мировой истории. Это работа «От Версаля к кибернетике», которая есть в его книге «Шаги к экологии разума» (Bateson G. Steps to an ecology of mind. – Northvale – London, 1987). Выстреливание этих ситуаций через много лет как раз и отражают динамику резких смен: нагнули – распрямились. Ситуация присоединения-аннексии-захвата Крыма (ненужное вычеркнуть) также моделируется Россией как восстановление справедливости.

Естественным (дома и привычно) и основным способом получения представлений о действительности служит телевизор. Для 88% россиян это центральное телевидение (опрос ФОМ 22 марта 2014) (см. тут). Интернет дал цифру в 41%. Интересно, что в Украине посещаемость «Украинской правды» в феврале достигала двух миллионов человек. Правда, исчезновение экстраординарных событий автоматически приведет к падению посещаемости.

Парадоксальные ответы на вопрос об объективности российского телевидения, с нашей точки зрения, можно найти в опросах ФОМ. Телевидение в целом получило 39%. Но «Первый канал» считают объективным только 10% опрошенных, канал «Россия 1» – 7%, НТВ – 4%, «Россия 24» – 3%. Интернет же считают объективным 17%. Лидерами наименее объективного освещения названы: «Первый канал» – 3%, НТВ – 3%, телеканал «Россия 1» – 2%. Однако при этом государственным СМИ доверяют 62%, негосударственным – 16%. То есть самым необъективным каналам одновременно, как это ни парадоксально, доверяет большинство.

Мы имеем также редкие украинские критические стрелы в сторону собственных пропагандистских устремлений, а также свое место стали занимать опровержения российских пропагандистских выступлений (см. тут и тут). Существует уже и целый сайт www.stopfake.org, посвященный борьбе с недобросовестным освещением событий в Украине и в Крыму, который носит достаточно качественный характер. Одновременно там пошли первые тоже качественные статьи, посвященные анализу российской пропаганды (см. тут и тут). Сами россияне достаточно скептически относятся к своей пропагандистской продукции (см. тут и тут). С другой стороны, Россия тоже делает фильмы на тему информационной войны со стороны Украины (Россия 1, повторено на Россия 24 6 апреля 2014).

В реальном мире трудно достичь быстрых результатов. Требуется долгий и утомительный путь по достижению своих целей. И Украина только делает первые шаги к своим целям, который отличны от целей, которые видят для нее другие. Смысловое же оружие направлено на то, чтобы заменить имеющиеся цели на нужные атакующему, в чем и проявляется его опасность.