«Правила репортажа» — цикл профессиональных портретов украинских и зарубежных журналистов, которые были лекторами Школы репортажа в Украинском католическом университете. Героями проекта уже были Анна Гин, Екатерина Сергацкова, Соня Кошкина, Павел Решка, Олег Криштопа, Пётр Андрусечко, Игорь Мечик и Анастасия Рингис.

Дмитрий Фионик, редактор отдела «Большая тема» журнала «Фокус», — человек непубличный. Тот случай, когда заголовки его материалов — например, «Технология чуда» об ожоговом центре или «Встать и идти» о военном фельдшере, потерявшем руки и ноги, — более на слуху, чем фамилия автора. Всё потому, что репортаж для него — это немного литература, требующая уединения; душевная работа, а не отражение реальности. Во время лекции в Украинском католическом университете Дмитрий говорил о репортаже в терминологии семиотики, удивившей, а возможно, и немного испугавшей присутствующих участников Школы социального репортажа.

Хороший репортаж — это всегда немножко замаскированная поэзия. Когда мы говорим о репортаже, речь идёт, скорее всего, о художественном слове. Подспудно предполагается, что проза — это промежуточная стадия между бытовой речью и поэзией. Но это не так, потому что сначала было слово поэтическое, которое эволюционировало в художественную прозу.

Есть убеждение, что репортаж придумали журналисты. Но подвох заключается в том, что репортаж старше журналистики. Журналистика — это воробышек, а репортаж — птица гамаюн. У читателей возникает представление, что журналист, в отличие от творца-писателя, — это некий технический работник. Но совсем плохо, если такой точки зрения придерживается сам журналист.

Словосочетание «социальный репортаж» мне не нравится. Социалка — это мелко и звучит как что-то о взаимоотношениях гражданина с государством. На самом деле, когда мы подходим к герою, видим огромный пласт человеческого духа. Репортаж берётся со дна душевного лабиринта.

Чаще всего журналисты допускают две ошибки. Первая — «что вижу, то и пою»: журналист не фрагментирует реальность, не выстраивает её, а отражает. Вторая — самонадеянность: когда историю вываливают всю и сразу, не продумывая композиции, структуры.

Думаю, в Украине нет репортажной школы. Интерес у аудитории есть, но рынка нет. Мы живем во времена кризиса бумаги, весь информационный массив ушел в интернет, где он не монетизирован. Нет денег, нет и школы. Та же самая беда со школой писательской. Украинская литература и журналистика напоминают чашку Петри, в которой живут микроорганизмы: их нужно подкармливать, чтобы из них что-то большое выросло.

Я горжусь своей репортажной работой. Репортажи у нас качественные, но их мало. Я многими работами горжусь как редактор. Есть то, что я выдавил, долго работая с автором, и есть материалы, которых я жду больше года. Один из таких выстраданных материалов — «Історія однієї криївки» о выходе украинских военных из Дебальцево.

Магия поэзии и репортажа обеспечивается сложной символической системой. Ее придумали ещё тогда, когда не было «Википедии». Роль символа в репортаже играет деталь. К детали нужно относиться очень осторожно — она может или все испортить, или усилить эффект. Но и значение детали я бы не абсолютизировал, поскольку иногда банан — это просто банан. Очень важно продумывать то, какие детали что символизируют.

Детали нам подсказывает жизнь. Но на них можно и охотиться. Деталей не должно быть ни слишком много, ни слишком мало, потому что деталь — это часть механизма. Не может ведь быть слишком много или мало деталей велосипеда. Их должно быть столько, сколько нужно, чтоб велосипед ехал.

Сам механизм — это код. Он же месседж, он же сверхидея, он же смысл. Он состоит из элементов и зачастую сводится к моральной истине. Другой вид кода может быть сложным, многоуровневым и даже скрытым, если стоит задача обмануть заказчика или цензуру.

Код не должен быть слишком выпячен, он должен исподволь прорастать и встраиваться по двум осям — синтагматической и парадигматической. Первая связана с последовательностью (количество слов в предложении, величина абзацев, разбивка на главки, последовательность действия). Парадигматическая ось — это уже слова и кодировка, оппозиция (антигерой, противопоставления добра и зла). Если мы так тщательно подбираем детали, выстраиваем по осям наш текст, дробим реальность на фрагменты, не обманываем ли мы читателя, не выдаем ли желаемое за действительное? Нет. Если мы честны перед собой и читателем, то открываем некую сущностную правду, не всегда заметную простым взглядом.

Работа с героем — это всегда социальный обмен. Мы берем и отдаем. Если автор чувствует, что ему дали больше, чем он отдал, он может чувствовать угрызения совести, будто он паразитирует на герое. Но если обмен правильный, такого не случится. Если речь идет о социальном репортаже, в котором мы привлекаем внимание к бедам человека и тем самым к человеку, то мы подталкиваем общество к решению проблем.

Сразу писать шедевр, не имея большого опыта, довольно сложно. Советую начинать с метода Светланы Алексиевич: записывать жизненные истории. Они тоже требуют литературной обработки, отбора деталей, но это технически более простая работа. Просто нужно не лениться расспрашивать, а после объединить монологи в идею.

Когда я пишу о другом человеке, я всегда открываю что-то в себе. Приоткрываю свойственную мне, к сожалению, сентиментальность. Иногда чувствую себя неловко перед героем, но всегда оправдываю себя тем, что работа у меня такая. Некоторые вопросы, которые я задаю, я бы никогда не задал человеку, не будь я журналистом. Я пытаюсь вести себя с людьми честно. Главные герои знают о том, что я журналист, а со второстепенными бывает по-разному.

Литература — вид деятельности, требующий уединения. Журналисты, работающие на стыке литературы и утилитарной журналистики, живут в условии перепадов: общение, за которым следует уединение. Мое руководство знает, что длинные тексты я пишу дома, потому что меня выводят из себя телефонные звонки и разговоры. Потом я опять выныриваю и собираю новую информацию.

Я к каждому герою подбираю песню. Иногда к материалу. Бывает, что я не сажусь писать, пока эта песня в голову не пришла.

Не пишите целиком от начала до конца. Я создаю папку с файлами и записываю все идеи отдельно. Так образуется десять-пятнадцать файлов, потом я делаю инвентаризацию, выстраиваю историю. Всегда пишу план, но никогда ему не следую.

Репортер — существо дневное, а поэт — ночное. Ночные образы нужно запоминать и записывать, но не включать в текст.

Важно шокировать читателя началом текста. Оно должно быть сильным, жестким, мощным. Если человек пришел в кино, первые пятнадцать минут он будет сидеть и не уйдет, даже если не зацепило. В журнале такого не будет: не зацепили первые два предложения — дальше читать не будет.

Прямую речь героев нужно редактировать. Не должно быть стенограммы. Главное — понять, что герой хотел сказать, и передать его манеру. С текстом нужно переспать — прочесть и отредактировать его на свежую голову. Практически каждый текст нуждается в редакторской правке, даже очень хороший.

Хороший репортаж должен оставлять у читателя чувство того, что он сам все понял и пришел к выводу.

Можно не знать литературных приёмов, но при этом на интуиции родить шедевр. Самые сильные репортажи, опубликованные «Фокусом», были написаны не журналистами. Человек, который пережил что-то экстраординарное, структурирует и перерабатывает эмоции, у него для этого есть время. А журналист постоянно работает и вынужден себя на эти впечатления натаскивать. Пожалуй, основная задача журналиста — впитывать впечатления, переживать их внутри себя и передавать читателю. Это душевная работа, а не просто отражение реальности.

Фото Остапа Ярыша