Операции влияния являются более старым средством воздействия, чем информационные операции. Ведь религия и идеология с помощью такого инструментария, как церковь, школа, книга, а ещё раньше просто устное слово, давно формируют мир единого типа, выстроенный вокруг своих базовых ценностей. Структуры, обладающие единой картиной мира, в прошлом всегда оказывались сильнее в процессах выживания, чем структуры, разрешавшие альтернативность. Только в наше время общество стало спокойнее относиться к альтернативным моделям, что, вероятно, связано с более облегчёнными условиями существования современного человека.

Терроризм стал новым проявлением операций влияния, которые впервые стали реализовываться с помощью инструментария не физического, а информационного пространства. Ведь что такое 11 сентября? Это коммуникация с помощью физического пространства, причём сделанная столь виртуозно, что у многих возникло подозрение, что они просто смотрят очередной голливудский боевик, то есть было активировано и третье пространство – виртуальное.

Джон Аркилла в своей книге 2011 года, имеющей интересный подзаголовок «Как мастера нетрадиционной войны сформировали наш мир», где есть отдельные разделы не только о Гарибальди и Тито, но и о Денисе Давыдове и Аслане Масхадове, акцентирует в терроризме обязательное наличие нарратива, который часто связан с освобождением родины, реальной или воображаемой (см. работу: Arquilla J. Insurgenrs, raiders,and bandits. How masters of irregular warfare have shaped our worlds. – Chicago, 2011). Он подчёркивает, что немецкие солдаты, например, могли сражаться за безнадёжное дело, но повстанцы всегда верят и своим руководителям, и делу, которому служат. То есть здесь виртуальная составляющая играет гораздо большую роль, чем в случае обычной армии.

Группа исследователей из РЕНД выделила следующий набор наиболее важных компонентов планирования операции влияния (см.: Larson E.V. a.o. Foundations of effective influence operations. A framework for enhancing army capabilities. – Santa Monica, 2009. – Р. 67–68):

- чёткие цели,

- выделение ключевых целевых аудиторий,

- выбор каналов,

- определение характеристик аудитории, важных для воздействия,

- обеспечение прихода сообщений до момента принятия решений,

- конкретные характеристики источника,

- конкретные характеристики месседжа,

- адаптация всех компонентов в процессе: канала, источника, темы, месседжа.

Соответственно вычленяется ряд конкретных вопросов, которые должны быть установлены для проведения эффективного воздействия (там же, p. 77):

- определение доверия к имеющимся каналам,

- как структурирована целевая аудитория, насколько это стабильно,

- какие сообщения они уже получают,

- какие сообщения, содержание и форматы наиболее вероятно будут восприняты,

- как много сообщений следует направлять,

- какие дополнительные действия должны быть проведены.

Близко к последнему параметру интересное замечание есть у Уильяма Линда, создателя концепции четырёх поколений войны, который постоянно подчёркивает, что американцы пока активно усвоили только инструментарий второго поколения – концентрацию огня.

Хотя то, что подчёркивает Линд, он относит к информационным операциям, это скорее относится именно к операциям влияния. Он считает, что в рамках четвёртого поколения войны «информационные операции – это не то, что вы говорите, а то, что вы делаете» (см: Lind W.S. The power of weakness // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009. – Р. 37). Если люди видят свои двери разбитыми среди ночи, нечеловеческое обращение с пленными, гибель гражданских лиц от авианалётов, то никакие слова не могут этого исправить.

Австралийский учёный Уильям Хатчинсон также привязывает операции влияния к действиям, поскольку ради этого меняется отношение и поведение. Правда, здесь физические действия являются целью, а не собственно коммуникацией.

Всё это связано с тем, что и слова, и дела сходятся в единой точке – сознании. И там, в первую очередь, будет активировано противоречие между ними, если оно наличествует. И эта единая точка получила сегодня новое обозначение – когнитивное (см. работу: Forest J.J.F., Honkus F., III. Introduction // Influence warfare. How terrorists and governments fight to shape perceptions in a war of ideas. Ed. by J.J.F. Forest. – Westport – London, 2009) или концептуальное (Geltzer J.A., Forest J.J.F. Assessing the conceptual battlespace // Ibid) поле битвы. Это когнитивная или концептуальная война. Именно по этой причине борьба разгорается очень часто за именования и переименовывания, ярким примером чего стала борьба за доминирование только одного из вариантов: или «Великая отечественная война», или «Вторая мировая война».

В другой своей работе Хатчинсон определённым образом противоречит сам себе, когда подчёркивает слабую связь между влиянием и сообщением. Он говорит в небольшой статье по кибервлиянию: «Связь между посылкой сообщения и осуществлением влияния носит проблематичный характер, как и дальнейшая связь с изменением поведения».

Нам всё же представляется важным подчеркнуть нечто иное: если информационные операции, даже будучи информационными, всё равно строятся по целям и моделям применения жёсткой силы Джозефа Ная (см. работу: Nye J. Soft power. The means of success in world politics. – New York, 2004), в чём и проявляется их эффективность, то операции влияния принципиально иные, их сфера – это действительно сфера мягкой силы.

Для мягкой силы характерным является, на наш взгляд, наличие (или иллюзия) выбора. Жёсткая сила стопроцентно программирует поведение, причём делает это принудительно. Мягкая сила оставляет выбор, но она настолько сильна сама по себе, что под её влиянием все всё равно тянутся читать, например, «Гарри Поттера» или смотреть «Аватар». Это программирование на уровне, который находится вне нашего осознания. Нам кажется, что решение мы принимаем самостоятельно, хотя на самом деле умелые конструкторы выбора помогают нам сделать это.

Джозеф Най акцентирует также следующее (там же, с. 31): «Политика становится частично борьбой за привлекательность, легитимность и достоверность. Способность делиться информацией – и быть достоверным – становится важным источником привлекательности и силы». И тут следует добавить, что политики как раз наиболее часто и заимствуют возникающие в обществе типы эффективного воздействия. Они сегодня стали и актёрами, и ораторами, поскольку именно этот тип коммуникативного поведения привлекает людей.

Джозеф Най выстраивает следующую таблицу, где сводит разные типы сил воедино:

Главным же отличием он считает то, что жёсткая сила принуждает, а мягкая – привлекает. Поэтому к мягкой силе люди стремятся сами, она долговременна по своему действию, а жёсткая сила оказывается работающей только тогда, когда она проявляет себя. После изменения ценностей система будет запрограммирована на новые действия. Для неё не требуется «надзиратель».

Единственным недостатком мягкой силы следует признать её «неточность». Её результаты также будут отдалёнными во времени. Поэтому жёсткая сила как антипод этого подхода также будет ещё долго находить применение. Хотя есть тенденция делать средства воздействия всё более мягкими, например, осуществляется разработка некинетических средств войны (например, аэрозоль, который останавливает двигатели внутреннего сгорания, или клей, который не даёт передвигаться по дорогам).

Мы можем выстроить следующий набор противопоставлений этих двух подходов – информационных операций и операций влияния:

Запрещение определённого действия в случае информационных операций проявляется в принципиальной невозможности его реализации, о чём и повествует сообщение, например, продолжать борьбу в случае войск противника. Диффузный характер операций влияния именно потому и нечёток по целям, что это является их преимуществом. Они меняют фон действий, а не сами действия. В этом плане понятна мысль Альтюссера о школе как основном механизме формирования мозгов в современное время. Именно в школу сегодня спрятались все пропагандистские механизмы.

Операции влияния порождают новые контексты, а не новые тексты. Это разница, которая параллельна разнице рекламы и пиара. Реклама не прячет своей направленности, чего нельзя сказать о пиаре. По этой причине на пиар не будет прямого негативного реагирования, а от рекламы потребитель пытается спрятаться. При этом по своей форме пиар-тексты могут лишь мимикрировать под новостные.

Типичные выборы будут иметь в своём арсенале как информационные операции, поскольку они привязаны к конкретной точке голосования, где в определённое время следует проявить изменение поведения, так и операции влияния, поскольку пытаются трансформировать фон, на базе которого избиратель должен принять своё решение. И поскольку современные выборы всегда нацелены на тех избирателей, которых можно перевести на свою точку зрения, то фон такого порядка играет огромную роль.

Джордж Лакофф подчёркивает, что современная политика во многом прячет свои реальные цели. Он приводит пример республиканцев с их термином «облегчение налогов» (см. работу: Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. – New York, 2004). Кстати, именно эта формулировка данного «удара» по демократам была отобрана фокус-группами Франка Лунца (см. работу: Luntz F. Words that work. It's not what you say, it's what people hear. – New York, 2008). Лакофф же акцентирует «спрятанность» конечной цели такого подхода – это уничтожение социальных программ.

Специалисты по дезинформации выделяют несколько классических приёмов дезинформации:

- соблазн – оппонент получает внезапное преимущество, которое он может использовать,

- повторяющийся процесс – неопасное поведение повторяется, чтобы притупить бдительность для последующих действий,

- случайная ошибка – оппонент верит, что информация попала к нему по ошибке,

- явное решение – дезинформация поддерживает идею, что будет использован явный метод, чтобы скрыть реальный метод действий,

- неудача – эта техника схожа с предыдущей, только её нельзя приписать никому.

Более детально эти виды стратегий описываются в другой работе автора. Существенным недостатком этой классификации является, по сути, отсутствие классификации, поскольку отдельные элементы её выводятся из разных принципов.

В другой работе выделяются три типа дезинформации:

- обман,

- ошибочное восприятие,

- самообман.

Это также достаточно общий подход, но суть его каждый раз одна: ввести в противника ошибочную картину мира, чтобы в результате получить неправильные действия.

Мы можем представить теперь, что, по сути, процесс дезинформации состоит из такого ряда этапов. В самом простом виде мы можем представить его следующим образом:

- введение альтернативной информации,

- закрепление альтернативной информации,

- принятие решений противником на её базе,

- развёртывание ситуации на её базе,

- негативный результат, который заставит сделать следующий шаг,

- пересмотр принятого решения, в том числе и для поиска ошибки.

США в последнее время поменяли своё понимание войны, которую они ведут сегодня, перейдя от войны с террором к войне идей. В связи с этим у них возникает потребность заимствовать опыт холодной войны, которая и была как раз войной идей. Сегодняшние высказывания уже звучат следующим образом: «Мы не можем выиграть войну против терроризма, если мы не понимаем и не действуем против его идеологического измерения» (см.: Fulford C.W., Jr. Countering ideological support for extremism: challenges and implications // Connections. – 2006. – V. 5. – N 3). При этом Полетта Отис видит дополнительные особенности такой войны, где оказывается задействованной именно религия (см. работу: Otis P. Religion in information operations: more then a «war of ideas» // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009). Понятно, что если это и идеология, то, несомненно, другой её тип.

В системе информационного измерения военные предлагают выделять три отдельных измерения: физическое, информационное и когнитивное. К информационному относится как передача или хранение, так и само сообщение. Физическое измерение имеет место в пересечении с физическим миром: это место атаки и защиты информационных систем. К когнитивному измерению относится разум лиц, принимающих решения, а также целевой аудитории.

Одним из инструментариев, которые направлены уже чётко на разум, являются нарративы (см. анализ военного применения этого инструментария: Neate M.C. The battle of the narrative; Gorka S., Kilcullen D. Who's winning the battle fjr narrative? Al-Qaida versus the United States and its allies // Influence warfare. How terrorists and governments fight to shape perceptions in a war of ideas. Ed. by J.J.F. Forest. – Westport – London, 2009; Galbraith R.S. Winning on the information battlefield: is the story getting out? // Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed. by G.J. David Jr., T.R. McKeldin III. – Washington, 2009). Нарративы фиксируют те глубинные роли (герой, враг, жертва), от которых впоследствии начинают отталкиваться медиасообщения. Сегодня борьба за нарративы принимает не менее ожесточённый характер, чем борьба на физическом поле боя. Окончательная победа формируется именно в медиавойне, а не в войне на поле боя.

Такого рода смещение находит объяснение: «Современные общества являются более уязвимыми по отношению к операциям в когнитивном пространстве, поскольку имеют большую степень взаимосвязанности и способность противника действовать в электронном пространстве для создания когнитивных эффектов».

К числу аргументов такого рода мы хотели добавить и следующее. Власть в прошлом, в отличие от власти в настоящем, была менее зависима от общественного мнения, например, монархи могли принимать свои решения в отрыве от общества. Сегодня власть зависима от общественного мнения вдвойне: и от собственного общественного мнения, и от общественного мнения внешнего. Поэтому реальную зависимость власть имеет не от информации, а именно от общества, которое может получить эту информацию.

Сегодня проведены исследования исторических аспектов применения операций влияния, включая советские операции влияния (см. работы: 1, 2). Согласно другому анализу советского подхода, задачи тогда ставились ещё более широкие:

- передача картинки ситуации,

- создание цели для оппонента,

- формирование цели путём передачи картинки ситуации,

- передача образа цели,

- передача картинки ситуации для выработки цели оппонентом,

- рефлексивный контроль двустороннего соглашения третьей стороной,

- рефлексивный контроль оппонента, использующего рефлексивный контроль,

- имитация собственных процессов рефлексивного контроля.

В принципе, взгляд в прошлое оказывается, по сути, настолько широкой темой, что туда автоматически попадает и вся деятельность времён холодной войны (см., например, некоторые исследования информационной деятельности того периода: Lashmar P., Oliver J. Britain's secret propaganda war 1948- 1977. – Phoenix Mill, 1998; Osgood K. Total cold war. Eisenhower's secret propaganda battle at home and abroad. – Lawrence, 2006; Rawnsley G.D. Radio diplomacy and propaganda. Yje BBC and VOA in international politics, 1956 – 64. – Houndmills – London, 1996; Snyder A.A. Warriors of disinformation. American propaganda, Soviet lies, and the winning of the cold war. – New York, 1995). Причём интересно, что всё это – анализ с американской стороны, а не с российской (советской), которая продолжает хранить молчание о том периоде.

Большие цели и креативные механизмы времён холодной войны порождали новые задачи и для других наук. Даже такая вроде бы нейтральная сфера, как коммуникация, делает рывок в развитии именно благодаря холодной войне (см. работу: Simpson C. Science and coercion. Communication research and psychological warfare 1945 – 1960.- New York – Oxford, 1994). Исследование британской военной академии акцентирует, например, что в современном мире ошибки восприятия могут пересиливать реальность. Фактором победы здесь признаётся изменение поведения (индивидуальное или групповое) до, во время и после конфликта.

В целом следует признать, что основной единицей дезинформации является то, что можно обозначить как интерпретационная ошибка. Для неё создаются специальные условия во всех трёх пространствах: физическом, информационном, виртуальном. Поэтому целью операций влияния является сознательное конструирование таких единиц двойного свойства (физически-когнитивные, информационно-когнитивные, виртуально-когнитивные), которые должны привести к ошибочным решениям/ действиям со стороны оппонента/ противника.

Происходит как бы разрыв реальности, когда под нужную интерпретацию «подводится» необходимый для этого физический объект. Танк создаётся из фанеры, ракетная установка – из резины, что в результате позволяет активировать нужную интерпретацию без её соответствия физической реальности. То есть определяющей и исходной является именно интерпретация. В голове у противника/ оппонента складывается неправильная картинка реальности, в рамках которой он начинает свои действия.

В заключение следует ввести очень важное замечание. Ведь порождение модели мира можно вести не только на основании введения ошибок, как это происходит в случае чисто военного применения этих технологий, но и за счёт введения правильной, хоть и альтернативной по отношению к имеющейся доминирующей модели информации. Сегодня накоплен большой опыт введения социальных изменений с помощью инструментария массовой культуры. Это и мыльные оперы по модели мексиканца Мигеля Сабидо, это и введение «квантов» нового поведения в США, это и разработка мыльных опер в целях борьбы со СПИДом для Африки.

Несомненно, в закрытом виде существуют разработки по имплантации и правильного политического поведения. Понятно, что вводить такое новое поведение в первую очередь могут «созданные» или «защищённые» игроки. Для Чили так готовились экономисты, для СССР – будущие борцы за перестройку. Россия, к примеру, вдруг стала «пересчитывать» своих журналистов, имеющих или двойное гражданство, или опыт долгой жизни на Западе, или и то и другое. И это становится предметом обсуждения в «Политическом журнале»: «Вообще стоит обратить внимание на интересный факт: самыми яркими медиазвёздами новой России стали иностранные граждане либо люди, прошедшие подготовку за рубежом. Кроме Маши [Слоним] и Савика [Шустера] вот вам ещё несколько имён просто навскидку: Владимир Познер, Елена Ханга, Наталья Дарьялова, Александр Гордон, Евгения Альбац, Владимир Соловьёв. Чему их там учили? Да уж, наверное, не русской литературе и практике советской партийной печати, как на факультете журналистики. Совсем другим знаниям и умениям. Каким?».

Операции влияния не могут и не должны строиться исключительно на искривлении информационного пространства, как это хочется военным. Использование явной лжи может принадлежать только военным приложениям этой теории. Основным должен стать иной аспект: возможные взаимоотношения альтернативной и доминирующей модели мира. Мы прошли, например, перестройку, когда альтернативная модель заменила доминирующую. Но одновременно более частотны ситуации, когда альтернативную модель загоняют на периферию.

Как операцию влияния можно интерпретировать, например, и хрущёвскую «оттепель», хотя она была не столь однозначной и потому была остановлена. В этот момент продолжал напряженно «трудиться» репрессивный аппарат, а Никита Хрущёв заявлял, что термин этот подбросил «жулик» Илья Эренбург. Вот его высказывание по этому поводу: «Сложилось понятие о какой-то “оттепели” – это ловко этот “жулик” подбросил, Эренбург. [...] Вот мне Микоян говорил: “Ты знаешь, какой Окуджава? Это сын старого большевика”. А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонистом. Так что, конечно, дерьмо». Понятно, что открытие информационных и виртуальных потоков со стороны Запада не могло состояться в таком контексте.

Операции влияния представляют собой балансировку между доминирующей и альтернативными моделями мира. Военные могут достигать временного доминирования нужного фрагмента модели мира, что требуется в какой-то период времени. Впоследствии всё равно может восстанавливаться старый вариант доминирования.

Операции влияния в любом случае (военном и мирном) подпадают под механизмы разрушения модели мира. Военные делают это на короткий срок и жёстко удерживают эту трансформацию до нужного им времени. В политике делается попытка полной смены картины мира, что делают революции или перестройка. В систематике продвижения здорового образа жизни, как и у военных, речь идёт о небольшом сегменте этой картины мира, имеющем отношение к здоровью. Но только у военных речь идёт о возможности применения дезинформации как эффективного средства. Всё это позволяет нам выстроить следующую таблицу вариантов:

На трансформацию какого-то отдельного сегмента направлены и такие коммуникативные технологии, как реклама и пиар. Они тоже пытаются запрограммировать поведение в очень узком сегменте жизнедеятельности человека.

Операции влияния призваны или удерживать нужную картину миру (какой-то её сегмент), или пытаются поменять эту картину мира. Это всегда будет болезненной ситуацией, поскольку картина мира относится к виртуальному пространству, которое обладает гораздо большей инерцией по отношению к изменениям, чем пространства информационное или физическое.